Он идёт по следу, оставляя тебе иллюзию полнейшей и ничем не замутнённой свободы. Это так нужно, так нужно ему самому. Даже более необходимо, чем тебе. Ты и так свободен, не считая лёгкой фантомной боли в самой сильной мышце своего тела, в которой остались тонкие нити, теперь связующие вас. Они тянутся к нему, как леска от стального покорёженного крючка, тогда как огромное и мощное морское животное бороздит просторы океана, почти не замечая его.
Нет, он не охотится, он просто идёт незримо лёгкой поступью и смотрит на твои следы, на чёткие сильные вмятины во мху и сырой земле, втягивая тонкими ноздрями волнительный звериный твой дух. Дух свободного зверя, в котором под шкурой затаилась предательская тоска.
Почему бы и нет. Всерьёз ты никогда и ни от кого не убегал, ты не оставляешь в живых преследователей, ступивших на твою тропу. Иных убивая сразу, одним взмахом когтистой лапы или одним щелчком стальных челюстей. Иных же, хорошенько потрепав и всласть поточив о них свои когти и клыки, оставляешь истекать кровью и жизнью с убивающей тоской по твоим чудовищным звериным объятиям.
Почему ты оставил в живых его? Может быть, ты не хотел попортить его холёную кожу? Нет, хотел, но хотел растерзать его сладко. И боялся, что он сдастся слишком быстро. Он поймал ведь тебя, ему не нужно оружие, ни кнута, намотанного на его тонкой талии, ни арбалета, висящего за его хрупким с виду, но сильным плечом. А ты всё же оставил несколько глубоких борозд на белом бархате его спины. И когда вы оба поняли, что одной крови, хотя и противоположны по природе, тогда ты и понял, что он останется жив в любом случае. И что он всегда будет преследовать и не обязательно тебя. Тогда появилось самое ценное, что может быть между двумя существами - доверие.
Ты ищешь сильных охотников, вспоминая его с … грустью и нежностью от того, что отпустил, не захотел сломать и подмять, да и не смог бы. От этого, он стал от тебя ещё дальше, но ближе одновременно. И ты бежишь, может быть, играя. Может быть и нет. Но, так приятно снова окунуться в бушующий кровью азарт охоты...
Свистящий выдох, подобный выбросу пара из работающего на пределе парового котла, обжигает ноздри. Красный шум в голове, удары молота – удары сердца. Выдержит ли наковальня? Или рёбра грудной клетки разомкнутся, как сцепленные руки, чтобы выпустить птицу на свободу? Красный шум в голове пульсирует черными короткими вспышками, разрушающая и пьянящая вселенная, тянущая свои колючие липкие щупальца... Страх? Нет. Ярость и жгущая, подобно кислоте, едкая обида на себя. Всегда есть выбор. У зверя всегда есть выбор: убить или бежать и спасаться. И он не может остановиться, развернуться и разорвать. Одним движением острых когтей, не ощущая в себе торжества и вкуса долгожданной ликующей победы. Мощные лапы вырывают из земли комья с травой. И, то ли отблески багряного заката, то ли пятна крови окрашивают пурпурными бликами шкуру зверя, под которой перекатываются напряженные стальные мышцы. Он слышит свист ветра в ушах, заглушаемый бешеными ударами огромного, работающего на износ, сердца. Дыхание, уже подобное предсмертному хрипу, шершаво саднит горло. Бежать. Бежать от себя. В отчаянной попытке спасти жизнь тому, кто его преследует. Тому, кто уже не может быть человеком, и не рождён зверем – самому страшному из всех возможных порождений природы. Шагнувшему за грань, отрекшемуся от себя. Не видящему смысла в преследовании, но не нашедшему сил и желания, прекратить его.
Солнечные блики через кружевную осеннюю листву, покрытую тонкой золотистой патиной, ложатся тёплыми мазками на тёмно лиловый немного вытертый бархат охотничьего сюртука. Его движения легки и вкрадчивы, шаги невесомы. Он идёт по следу, не сводя глаз с чётких отпечатков лап зверя, время от времени приседает на одно колено и трогает кончиками своих бледных пальцев тёплую землю в углублениях от когтей, подносит руку к лицу и долго вдыхает запах, прикрыв вспыхнувшую тьму ресницами. Ты ранен? Ранен… Ты сильный, но знаешь, что всегда найдётся тот, кто вгонит по рукоять охотничий нож в твою грудь или загривок. Береги себя для себя.