В АТП не так часто, как хотелось бы, поступают приятные заказы.
Работа Макса Неволошина – это из той самой оперы…
Приятный заказ – не значит легкий. Наоборот.
Автор работает профессионально – то есть, на языке, композиции, сюжете можно практически не останавливаться; не стоит тратить силы на перепроверку исторических фактов (разве что для самообразования); антураж достоверен; идея интересна…
Негде тут особо раззудеться критическому плечу!
Представленная работа ко всему – продолжение авторского цикла про классику и классиков. «Вечность – дело скучное», – считает автор и ворошит, тревожит небожителей, предлагает свои трактовки спорных или вовсе неясных моментов.
А в сакральном ковыряться страшно )))
Но мы с автором смельчаки!
Вот здесь можно ознакомиться с первой работой цикла, а также моим отзывом на нее –
http://grafomanam.net/works/339503
Все хорошие слова оттуда я с чистой совестью переадресовываю рассматриваемой работе.
И теперь, не отвлекаясь на дифирамбы (ну, почти))), перейдем к делу.
Сдается мне, что поводом к написанию очередного апокрифа автору послужила мысль разобраться: поэма «Двенадцать» – это панегирик, апофеоз большевизма, или все же сатира на большевизм? Как спрашивал еще Корней Чуковский – анафема или осанна?
Вопрос, что и говорить, неизбывный…
Я могу сказать, что это – апокрифическое Евангелие.
Тот же Чуковский сформулировал – частушка на органе…
Споры бесконечны, и бог/черт, наверное, с ними…
Но это был только повод. Я обнаружил в работе Неволошина нечто более важное.
Это – предостережение всем, берущимся за перо.
Ибо, как сказал другой поэт –
Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей…
Вот смотрите.
С начала идут подробности ресторана – с меню, Шаляпиным…
С первого прочтения сие показалось избыточным.
Но потом…
Это же не только место действия, но и иная, потусторонняя жизнь на фоне того, что за окнами. И, одновременно, метафора творчества: твой быт, семья, благосостояние, здоровье – всё плохо, но вот ты открыл двери в собственный внутренний мир…
Увы, как справедливо сказано – жить в обществе и быть свободным от оного нельзя – уха под расстегайчики с раковыми шейками отсутствует, остается водочка с закусочкой…
Вот абзац про Северянина – о рационах Музы…
И половой с кудрями и девическим лицом модного стихотворца из крестьян…
И средних графинов здесь не держат: или – или…
И заказчик закусывает бужениной с хреном, а исполнитель – соленым огурцом…
В общем – ша! возьми полтоном ниже…
Очень хорошо.
Кстати, пытаясь мелочно придраться, думаешь про первую жену наркома.
В какую строку это лыко-то, морщишься поначалу…
И – оправдываешь автора: это не только гвоздик, приколачивающий к реальности, но и черточка, штрих к его, тк скть, моральному облику…
Таким образом, эта работа – как любое настоящее произведение искусства – затеянная по одному поводу, внезапно начинает говорить о другом, шире и важнее.
Но, думаю, все вышесказанное или почти все автор знает и без меня.
Пора попытаться быть ему как-нибудь полезным…
Некоторые моменты мне не понравились.
с лицом усталой таксы
Метафора, во-первых, вычурная, режущая слух. А во-вторых и главных, неочевидная, требующая серьезных мыслительных усилий.
(И, кстати, усилия эти лично у меня ни к чему не привели – я не смог себе этого представить. Т.е. в моем представлении морда таксы – это всегда выражение тоски или, во всяком случае, жалобность. Как к этому прибавить еще и усталость?)
С хрустом потягивающийся ребенок.
Рановато ему еще хрустеть, не находите? Сие ж от солей-ревматизмов-остеохондрозов бывает, да образа жизни малоподвижного…
сквозь звяканье вилок, томную музыку, папиросный дым наркома провели в кабинет
Посредине предложения возникает устойчивое словосочетание «папиросный дым наркома».
Я думаю, нет никаких проблем уйти от этого, слегка перестроив предложение.
Гипертония через 40 лет.
Блок прожил всего сорок…
И есть у меня вопрос.
Мне непонятно имя героя.
Алексей Алексеич?
Почему?
Вот дед же – Андрей, как и положено…
Не могу не отметить напоследок прекрасную фразу –
просыпаешься невесомым ребенком, не удивляясь тому, что живой
Великолепно.
Ну, вот, окинув свой труд, делаю вывод: я мало что смог сказать внятного по этой работе.
Потому что автор все сказал предельно внятно.
Для гения нет обыденных мерок.
Артур Петрушин