О сущности педагогического процесса принято говорить глубокими, красивыми, значимыми словами. Самые красивые и значимые слова, безусловно, об ученике. Педагогическая традиция возводит ученика на пьедестал. Именно ученик повсеместно и всестатейно признаваем субъектом педагогического таинства. Способности, присущие ученику, его развиваемые навыки, его задатки, особенности характера, его познавательная активность, его интересы, физиология, уровень интеллекта, работоспособность… Учитель - для ученика, вся система педагогических знаний – для ученика. Теория и практика образования призваны ответить на один, собственно, вопрос: что же нужно сделать педагогу такого, чтобы ученик сподобился его услышать? Зачастую ленивый, разбалованный, невоспитанный, аморфный, невысокого ума, но при этом агрессивно-амбициозный ученик возлежит за партой в ожидании цирковых действ, феерий и мистерий. Такие цирковые действа в широком ассортименте готовы предложить современная педагогическая мысль в целом и совершенно беззащитный, порою заискивающий перед учеником современный учитель в частности. Как изменилась атмосфера родительских собраний! Прежде родители ожидали от школьных учителей компетентных советов, наставлений, требований. Приходили за информацией о ребенке, о его успехах и поведении. Выслушивали замечания, пожелания. Старались понять, помочь, исправить, соответствовать… Нынче родители приходят требовать, наставлять, предъявлять претензии к работе педагога, к качеству образования, спорить и «строить». Действительно, качество стало хромать. Что, собственно, закономерно. О каком качестве обучения может идти речь при подобном построении парадигмы отношений в триаде учитель-ученик-родитель? Какая же червоточинка сгубила плодоносное раскидистое дерево отечественного образования? Педагогический процесс по сути - это передача жизненного опыта, накопленного человечеством, от одного поколения к другому. От более опытного к менее опытному. От передатчика к приемнику. Передатчик должен обеспечивать интенсивный, мощный, стабильный, поток систематизированных данных в доступном общепринятом коде. Приемник должен быть включен – готов к приему потока и настроен на соответствующую частоту. Передатчик на уроке один. Приемников много. Если развивать метафору, то современная педагогика старается максимально дотошно изучить, описать, детализировать процессы эквалайзинга и тюнинговки, донастройки, перенастройки потока передаваемых знаний на частоты принимающих устройств. Безусловно, такая перенастройка не может не сказаться на интенсивности потока, на его качестве. С ног на голову. В некоторых образовательных традициях не забыто еще понятие избранности. Мастер только тогда приступает к обучению неофита, когда становится уверен, что последний не только искренне желает обогатить свою жизнь новыми знаниями, но и доказал уже познавательное рвение, пройдя предварительный отбор, зачастую суровый и безжалостный. Мастер не обязан учить всех и каждого. Зачем? И уж совершенно неразумно «вдалбливать» знания неохочему и нерадивому. Это непросто неразумно, это, я бы даже сказал, негуманно. Если попытаться избежать подмены понятий, вернуть-перевернуть отношения «учитель-ученик» с головы на ноги, мы заметим, как вектор мотивации изменит направление на сто восемьдесят градусов. Возлюбить ближнего своего – красивая, элегантная формула социальных отношений. Она справедлива, ёмка, самодостаточна. Но, будучи перенесена из области абстрактного умоваяния в конкретную контекстуально-ситуативную область, она теряет порой не только изысканную элегантность, но и здравый смысл. Тяжело возлюбить хама, агрессора, лжеца. Или не стоит тогда включать их в личное окружение, в категорию «ближний, которого нужно возлюбить». Почему же учитель должен быть лишен такой избирательной возможности? Безусловно, смешен, несуразен, невозможен учитель, не любящий своих учеников. В равной мере смешны и невозможны ученики, не уважающие своего учителя. Весь взрослый мир, все былые поколения, все хранители накопленного человечеством опыта оказались в некоем неоплатном, маловнятном долгу перед подрастающим поколением. И навязываемый долг этот не впрок идет новому поколению, формируя уже не в частном, а в общем эгоистов и себялюбцев. Еще немного, и учитель будет входить на урок с устойчивым комплексом вины перед своими учениками. Как же без вины? Ведь наши ученики именно такие, какими мы, учителя, их создали, то есть обучили и воспитали. Каждый хороший учитель исполнен этой благородной ответственности за подрастающее поколение. Но разве одни лишь терпеливые учительские плечи должны быть подставлены под груз этой великой ответственности? Не слишком ли тяжела ноша? На того ли возложена? Как неуклюже-неказисто искать сугубо учительскую вину в том, что наши дети все более индифферентны к процессу обучения, все более агрессивны по отношению друг к другу, учителям, родителям. Какая наивная позиция в эпоху глобальной социальной инженерии при активном содействии информатизации. Разве школьный учитель всеми силами отбивает в своих учениках тягу к знаниям, охоту к чтению, расположенность к доброте и отзывчивости? Разве школьный учитель посылает оболваненных подростков на баррикады, под пули, на смерть неважно чего ради: эфемерных свобод, религиозных идеалов, экономических выгод? Секты, группировки, бандформирования, политические фракции, - все это дело рук школьных учителей? Писатели-фантасты порой способны предвидеть будущее. Только почему-то все больше начинаешь верить антиутопиям. Светлый же мир будущего, описанный Стругацкими, где восемьдесят процентов Мирового Совета занимают врачи и учителя, с каждым годом становится все более фантастичным. Как-то обреченно и сиротливо выстроилось значительно поредевшее в последнее время учительское воинство напротив легиона бронированных машин, оснащенных эффективными новейшими гаджетами деструктивных социальных технологий. Предпоследняя линия защиты от наступающей энтропии. Последним бастионом будет семья, но уже активно ведутся боевые действия и в тылу – все чаще семейная атмосфера уже пропитана, отравлена грядущим разложением. Все меньше читающих родителей подают пример своим детям. С книгой против Интернета, как с шашкой на танк. Обязательность и доступность – эти элементы прочно приклеены к слащавой маске современной образовательной системы. Маске, тщательно слепленной из папье-маше социальных штампов гуманизма, просветительства, подвижничества. Зловещая чумная маска, прикрывающая благородными идеалами всеобщего просвещения истинные процессы, которые бурлят в современном обществе. Обеспечить равные условия для получения образования – справедливый и достойный постулат. Но равное – не всегда означает лучшее. Перед каждым школьником сегодня множество дверей. Все они открыты. За каждой дверью – восходящие ступени к новым знаниям, к новым свершениям. Храм знаний веками возводили самоотверженные энтузиасты, таланты, мастера, гении-одиночки, преданные своему делу труженики. В храм этот нельзя вламываться толпой, неуклюже размахивая руками, в грязной обуви и с нечистыми помыслами. Так же глупо равнодушно бродить по залам, нетактично разговаривая о своем, хохоча и бранясь там, где нужно трепетно внимать. Неоднократно приходилось быть экспертом, судьей, иногда председателем судейской коллегии при проведении конкурсов «Учитель года». Одно из заданий всегда вызывало у меня смешанные чувства. Конкурсант должен был успокоить, настроить на рабочий лад, мотивировать учеников, роль которых выполняли другие конкурсанты. Толпа гудит, шумит, перетекает, бродит. С мест на сцену летят скомканные бумажки, самолетики, даже огрызки (для реалистичности). «Учитель» на сцене должен максимально корректно, «профессионально» увлечь разбушевавшихся «учеников» уроком. Ну, не уроком, так хотя бы чем-то единящим, организующим. В ход идут частушки, песни, игры, танцы, хороводы и прочая чехарда. Весело? Да как-то не очень. Тоска… Педагог – не массовик-затейник, не тамада на корпоративной вечеринке. Учитель – это гид, который возьмет за руку и проведет увлеченного, ждущего новых открытий, восхищенно внимающего гостя-ученика по светлым залам храма. Такая экскурсия может стать началом яркого, плодотворного пути длиною в жизнь. Стоит только захотеть. Если же нет желания, если спетые на ночь матерью колыбельные и рассказанные отцом сказки не пробудили в ребенке могучее стремление к самосовершенствованию, зачем тогда топтаться перед экспонатами, загораживая дорогу другим и отвлекая экскурсовода, который живет своим призванием и год от года ждет «своего» посетителя – с горящим взором, с открытым сердцем? Таким ли обязательным и доступным должно быть современное образование? Не является ли эта навязываемая «обязательность» порождением могучей деструктивной системы, чьи авторы преследуют отнюдь не благие цели? Стоит ли насильно усаживать за парту тех, кто совершенно не горит желанием идти дорогой познания? Гуманно ли?