Ажурный татуаж ветвей на коже зимнего альбома; хрустальный иней инкрустацией в глухой аркаде взгляда; рыдает скрипка; менестрель-декабрь, рефреном пьяной вьюги, под руку с обречённой Терпсихорой, бредёт от дома к дому, свой стекловидный гарнитур дорогой шелкотканой обернув – легато. Сквозь чёрно-белый регтайм кровель иллюминирует скупой розарий солнца, или луны виньетка тянет убогим светом, преломлённым шелухой обсыпавшихся фресок, и ветер в окнах тает, словно валькирий изваянья – флажолет. Всё заперто под ключ, скрипичный ключ, этюдники пылятся мелом снега, последний выдох, фуэте, и даже пантомима мёртвых скверов медитативной лирикой сойдёт под ночь на нет – пустая мизансцена, и абсолютный слух в полнометражный сон, туда, где септаккорд рассвета хранит погасший луч.