И догорело многое - при нас,
При нашем слепотворстве и молчаньи.
Не вычислит закровенелый глаз
Виновных в мятежах и обнищаньи.
Мы вещь в себе, мы сами для себя
И суд толпы, и палачи, и плахи.
Мы всех израним, совестью скребя,
От высшей каланчи до малой птахи.
Но прутья клетки крепче тех сердец,
Что, как набат, нам разрывают ребра,
И присноименуемый отец
Глядит нам вслед лукаво и недобро.
Ты прошлым жив, хотя грядущим мертв,
Народ с ветвями, но без серцевины,
И нет тылов, когда повсюду фронт,
И некому прикрыть глаза и спины.