*
Хранилища последняя тюрьма,
Безмолвия холодное проклятье.
И в нем по грудь зарытая в тома
Лунатиков свихнувшаяся братия –
Что не могла пройти, не наследив,
Прикосновеньем мир не искорежив.
И день за днем их держат взаперти
Смирительной рубашкою обложек!
Чья тишина – вино и молоко,
Полынный сок и клеверные росы.
Пусть их таврят, как мраморных быков,
И подают, как шлюху, по запросу.
*
Plena voce
В полный голос – городу и миру,
Узником – на беглую луну.
Как любовниц, обнимают лиры
Мертвецы, идущие ко дну.
Ни черта не помня из латыни:
Manu mortua – право не отымет.
*
Так, истончаясь, лопается кожа
И два горба выламывают спину.
И страх иссяк, и разум уничтожен.
И только боль забилась в сердцевину.
Вот на нее нанизывают крылья –
И махаона принимает небо
В стерильные ладони,
Но бессильно
Услышать сердце ярости и гнева.
*
Их песни на взморье, их души в пустыне,
Их духи в степях и лесах.
Как скоро подлунное сердце остынет,
Навеки уснут голоса…
Охрипшие волки, как венские птицы,
Восходу решаются петь.
Под солнцем предательский голос садится
И катится скрежет и медь.
И что тем всей Австрии вальсы-чаконы,
Кто в стертую кожу одет –
Кто плыл Ахеронтом и шел Флегетоном,
Кто милостью божьей поэт.
*
В бесплодный век кургузых междометий
Заглавья говорить благоволят
На языке умолкнувших столетий.
И сердце – цель, и слово – камнепад.
И спят слепые демоны рассудка,
И птахи зачарованные спят.
Забыт язык. А солнечно и жутко.
И сердце – цель, и слово – камнепад.