– Правда, пап? – спросила она.
– Конечно. Так же и с людьми. Ты что, плачешь?
– Я счастлива, – сказала Моника, вытирая случайные слезы и улыбнулась. – Но в то же время мне так грустно, будто бы я потеряла самое дорогое в своей жизни.
Юная особа, чей возраст только-только приближался к четырнадцати годам, сидела на подоконнике. Она весело болтала ногами, но после своих слов поставила ноги на подоконник и обняла колени. Ноги её, босые и по-мальчишески покрытые синяками, были испачканы в краске. Зеленый, голубой, красный и белый пятнали ее лодыжки и ступни. Рядом, на подоконнике, валялись смятые листки бумаги, в стаканчике с водой стояли пушистые кисточки.
– Ты счастлива, Моника? – спросил высокий статный мужчина, еще совсем не старый, ведь его виски только-только посеребрила седина, словно бы и он тоже рисовал, а потом, забывшись, поправил волосы рукой, испачканной в белой краске. – Что это у тебя с лицом? – всплеснул руками отец, и нежным движением отер краску с лица Моники. Тут он, как бы очнувшись от своего полузабытья, воскликнул: – Да у тебя же все ноги в краске! Мо, ну как ты так неаккуратно? Как? Как можно так рисовать?
– Ну паа-апа! – возмутилась Моника. – Я же уже не маленькая! Ну чего ты?
Отец вздохнул.
– Ты совсем не серьезная. Я в твои годы уже знал, что стану инженером-конструктором. А что делаешь ты?
– Папа! – насупилась Моника. – Я хотела рассказать тебе одну историю, но теперь я вижу, что не буду этого делать.
Отец вскинул руки, как бы сдаваясь.
– Ладно, дорогая моя, прости. Расскажи мне. Поделись со мной.
– Так-то давно бы, – сказала Моника. Она широко развела руки, словно бы стремясь обнять горизонт, и немного растерянно засмеялась.
– Ах, папа, ты бы знал, что я видела! Это нечто совершенно невероятное! Это так прекрасно, у меня слов нет, чтобы описать это чудо!
Отец улыбнулся ей. Один уголок рта оказался немного выше другого, это была их фамильная улыбка. Рассеянно покрутив в руках очки, он посмотрел в окно. По всей видимости, что-то привлекло его внимание, потому что он раскрыл одну из створок и высунулся наружу. По улице шел его знакомый, которому он помахал рукой.
–Здравствуйте, как поживаете?
Затем его внимание вновь вернулось к дочери, и он рассеянно произнёс:
– Извини, я отвлекся, там был твой репетитор по физике, он обещал заглянуть на следующей неделе… Но ты всё же расскажи мне, солнышко. Я уверен, что смогу представить то, что ты мне поведаешь.
Моника внимательно посмотрела на отца, встала на подоконнике, вытянувшись во всю длину, и начала свой рассказ:
– Ночью была сильная буря. Волны выбрасывались на берег, будто бы желая покончить с собой. Плакала потерявшаяся собака. И я увидела вот такой огненный шар. (она показала его руками) Он светил в наши окна прямо посреди ночи. И тут я увидела это. Пламенный росчерк пробороздил небеса, и прямо в зеркальные глубины океана упала звезда. Несколько томительных мгновений она освещала всё вокруг, но внезапно свет её померк, а потом из воды вышел ослепительно сияющий юноша…
Отец Моники вошел в состояние транса. Его очки сползли на кончик носа, но он не замечал этого, глядя в пустоту перед собой.
– Даа… Я словно бы вижу это… Он шел, и ноги его не касались воды, он будто бы летел, а за спиной его стелился след, прямо как хвост у кометы. Его длинные волосы серебрились, а тело распространяло немыслимый жар. Ты смотрела из окна, как юноша медленно бредёт по воздуху, над водой… Но вот он вышел на берег, и его лазоревые глаза затуманились от сильной боли. Всё его тело покрывали бесчисленные раны, из которых струилась огненно-белая кровь. Он шел по прибрежным камням и острому ракушечнику, раня свои тонкие изящные ноги. И там, куда он ступал, распускались невиданные цветы, сиявшие, как звездная россыпь. Ты видела, как он прошел вдоль улицы, и парочка, решившая было расстаться, вновь почувствовала огонь былой страсти. Собака, потерявшая своего хозяина, чудесным образом нашла его. А пожилая женщина, решившая свести счеты с жизнью именно в эту ночь, внезапно передумала, и, что-то для себя поняв, вернулась домой…
– Папа, ты не поверишь, мне казалось, что сама вечность опустилась на моё сердце. На душе стало так легко и светло, папа, я думала, что умираю, ведь я не чувствовала своего тела. А юноша все шёл, и дикие звери ластились к нему, облизывая его длинные тонкие пальцы. Он распространял покой и умиротворение вокруг себя…
– И что же было дальше? – спросил отец, не веря и улыбаясь своим мыслям. Он медленно прошелся по комнате, погладил по голове дочку, и сел в потертое кресло, устало прикрыв глаза. – Куда же он шел?
Моника внезапно помрачнела. Она вертела в руках какую-то вещь. Это был прозрачный кулончик. В его глубине сияли крошечные огоньки.
– Он шел… ко мне. Каждый шаг давался ему с невероятным трудом, было видно, что ему очень больно. И любое явленное им чудо отнимало у него силы, поэтому он начал светиться как будто бы вспышками: то разгорался так, что на него невозможно было смотреть, то почти погасал, и накал его тела снижался до угольной черноты. За его спиной распахнулись два огромных белых крыла… Он приближался ко мне, и я поняла, что он смотрит мне прямо в глаза. Мне стало так томительно-грустно, ведь в них была какая-то неземная трагедия. Он дошел до окна, причем последний шаг дался ему с большим трудом, приложил руку к стеклу, и так пронзительно посмотрел на меня. Взгляд его проникал в душу… Но вдруг глаза его широко распахнулись, и он вспыхнул, как сверхновая звезда…Я крепко-крепко зажмурилась – а когда очнулась – от него осталась лишь горстка сизого пепла… и еще вот эта прозрачная капля, в которой мерцают огоньки…
Отец, будто проснувшись от глубокого сна, потрясенно посмотрел на дочь.
– Моника… Твои ресницы… Они же обгорели! – он ласково взял руками ее лицо и бережно подул на него. – Что же случилось?! Как же так?! Не может быть! А что это у тебя в руках?
Он взял то, что держала его дочь. Нахмурился, бережно вложил в руки дочери кулончик, закрыл её ладони.
– Что это? – спросил он потрясенно.
Моника отвернулась от отца, и поэтому голос её звучал глухо.
– Пап, я думаю, это было его огненное сердце.
И одинокая слеза скатилась по её щеке.