И день, и ночь мелькают чередою,
и все знакомо: кузня да лабаз,
осинник с беспредметною тоскою
который год ведет здесь свой рассказ.
И рев, и плач "ласкают" слух прохожих
в том доме, что - не беден, не богат,
для тех, чей день уже давно был прожит
и кто бредет в потемках наугад.
И робкий шепот пожелтевших листьев,
осин усталых шепот под окном,
рождающий поток неуловимых мыслей
о чем-то бренном, зыбком и былом.
И тишина, что в полумраке лунном
ковром ложится на гостинный двор,
она и безразмерна, и бездумна,
как будто богом посланный укор.
И все проходит, пролетит и этот
разброд осенний - стыло и темно,
но, освещенное подлунным светом,
горит в дому забытое окно.
И ветер, как в людском водовороте,
сдувая листья с горестных осин,
вдруг пронесется пулей на излете -
до новых весен. Или новых зим.