Пьёт и на вид, как-будто молоко,
Но не оно, а впрочем, и не важно
А важно, что он пьян и ухает протяжно
И слышно этот “ух”- ох, братцы, далеко.
Всё пьёт, кряхтит, зажмурившись в рукав -
Рукав пальто, скорее даже шубы,
Что всё из дыр и цвет его не будет,
Как раньше радовать. Остатки расплескав -
Поднялся дед. И бросив на откосы
Окна свой взгляд, прикинув: ”Пять шагов…”
Дошёл с трудом, а там уж алый шов
Вдоль горизонта - тают солнца косы.
- Пора! – сказал старик и в белый ус
Свой дунул так, что двери нараспашку
И белый снег, как белая рубашка,
Укрыл порог. – Пора...Пора...Пройдусь!
И вот он здесь, где светят фонари,
Где ребятишки в снежных баррикадах,
На санках с горки и на снежных бабах.
А наш старик...Ну, что здесь говорить?
Под градусом старик. Из сумки огурцов
Набил в рот и хрустит под сапогами,
А после волком - в нос, лицо зубами
Цеплялся, - потешая храбрецов.
А что им? Не боятся старика!
Гоняют с горки вниз, распарив тело.
Те - сбросив варежки, прицелились и смело
Морозу снежками. Да прямо по глазам.
И отступив, старик, собрав, что было
Ломая ветви и кусая гололёд,
Чуть протрезвев, и осознав – не мёд
Побрёл к себе. Туда, где всё застыло...