Какие песни может петь поэт,
чей сытый ум, избалованный лестью,
не в состояньи вырваться из сна.
Чье ремесло - уже не упоенье
свободной рифмой, а гончарный круг
где все стихи, как глиняные вазы
округлы, и как братья-близнецы
похожи изначально друг на друга.
Маляр и тот, не покидая круга
дозволенных оттенков и цветов,
сумеет жизнь в засохшую палитру
вложить, добавив собственную кровь.
В каких краях, в какие времена,
какой ценой оплатится поэту
та преданность, с которою сквозь боль,
он пропускает, мучаясь, себя.
Ведь как бы ни старались мудрецы
из меди лить монеты золотые
и лезть из подмастерий в мастера -
пока себя по строчкам наизнанку
не вывернешь, не выплеснешь до дна -
не сбудется. Так уксусу в вино
не превратиться, сколько б ни стоял он.
И если не тревожит по ночам
власть колдовства над музыкой и Музой,
и если сердцем властвует покой,
и пустота, и если жизнь обузой -
как ни трудись - стиха не написать.
2
Улица. Ночь. Дома.
Спящие люди. Их
судьбы - это тома,
писанных свыше книг.
Каждый читает и
держит свою пока,
вертит страницы-дни
невидимая рука.
Все интересно, но
несправедливость есть
в том, что не всем дано
равный объем прочесть.
В том, что и слог, и стиль,
и переплет у книг
разный. И, что утиль -
большая часть из них.
Ночь уравняет всех.
Ночью не видно глаз.
Нет ни теней ни тех,
кто окружает нас.
Некому лгать и льстить.
Все в одиночку. Лишь
души идут бродить
по черепицам крыш.
Улица. Ночь. Дома.
Спящие люди в них.
Им не сойти с ума
от содержанья книг.
3
Не торопись подсчитывать грехи.
Свои. Чужие. В нужную минуту
ты сам кому-то не подал руки,
и снова не подашь ее кому-то.
Потом опять. И вот, что сеял жнешь.
Все, что посеял. Плюс еще проценты.
Так и живем. Верней - так и живешь -
сам на себя же платишь алименты.
Опомниться - ни времени ни сил.
Ни времени ни сил, ведь Тот, кто свыше,
когда ты жизнь в любовницы просил
был милостив, и голос твой услышал.
Куда теперь? Кому теперь кричать?
В каких стихах свою больную душу
укладывать, укутывать, качать,
когда она тебя не хочет слушать.
А ты уже и в петлю и на крест
готов идти, и все начать сначала,
но крест твой на тебе и нет окрест
ни лодки, ни заветного причала.
Лишь ты - один - ненужный никому,
и дом твой - без дверей и без порога.
Не дай же Бог остаться одному
на пол-пути от матери до Бога.