Нет еще на Земле силы
сделать из лиса: кипарис, тис, ель, древесный ствол.
На ромашковом поле, в променаде рассвета,
в доме с замшево-мшистой крышей, сушей, нишей
(в нише среднего окна) - сидел лис Лии Си (или лиса).
Исцарапал с десяток камней, когтиками-кистями, по краям.
А хотел то лишь написать простые:
"а-привет-как-дела-как-семья-как-весна-холодна?"
А вышло в этот раз да совсем не так
на пленочно-индикаторном повторе (в море, на море, у моря),
исконные до неприличия (ах, раз, два, три!) слова: "я люблю тебя."
Ура! Написал. И - выбросил камень в воду.
Словом, отпустил и вытравил, высмыкнул, вытрусил
камни из ноты.
Зоуи Си (обращается он к сестре-лисе),
я не мог так больше, прости.
Я собрал все ветки, набил камнями карманы
и свои замшевые башмаки (прости за ложь, у меня же нет башмаков).
Я сделал всё, что мог.
Кусал волны, шевелил хвостом кромку воды,
пошел по лунной дорожке, как Роверандом (я чуть не утонул!).
Я сворачивал лапы, меня дразнил
дымно цвет мать-мачехи и горсть ромашек.
Но, я не мог иначе.
Ведь любое моё действие (шествие, лествие, песние)
проходило сквозь невыносимые,
костно-пухнатые слова (руны, письмена), о том,
как я принесу ветку, вишневую ветку (самую любимую ветку),
27-го апреля (и не важно вовсе какого года),
такому же лису, доброму Кицунэ, какому-то лису из лесу,
с двумя хвостами, тремя глазами
в тумане Рыбачьего, на окраине кружева воды.
И никто мне не скажет и слова.
Никакого людского шорохо-укора, за слова,
нацарапанные когтиками на камне (с началом:
"я тебя..."), за вишневую ветку,
из которой я хотел сделать флейту
(но посадил её в землю у берега),
вспомнив сентябрьские слова:
"Не мешать прорастать ветвям."
Вот и я, лис Лии Сии (а может и лиса)
пишу (возможно свои последние) слова:
Не мешаю прорастать. Я тебя. Не мешаю. Прорастать.
Я люблю. Я. Тебя. Прорастать. Тебя. Прорастать в тебя.
27.04.2013