Вырос в Одессе
В море брошены заката
Якоря.
Мы давно с тобою рядом –
Ты и я.
С головой укрывшись синим
Небом крыш,
Выдыхаю твое имя,
Ты услышь.
Второпях теснят друг друга
Времена,
Но спасаешь от недуга
Ты одна.
Пусть я больше не ребенок
Той поры,
Когда вместо всех продленок
Все дворы.
Подросли и повзрослели
Всем назло.
А когда собаку съели –
Пронесло.
Лбом своим сломали грабли
И чужим…
Мы тебя абсурдом вряд ли
Удивим.
Ну а ты, а ты все та же!
Все же, та!
Перед ликом смерти даже
Ты чиста.
Перед блеском капитала
Жадных глаз.
Ты ведь все это видала…
Много раз.
И не стала ты ни мягче,
Ни грубей.
Распугает детский мячик
Голубей.
По брусчатке прыгнет ловко,
Детством пьян,
Вдоль завешанной веревки
Под каштан.
Отрубили свет
В который раз нам отрубили свет,
Как низшему из всех земных сословий.
И чей-то голос сник на полуслове,
Зарывшись в пленки видеокассет.
В парадную выходим покурить,
Лишившись электрического тока.
Нам в этой темноте не так уж плохо –
Есть лишний повод что-то обсудить.
Поговорить с соседским пареньком,
Поразмышлять о нашем горсовете,
Мы точно бы не встретились при свете,
Чтоб вместе поболтать о том, о сем.
Так сладок дым, и так знаком уют.
Соседские язвительные шутки…
Другим на нашем месте станет жутко:
Мол, к ним придут, все вынесут, убьют…
Мы дети темноты, она наш дом.
У нас к нужде свои иммунитеты.
Нам хватит и одной лишь точки света
В туннеле, по которому идем.
Закат души
Небо, чайки, морская пена –
Бесконечного действа сцена.
Расплетается ткань вселенной,
На соленом ветру дрожа.
Там теряет опору слово
И уходит в пургу былого
Светлый символ всего живого –
Человеческая душа.
В безнадежности и в истоме
Она меркнет на небосклоне.
Тихо съежились в ее лоне
Одинокие города.
Мрачной жизни густые тени…
Эпизодов хитросплетенья…
Ржавой цепи кривые звенья –
Пролетающие года!
И до самой своей последней
(Беспощадной и беспросветной),
Сквозь просительные молебны
Пробивающейся зари,
Нетерпимы, глупы и немы
В нашей собственной пустоте мы.
Небо, чайки, морская пена,
Просто пена да пузыри…
.