В лесу ещё весна нескоро, в лесу сегодня возвращение зимы. Оглянулась бледная хладокожая, сощурила надменной синью глаза стрелками, повела сахарно-снежным плечиком, да взмахнула широкой полою собольей шубки, возвращаясь - заметелило. Завьюжило тоскливым свистом среди еловых сухих лап, встряхнуло с них сонных и затаенно-весенних колючие хрусткие льдинки инея. Ошалелый гвалт мелких пичуг смолк, - страшно, когда Госпожа с хрустальной резной ледяной короной гневается, капризно кривит жестокие узкие бескровные губы. Почему вернулась, зачем ступила пару тяжёлых уверенных шагов назад, раздувая лепестки тонких ноздрей и переламывая дуги хмурых угольных бровей? Чтоб принять под узкую бесчувственную ладонь взъерошенную дыбом серую шерсть, исходящкю па́ром и звериным острым духом. Смотри, синеокая, я уже близко, ещё одна широкая дуга в узком коридоре кровавых мазков трепещущих от твоей вьюги флажков. Ещё одна шипящая прошитым снегом плюющая раскалённым очередь из винтокрылой машины над головой. Злые жалящие шлепки под самыми лапами вырывают фонтаны мёрзлых крошек земли со снегом. Я не могу за флажки, прости меня, я же зверь. Финальный меткий поцелуй остроносой пули от холки через грудину вбил в землю кусочек красной горячей плоти с клочками шерсти, сбив с бешеного и бессмысленного бега. Раздирающий лёгкие булькающий красными пузырями хрип агонии - всего-лишь облачко пара, а снег сглотнул горошины дымящихся бруснично-алых брызг. Одна услуга, Госпожа, последняя: прикрой меня саваном, невесомой тканой ажурными снежинками вуалью.