ночных прохожих за подол цепляла
и бормотала про качанье звезд,
и подлецов, и братьев вспоминала,
и всех прощала, всех прощала –
Post –
Post mortem – все вокруг перемещалось,
в глазах мерещилось, и, морща лоб,
она все тщилась тщетно, все пыталась
украсить смерть смертельной дозой слов.
Но смерть не шла –
ни яркою старухой
в клобуке синем, с лезвием-косой,
ни лесбиянкой дряхлой, сухорукой,
ни молодой японскою лисой,
ни обнаглевшей дерзкою воровкой,
ни злой училкой в кичке и джерси,
ни безъязыкой гордой полукровкой,
ни ангелком с дежурного такси.
Напрасно тщилась сдохнуть шарлатанка
в ночной траве арбатского холма –
рыдала все
отцовская шарманка,
и растекалась по щекам сурьма.
Шарманка та рыдала-дребезжала,
в ее висках дрожала, как копье
в стене, как в щечке персиковой жало,
как на допросе Божием гебье.
Так ночь прошла. Забрезжило финалом.
Так ночь прошла, и жизнь пройдет, как ночь.
Укрась, отец,
заслуженным фингалом
звезд с неба не хватающую дочь!