На рубль мне следовало поесть. А еще – желательно – выпить пивца с друзьями. Бутылка пива стоила тогда 44 копейки. Иногда я выпивал две. В эти дни обедать приходилось пирожком «с кошатинкой» за 9 копеек. Удивительно вкусным – съедался мгновенно и голода не утолял. Сдача бутылок приносила еще два пирожка. Или один и сигареты «Прима» – самые дешевые, за 14 копеек. Отчего эти цифры так прочно застряли в моей памяти? Ведь я забыл намного более важные события и числа. Например, я хронически не помню дни рождения ближайших родственников. Не говоря уж о своем собственном.
А как же стипендия? – спросите вы. Какая стипендия? А, ну да. Дело в том, что в компании моих друзей – типичных лоботрясов – стипендию получал один, максимум двое из пятерых, с циклической ротацией. Обыкновенно со стипендии получающие вели неполучающих в кабак. Ну и себя, разумеется, тоже. Короче, стипендия прогуливалась в один вечер. Дома об этом знали, поэтому утренний рубль отстегивался автоматически.
В общаге – иное дело. Деньги из дома присылались целиком, раз в месяц. И люди тратили их как хотели: кто с размахом, кто с расчетом. Мой приятель Миша, о которм речь впереди, растягивал месячное пособие недели на две. А на последние копейки oтпрaвлял домой телеграмму: «кислородное голодание срочно тридцать атмосфер». И мама высылала ему дополнительную тридцатку. В общаге можно было частично или целиком проспать занятия. А также уйти и вернуться в любом состоянии и почти в любой час. И последнее, но не менее важнoe – там жили девушки. Много девушек – веселых, независимых и смелых. Короче, общага требовала срочного освоения. И мы ее освоили, конечно. Началось это так.
Скучаю как-то раз на лекции, рисую автопортрет на фоне пальм и моря с парусами. Приходит записка от Валеры. Он сидел не со мной, как обычно, а где-то в первых рядах, видимо опоздал. В записке три слова: «Предлагаю напиться. Немедленно!!!» И три восклицательных знака. Отвечать я не стал, какой смысл? В курилке сосчитали деньги, заняли у кого-то еще рубля три и пошли в магазин. Хватило ровно на две бутылки «Зубровки». А может, «Зверобоя». На третью «З» – закуску – денег не осталось. И сигареты кончились, как назло. Мы коротко обсудили ситуацию. Можно было выпить в ближайшем сквере из горла – дело нехитрое. Но без закуси, а главное, без курева – это ж весь кайф сломать.
– Поехали, – говорю, – в общагу. Может найдем братьев по разуму.
– Или сестер.
– Еще лучше.
Здание общежития напоминало перевернутую букву «П» – девятиэтажные корпуса, соединенные внизу широким коридором. Днем в этом коридоре работал буфет, а по субботам громыхала дискотека. Мы вошли в левое крыло и без проблем миновали вахту. Никто нас ни о чем не спросил. Похоже, новичкам везет не только в карты. В лифте наугад ткнули кнопку 8. Идем мимо комнат, прислушиваемся – не играет ли где музыка, не звякает ли посуда... Видим, на последней двери под цифрами 815 наклеена этикетка от «Агдама».
– Во! Наши люди. – обрадовался Валера. И постучал.
Открывает худо выспавшийся юноша в очках наискосок.
– Привет. Выпить хочешь? – спрашивает Валера. Он в нашей компании самый простой.
Человек молчал секунд пять. Потом говорит:
– Ну.
– Закусить есть?
– Хлеб.
– А покурить?
– Найдем.
– И чего мы ждем?
– Заходи...
– Я – Валера.
– Миша.
– Макс.
Мужская комната без излишеств. Три полузаправленныe койки. На стенах вырезки из журналов: красотки в бикини вперемешку с футболистами. На столе – грязные стаканы, исцарапанная ложками сковорода. Фрагмент черного хлеба, надорванная пачка «Примы». И здесь «Примa», – подумал я, будто всерьез ожидал увидеть «Столичные». Про «Приму» тогда ходил анекдот. Директор Чапаевской табачной фабрики звонит коллеге в Сызрань. Слушай, почему вашу «Приму» хоть изредка покупают, а нашу совсем не берут? Давай сверим ингредиенты. Мы кладем пятьдесят процентов сушеного дерьма, сорок процентов опилок и десять процентов табака. А-а-а, вон оно что. Значит, вы еще и табак кладете...
Выпили сначала за знакомство, потом за «дай Бог не последнюю». Потом за творчество и чудотворство. Именно так Миша, оказавшийся филологом, назвал наш спонтанный визит. К последнему разливу успел Мишин сосед.
– Ну, блин! Как всегда... – расстроился сосед. – Все мягкие и теплые, только я жесткий и холодный. Не, я требую продолжения банкета.
Он достал червонец.
– Тебе бежать, Мишаня. И консервов каких-нибудь возьми.
Миша взял деньги и отбыл. Через минуту сосед всполошился:
– Э! Он же тары не взял никакой. В чем он бухло мимо вахты понесет?
– Точно. – говорит Валера. Крикни ему в окно – сейчас бросим что-нибудь.
И тут эта пьяная свинья хватает мой новый...
Пардон – маленькое лирическое отступление. В те годы в моду вошли плоские кейсы с замочками, так называемые «дипломаты». Естественно, обладание дипломатом стало моей навязчивой идеей. Я был, в целом, неплохо упакован. Имел фирменный джинсовый костюм, румынские кроссовки и штаны «adidas». Для полного комплекта не хватало только дипломата. Магазины исключались – они тогда существовали без участия покупателей и товара. Знакомые спекулянты разводили руками. Даже мой школьный приятель Ваня – король фарцовки – оказался бессилен. И тогда я написал слезное письмо дяде в Луцк. Кто не знает – это на (или в?) Западной Украине. Вскоре на местной барахолке дядя приобрел новый дипломат югославского, кажется, производства и выслал мне в подарок. Дипломат был из мягкого кожезаменителя темно-вишневого цвета. По периметру – две тонкие металлические окантовочки. Внутри – обит ласковым бежевым шелком. Друзья беззвучно стонали от зависти...
И вот, этот пьяный дебил Валера хватает мой новый (полгода всего носил!) дипломат и бросает его в окно, с восьмого этажа. По звуку снизу я понял, что дипломата у меня больше нет.
– Ты что же делаешь, сука, а?! – едва выговорил я… и наотмашь вмазал другу в левый глаз. Но не попал. Валера, соображавший кое-что в единоборствах, ловко перехватил мою руку и больно завернул. В ответ он услышал такие слова, воспроизводить которые здесь ни к чему.
– Может, склеим как-нибудь... – примирительно вздохнул сосед.
Вернулся Миша. Дипломат он держал обеими руками, потому что открывался он с трех сторон.
Надо ли говорить, чем закончился тот день? Думаю, нет.
Скажу только, что с Валерой мы помирились через полчаса. Дипломат починить не удалось. Но это все не главное. Главное – что с этого дня общежитие стало для нас, как говорится, вторым домом. Если не первым. К великой печали наших родителей – ведь мобильники изобрели гораздо позже. Мы быстро перезнакомились с кем надо и не надо. Научились хитрым способам прохода через вахту. Узнали, какие окна не забивают на зиму. Случалось, падали с водосточных труб и карнизов. Не пропускали ни одной общежитской дискотеки. Пару раз нас там били. Меня, в частности, группа таджиков за некстати рассказанный анекдот. С их предводителем по имени Мирза я вскоре познакомился и даже приятельствовал. Мирза считал себя чем-то вроде барда, он знал два аккорда на гитаре и сочинял песни. Одна из них начиналась так: «Меня зовут Мирза. Со мной шутить нельзя...». Шутить с ним и правда было опасно. В общаге у меня случился первый в жизни серьезный роман, и, как минимум, четыре несерьезных. Потом, уже в другом общежитии, в Москве, я написал кандидатскую диссертацию и познакомился с будущей женой…
Пару лет назад, в качестве экзотического сувенира, меня одарили пачкой «Примы». Я долго нe открывал ее – пока однажды в доме не кончились сигареты. Первая же затяжка поставила все на места. Я нахожусь в странных отношениях с прошлым. Примерно в таких, как семейная пара, годами балансирующая на грани развода. Иногда мы испытываем приступы взаимной страсти. Тогда в мире нет ничего кроме нас. Чаще – скандалим и разбегаемся надолго. И делаем вид, что мы незнакомы. Убедить себя в последнем не так сложно, особенно, если у тебя нет ни архива, ни фотоальбома. Хорошо помогает теплое молоко с медом на ночь, в крайнем случае, маленькая волшебная таблеточка. И еще. Надо исключить из жизни случайности, вроде этих приплюснутых сигарет без фильтра. Одна-две затяжки – и ты уже там, в нелепой, полунищей юности. Пирожки «с кошатинкой», бездарные свидания, чернильный портвейн… пятьдесят процентов сушеного дерьма, сорок процентов опилок и десять процентов табака.