Рассвет-пёс оближет безучастно
Кровь из лужи, похмелившись всласть.
У майора чувства нет, нет власти
Если жизнь врага в бою не красть.
День-буддист наполнит горло рисом,
Жить с утра всегда не с той ноги.
Быть не быть - нет ни кокого смысла,
Если ты стреляешь не с руки.
Вечер-морг в настое фармалина
Не размочит каченелый жмых.
Запеклась кровавая лепнина
На плацу, где больше нет живых.
Ночь-могила - кто ей знает цену?
Как у глыбы голова в песок.
Чем печаль разбавить офицеру?
Только тем, что выклевать висок.
Э. ШЛЯПНИКОВ
КОНЕЦ СВЕТА
Сумерки - и на плацу лишь трупы,
И протез начштаба, как живой.
Полполка погибло, бляха, глупо
От удара бомбы роковой.
Нет, чтоб по укрытьям разбежаться,
Притаиться там, пересидеть.
Надо было на плацу собраться,
Чтоб от взрыва бомбы умереть!
Ни один сустав в башке дурацкой
Нашего батяни комполка
Не сообразил: пора скрываться
Всем, кто жив в полку ещё пока.
Утро наступило, и собаки
Стаями собрАлись на плацу.
И вели себя, как злые вурдалаки,
Приближая жизнь солдат к концу.
Лужи крови с наслажденьем облизали
И насытились, и вновь в леса ушли.
Тучи серые верхушки гор лобзали.
Пусто стало на краю земли.
Кто теперь оборонит границу,
Если некому стрелять (пусть не с руки)?
Кто не пустит ворога в столицу?
Пусть засели в ней продажные царьки,
Но они, пусть воры, но свои же!
Вурдалаки пусть, но мне их жаль.
Навострят в Майами свои лыжи
Иль вообще в космическую даль…
Полдень в части. Я один горюю,
При ударе бомбы уцелев.
Знамя в красном уголке целую,
От печали горькой обомлев.
На душе так гадостно и глухо,
Как не смог бы описать поэт.
Из штанов достал, приставил к уху
Свой надёжный в доску пистолет.
И курок нажал, но тут осечка!
Ну, не хочет пистолет палить!
И сказало вещее сердечко:
- Офицер, ты с этим будешь жить…