Раннее утро разлилось туманным молоком по оконному стеклу, золотисто розовые лучики просыпающегося солнца погладили подоконник, прежде чем упасть на кафель кухонного пола. Я сижу за столом и пью кофе, с завтраком я уже покончил, пара наспех состряпанных собственноручно бутербродов с сыром, нашли свой последний приют в моём не вполне проснувшемся желудке. Кофе я пью странно, то и дело меланхолично и как то автоматически неестественно кивая головой, иногда задирая подбородок, как марионеточная кукла. Это потому, что ты стоишь сзади и дёргаешь меня за волосы. Нет, ты за них держишься, а, конкретнее, сплетаешь тёмные пряди в тугую косу. Мы молчим. Я – потому что пью кофе и стоически терплю экзекуцию над собой, сдерживаясь, чтобы язвительно не огрызнуться. Ты – потому что почти спишь, тебя тихонько мотает и мои многострадальные волосы натягиваются струнами в твоих пальцах, отклоняя голову назад. Тогда по моему лицу пробегает тонкий розовый лучик, пробившийся между занавесок, как расплывчатый лазерный снайперский прицел, останавливаясь на тебе. Аккуратно на лбу, теряясь в спутанных чёрных прядях. Я элегантно, но скромно одет, рубашка на мне едва не скрипит, безупречно отглажена и дополняет своей белизной мою не многим менее белую кожу. Ты бледный, с растрёпанными волосами и полузакрытыми глазами, под которыми тени от длительного недосыпания, в одних трусах, выполняешь свой ежеутренний ритуал, отчаянно время от времени зевая. Вот, ты, наконец, покончил с этим, роняя мне на спину жгут косы, наклоняешься надо мной, касаясь подушечками пальцев небольших розовых шрамов вокруг аккуратных дырочек, где раньше были мои ушные раковины. А мои уши, засушенные и мумифицированные касаются моих сплетённых волос, вися на твоей шее на тонкой бечёвочке.