Очень много воспоминаний начинаются со слов: «не могу точно сказать, сколько мне тогда было лет». Почему-то самые четкие воспоминания относятся к детству, причем это 6-11 лет. Позже детство уже немного другое.
А тогда очень многое относится к восприятию, но не к осознанию. Осознание происходит спустя десятилетия.
Light My Fire. Ничего особенно в ней нет. Одна из композиций. Голос выводит модуляции достаточно спокойно, лишь к финалу позволяет себе высокие рулады, и хочется послушать еще раз – уловить, когда в меру убыстренный темп сменяется танцевальным.
Все так просто. Никаких деланных интонаций, ничего слишком быстрого, слишком громкого. Слаженный оркестр и отлаженная мелодия. Голос лишь один. И совершенно невозможно оторваться.
Этот двойной дребезжащий звук, этот наив семидесятых в проигрыше, эта музыкальная фраза, которая длится, как лента, которую фокусник выбрасывает из цилиндра, тянет рукой и отбрасывает в сторону новые и новые петли, метр за метром, желтая, вдруг идет красная, переливы цвета, переливы гитарного соло, белая лента, эти петли уже набросаны вокруг фокусника в таком количестве, что закрывают самого его. И ни на полсекунды не замедляющийся ток музыки, как ток крови.
Это похоже на разворачивание сложенного особым образом кусочка папиросной цветной бумаги: из крошечного кубика выворачивается лист за листом, сложенные причудливым и непонятным образом, они трепещут на сгибах, отбрасывают тени по стенам и потолку, всё объемное и тонкое, всё вытягивается ещё дальше и тянется до удивления долго, и вот уже нет в руках кубика, а есть огромные загнутые во все стороны листья и ленты, да как это всё там только умещалось, в том, два на два сантиметре, трамбованном кубике?
И вот уже из глубин мелодии снова возник голос. Почти продекламировал нечто и прекратился. Исчез. Опять этот негромкий гитарный мотив. Нехарактерно мягкий звук ударных. У каждого инструмента своя партия, мотивы плетутся и заплетаются один вслед другому, передают друг другу мелодию. Некогда остановиться и на миг.
Да ведь это жизнь. Это жизнь течет в воздухе, отражается нашими барабанными перепонками. Это символ того, что не назовешь иначе, как жизнью. А вот и голос, без предварительных этих тактов, как у слишком многих песен, не ставших дыханием жизни. Черт из табакерки. Все внезапно, все логично, все неотвратимо, неостановимо, как жизнь. Голос не ускоряется более той скорости, с которой течет кровь и время. Даже досадно, но подгонять уже спетую и записанную музыку невозможно. Мы не перейдем моста, пока не подойдем к нему.
Змея танцует на хвосте, танцует и не думает о том, что завороженные ею кролики все ближе к ней. На микрон, на полмикрона. Ток времени. Змея вдруг скромно опадает к земле: музыка приглушается.
И теперь голос берет реванш: теперь он жалуется и веселится, он форсирует звук лишь немного, это тоже и есть жизнь, это то, ради чего было всё предыдущее. Голос негромко плачет, торжествует и смеется, голос танцует на пламени звезд и снижается до холодных глубин космоса. Но темп, но темп не стал быстрее, чем был. Какая-то крошечная доля убыстрения темпа, это так непривычно, ты ждешь либо привычной скорости, либо замедления. А он не делает ни того, ни того. Это ребро монеты, это острие иглы. Это момент выбора, это миг перехода количества в качество, это таинственное время роста. Для кого-то – кристаллизация, для кого-то – растворение. После того, как голос отзвучит, мы уже не будем прежними.
И всё останавливается.
Такими-то колыбельными меня растили. Что уж тут и говорить.
Все это было, когда я в очередной раз проходила круги ада пневмонии.
Сезон простуд. Вечер, свет неяркой люстры под потолком. Теплый свет самого первого дома. Я обложена с обеих сторон компрессами с кафмарой, банками или горчичниками. Детские мои легкие в огне. Сперва это огонь воспаления. Его можно погасить лишь теплом. И легкое, вовсе не жгущее тепло сперва согревает, затем успокаивает, затем умеряет болезнь. День - банки, день - горчичники. Все эти запахи – горчицы, распаренной в кипятке, камфары в спирте, запах горелой лучинки тенью тени витают вокруг картинок музыкальной памяти.
А песня-то могла быть и вовсе другая. Не Light My Fire. И даже наверняка не она. Было что-то похожее. Light My Fire я услышала лишь в прошлом 13 году. Дикарка. Шла к истокам через тонны подражаний, а более через подражания подражаниям. Как через анфиладу. И пришла к собственному детству.
Light My Fire – квинтэссенция времени. Концентрат той культуры. А концентрата много поглощать нельзя – плохо станет. Но следом идет всё, что было в том, втором по счёту альбоме. Точно так же, как и в «Граффити», эти части могут слушаться порознь, но вообще - это части целого, так же, как части классического музыкального произведения. Как листья и цветы на одном дереве. Они цветут, растут и колышутся в едином дыхании. Легкий звон треугольничков, странно нерезкий звон ударных, спокойный, но полный легкого огня юный голос, на заднем плане низкий и высокий голоса гитары. Но кощунственно раскладывать музыку на составляющие, прекращать течение этой музыкальной магии. Когда она звучит, надо только не сопротивляться ей. И ты слушаешь всё.
Back Door Man – после высшего пилотажа предыдущей композиции можно и подурачиться.
I Looked At You – этот же самый дублирующий сам себя, двойной, пронозливый звук - голос семидесятых. Мы к вам приехали на час!
End Of The Night – аналог Граффитиевского чего-то, то ли Ten years gone, но некогда вспоминать, и вообще под эту музыку надо нежно обниматься в опустевшем полутемном зале, танцуя с кем-то, кто тебе совершенно недоступен - с кем-то, кому недоступна я.
Take It As It Comes – бежать куда-то, бежать с ним, с тем самым недоступным, перепрыгивая через барьеры, отстреливаясь от преследования, легко и бездумно улетать с тем единственным, навсегда, от них от всех.
Ну и то, чем всё это всегда заканчивается.
А как же первые пять песен? А – они как первые пять лет. Они были. Но до Light My Fire идет кумуляция. Light of My Five. Все другое - за скобками: и точный перевод названия, и игра слов - "игра огня", и то, о чем слова. В детстве были непонятны и они, и английскй язык.
Тени прошлого. Тени детства. Тени параллельной юности. Они реальнее реальности. Протяни руку, и дотронешься. Только музыка – больше ничего. Легкий мой огонь. Свет огня моего.
21.11.2014