Вновь выныриваю. В больнице.
Мне сегодня не стало легче.
Санитарок скорбные лица
Не похожи на лица женщин,
А скорее на маски трупов,
Кои делаются — посмертно.
Впрочем, лёжа в извивах трубок,
Не такое ещё заметно.
Вижу я и совсем другое -
Потолок, мой товарищ давний,
Он сейчас освещён луною
И немного кварцевой лампой.
В синем свете, всё в том же месте
Мой сокамерник так же бьётся,
Прочны липкие перекрестья -
Моль же глупо не поддаётся.
Силы моли не беспредельны.
Не могу помочь. Понимаю.
Маска что-то мне вводит в вену.
С этой мыслью и засыпаю.
Просыпаюсь. Застенки те же.
Декорации неизменны.
Свет сегодня так странно нежен -
Заливает розовым стены.
Это просто рассвет. Забыла
Я уже все его оттенки.
Я рассветы всегда любила,
Но сломали меня застенки.
( а у бабочек три коленки)
Где же друг мой? Ищу глазами...
Тишина у окна под липой.
Моль висит. Шевелит усами.
Поняла, что конкретно влипла.
Так прекрасен, чуть тронут солнцем
Пух на пепельно-серых крыльях,
Глазки грустные, брюшко в кольцах.
Как бессмысленна её гибель!
Я внушаю себе: «Мне лучше...
Мне всего лишь пройти три шага,
Исключить этот глупый случай,
А потом я обратно лягу...».
Как легко отодрались трубки!
От свободы своей балдею.
Шаг.
Ещё один.
Встать на стул и
Потом ещё на батарею...
Боль меня располосовала,
Раскалённым штырём проткнула,
Но последнее, что я знала -
Как с руки она упорхнула...
Через кольца зелёной жижи
На поверхность опять всплываю.
Открываю глаза — не вижу.
Где ты, бабочка? Ты живая?..