Муха, в свою очередь, уставилась на него своим индифферентным немигающим взором. Антон Павлович какое-то время рассматривал непроницаемую тефаль мушиных глаз.
Они следили за ним.
«Штирлиц, вы под колпаком у Мюллера», – подкинула подлая память.
Сейчас я тебя… Сиччаззз, – Антон Павлович не находил слов. Он хотел кушать, и был злой.
Муха повертела головкой и задними лапками начала неприлично и томно оглаживать свой зад.
Антон Павлович свернул газетку и хищно осклабился.
- Сейчас я тебя… Хрясь!
- Как это «хрясь»? – заинтересовалась муха.
И тут Антон Павлович быстро ударил муху газеткой.
Муха завизжала и вцепилась Антону Павловичу в нос.
- А-А-А! – закричал Антон Павлович.
Тогда муха быстренько сунула ему свою ногу в рот.
Чтоб он не мог больше рот закрыть.
И он не смог.
Он с детства был приучен к тому, что на лапках мухи копошатся мириады омерзительных тварей – МИКРОБОВ, как в фильме ужасов.
Муха потрясла ногой.
Антон Павлович зарыдал.
Муха, не мигая, уставилась ему в глаза.
Антон Павлович зажмурился и, смахнув наконец-то муху, убежал в ванную мыть рот.
Муха полетала неторопливо, села на пирожное и вкусно пообедала.
Она с детства не была ни к чему приучена и делала что хотела.
И народ говорит, что наглость второе счастье.
И ум.