Опять Россия, снова Лета
и возвращается со справкой
с того - безвыходного - света,
пьёт за троих и спит под лавкой.
И добирается до дому,
как и не снилось Одиссею,
певцу слепому незнакомый,
зато приписанный к Рассеи,
зато написанный Россией,
её саврасовскою краской,
её весельем и бессильем,
её грачиною опаской.
И остаётся послевкусьем
на нёбе неба Эмпирея
его «о Господи Исусе,
как постарела Лорелея».
Он возвращается и плачет
над кружкой ледяного пива
из-за того, что всё иначе
под хлябью русского разлива.
«Грачи и снег близки как ноты
провинциального напева.
Его весенние длинноты
ты помяни, речная дева».