Память взметнулась птицей
и о бабке вспомнили Шуре
она была девчонкой сопливой,
когда отца и брата
война утопила
в первый же день
переклички
на безымянном судне.
Похоронка о том вещала
и её со всеми вещами
в казённый дом забрали.
Сирота опустила забрало.
Некогда плакать
живи и трудись.
Сквозь слякоть
живи и молись.
Так надо!
На пяти языках
самоучка,
горькое дворянское чадо.
А затем дорогой проклятой
от Киева до Тифлиса
вела её мировая кулиса,
а в худых мошнах чади*
сухое пайком лежало.
А с другой стороны дороги,
когда Победа сказала
домой возвращаться надо,
дед шагами большими
Малую Землю оставил.
Врагов на остовах вил
в темницу сознания
запер.
Шёл в лейтенантском звании
молча, упорно, зная,
не будет как прежде,
но мир будет нежным
и будет Мир!
Так до Тифлиса бурые
башмаки довели гурия.
И вот ключевая фаза
дед бабку увидел
в доме сиротском,
сироту флотскую.
Полюбил украинку
грузин с лесопилки,
поманил стАтью и украл
Знайте! Сердце её
и отдал своё.
Спасибо дед за двести,
за Малую большими шагами,
за мир, где мне солнце светит,
за норов упорный и маму.
Спасибо баба Шура,
что жила и смерть-дуру
послала к ядрёной стати.
Что молилась
на пяти по пути.
Для меня с лихвой хватит!
Чади* - сухая лепёшка из кукурузной муки грубого помола.