Ты хлебнула кромешного ада,
Нестерпимых, чудовищных мук.
Мама, мама – ребёнок блокады,
Ну, а я, получается, – внук.
И стыжусь я порою до дрожи,
Будто пойманный на воровстве,
Что на свете, где дядя не пожил,
Я живу в этом тяжком родстве.
Если мы покорили бы время,
Что-то в прошлом смогли поменять,
Я взмолился бы фибрами всеми,
Я учёных бы стал умолять.
Я сказал бы им: «Милые, надо
Изменить всё с какого-то дня,
Чтобы не было этой блокады,
Даже если не будет меня».
22.02.14 г. СПб