Мы уйдём в глухие леса, мы укроемся мхом и травой, чтоб не слышать голос надежды. Ты возьмёшь с собой толику сна, я возьму немного вина – так будет надёжней, нежнее. Пусть нагой, первозданный огонь наполнит глухие сердца через край, через тысячи лет после нас. Голубая вода отразит твою боль, моё слово и наши следы, ледяной тишиной с полуденной краской. Все цветы будут ждать твоей грусти, твоей простоты, как лавандово-синий туман ждёт холодных утренних песен. Орхидея рассвета развяжет замёрзшие руки, и беззвучного неба экран заискрится в гранях сапфира; и ладони, цвета морской пены, сомкнуться на полпути, когда тихо-тихо скользнут две тени дугою овражной, как дождь по сосновым сучьям, в пастельно-зёлёную дымку последнего откровения: всё, что случилось – наше, всё, что не сбудется – к лучшему.