Он так долго вину за грехи отрицал,
Бесполезную личность стирая с лица
И завидуя тем, кто порхает над городом сонным.
Только минули годы, а может века,
Небо было подвластно слепым мотылькам,
А теперь подчиняется власти слепого Закона.
Но закон человеческий — тьма, а не свет,
Проповедовал Вечный Железный Совет,
Доказавший, что тело — слуга механизма, не боле.
И подобно Закону, машина слепа:
Заменившие сердце на поршни и пар,
На брусчатке тела Переделанных стонут от боли.
Ветер дым оружейный разносит окрест,
Непреклонен Штыря указующий перст.
Для кого-то последний рассвет, для кого-то рутина.
Здесь на каждую жертву найдётся палач.
Щёлкнут ножницы, дёрнет за ниточки Ткач,
Вышивая узоры судьбы на ковре паутины.
А судьба может всё: подарить и отнять.
Отнимая по голосу день ото дня,
Исторгают мундиры утробы темнеющих башен.
Если даже последнего слова лишён,
Прочитай полмолитвы за тех, кто ушёл.
Твой последний рассвет будет долог, уродлив и страшен.
В этом загнанном мире уродство в чести.
Вездесущий Закон никого не простит,
Оступившихся раз отдавая толпе на потребу.
На потерянных снах воздвигает чертог
Древний город распахнутых каменных ртов,
Протянувший кирпичные пальцы к тяжёлому небу.