А потом ты отворачиваешься так легко и делаешь росчерк - рапирный прямой укол, ведешь непрерывную линию сверху вниз, и светится небо солнцем из под ресниц. И грифель скрипит, и улыбка молчит хитро, и я так бессильно двоюсь под твоим пером, и чую, как сердце бьется в глуби листа. Так волю на вкус снова пробует арестант, так можно, закрыв глаза, воскресить вчера, так жизнь восстает из двухмерности голограмм, прорвав плеву чисел - грубый сухой наждак. Тебе дана власть мануально меня рождать, давать имена моим копиям и мирам, в которых все можно вычеркнуть, постирать. И если когда нибудь горе придет к двери - сотри его начисто, так, как меня творил.