Обними мою голову ладошками. Вот так, прохладными подушечками пальцев погладь лоб и скулы. Да, чтоб нос к носу. Коснись сухими, чуть растрескавшимися губами моих губ. Это мягкое упругое касание – не что иное, как обмен кусками оторванной плазмы. Чем ближе, тем легче оторвать и сожрать кусочек. Она такая светящаяся и бледно-лиловая, слабо фосфорицирует рваными краями, как медузьими микроскопическими скользкими ножками. Фиалково-малиновый сорбет. Один поцелуй – минус половина жизни, но ты об этом не знаешь, тебя вообще нет. Но…моя сила воображения такова, что я чувствую твои ладони и твои губы, они щекочут тонкую кожицу моих - жадных, абсентовых и полынных. Помнишь, как мы притирались? К металлу металл, до зазубренной стонущей стали, до искр и глухого свиста. Сейчас мы улыбаемся адовой лаской змеиных детей. За всеми за латами, мятыми, рваными, где-то щербатыми мы тщательно греем свои заматерелые души. О моей говорить не интересно. Но твоя… я знаю, она тоже как порванный пиратский флаг, ты скалишься с него весёлым Роджером, и в ладони моей ты, как чёрная метка. Я теперь без неё, представляешь, совсем без души. Нам много слов не нужно, чтобы понять, что мы – из одной стаи. Я смотрю вниз, я боюсь смотреть на твоё лицо так близко. Через тонкую ниточку радужной слюны с кончика твоего языка я вижу изумрудные щупальца осьминога, влажно ползущего по твоему плечу, чёрной окаёмкой краски вбитый под кожу. Причудливо, с завитком морской пены. И шелохнуться боюсь, вдруг, не получится. Звериной мягкостью терзающей нежности ты сожмёшь ладони сильнее, чтоб в голове загудел улей червонных ос, и сильным рывком свернёшь мне шею. Я очень постараюсь удержать это ощущение тебя осязаемо и рядом, чтоб получилось. Давай попробуем.