На шершавую шкуру шоссе
наезжает автобус колёсами.
Мы в автобусе хмурые все,
недоспавшие, хриплоголосые.
То бубнит монотонно мотор,
то взрывается окриком лающим –
будто двое ведут разговор,
сквозь дремоту мою проникающий.
Веки сомкнуты не до конца,
визави через щёлочку вижу я –
час спустя и не вспомню лица,
вспомню разве что шапочку рыжую,
и мои так же быстро черты
эта дама забудет заслуженно…
И внезапно откуда-то – ты
прямо здесь, в поле зрения суженном!
Ты вонзаешься, как стилет,
мне под ложечку, сбив дыхание –
в первый раз после стольких лет
затухающего ожидания.
Ты меня не узнал пока.
я прикрыла перчаткой вязаной
рот, как маской. Исподтишка
на тебя смотрю безнаказанно.
Ты всё тот же. Косая прядь,
толстый свитер, любимый, бежевый…
Стоп! Очнулась. Пора понять:
раз уж свитер, то, значит, брежу я!
Он никак уцелеть не мог,
этот свитер, до ниток сношенный!
Да и сам ты, на долгий срок
в моей памяти замороженный, –
должен был измениться! Весь
и частями. Лицом и талией.
И вообще ты давно не здесь,
а в Канаде или Австралии,
на другой стороне Земли,
«Дейли ньюс» по утрам читающий,
хлеб и водку не за рубли,
а за доллары покупающий.
Твой двойник на тебя похож
даже больше, чем ты, наверное.
Бред, мираж – но не фальшь, не ложь.
Рыжей шапочки достовернее
то, что вижу я сквозь прищур,
сквозь туман, сквозь ресниц дрожание.
Я за свитер тебя тащу,
не спросив твоего желания,
И из памяти, из пруда,
потревожив поверхность вязкую,
к нам в автобус тебя сюда,
воплотившегося, вытаскиваю.
Как в янтарь, заключив в слезу,
плёнкой радужной окружённого,
я с собою тебя везу,
невиновного, непрощённого.
И, с размаху меня обняв,
проникает в меня та самая,
что, схватившись за твой рукав,
тоже вынырнула, упрямая!
И похоже, что мне важней
нам не выпавшего свидания,
ты прости, стала встреча с ней,
единение и срастание.
Ну, а ты … ты сам по себе.
Но хочу, справедливости ради,
примерещиться вдруг тебе
там, в Австралии или Канаде!