И всё-таки, я всё ещё живу: Когда – в капкане, чаще – на плаву, Когда – в себе, когда-то – в нём одном. Сижу на кухне в красном кимоно, Читаю, убаюкиваю день, В котором до черта никчёмных дел, В котором город тихо озверел И замер – головой на тёплый рельс. Я – рядом. Мне охота посмотреть, Как нас проглотит чопорная смерть, И выплюнет обратно, ведь пока Нет слаще и позорнее плевка. А счастье в чём? Проснуться и дойти До белого каления в горсти, До третьих петухов – куда-нибудь, Где я его по-детски обниму. Его. Он знает многое, он – шанс, Билет на запоздалый дилижанс. Скупой на чувства, жадный до всего, Что дышит и цветёт, но – не его. Любила шалопутные глаза – Гюрза, она и в Африке – гюрза. Смеялась каждой шутке, а потом Он стал мне троекратно незнаком. Чудно и непривычно – ставить крест. В сундук – парчи серебряной отрез, Венчание – не повод для любви: Карт-бланш на небеса с пометкой «VIP». Прощание оставим на ура – К чему нам эта страшная игра? Забудем, да и всё. И всё, и вся. Взамен совсем немногое прося: Спокойствие, свободу, чистый лист, Мелодию, в которой чертит Лист По воздуху волшебный арабеск, Ребро, в котором жив зачем-то бес. Захочешь – оставайся до утра: Займёмся умножением утрат. А после будет белый самолёт. И город мой тебя, шутя, сольёт. Я выпью чаю с мёдом, закурю, Любуясь на белёсую зарю. Все наконец-то на своих местах: Сверчки на иглах, в поиске шеста.