Мирок мерещится мертвой зоной. А выход – черная полоса.
Пейзаж привычен: венки с крестами вдоль самой сложной из взлетных трасс.
Останки тех, кто Прекрасной Даме поверил слепо. В который раз.
Рычал в истерике о древнейшем стервозно-призрачном типаже.
Но продолжал увядать по ней же в компостной яме - своей душе.
Искал расклады многоходовок: машины, бицепсы, кошельки.
Но нет гарантии стопудовой – ведь если любят, то вопреки.
А вера ластится, как к ребенку, и шепчет: все будет хорошо.
Любовь ведь зла – под одну гребенку в один прекрасный нас всех стрижет.
Всегда овечек, порой и злючек - авось, рванешь свой клочок и ты.
Найдется к сердцу заветный ключик. Любовный фронт поимеет тыл.
Кто жив мечтами, тот преподобен, теряясь в омуте чертовщин.
Душа изюмом в засохшей сдобе порой бывает и у мужчин.
Ведь где порывов переизбыток, там камнем кажется человек,
Когда исчерпан запас попыток, а тучи в небе светлее век.
В сети из трещинок обелиска дрожит ирония мотыльком.
Любовь срезается по-английски. Свободно, ветрено и легко.
Где много слов, там хотелось скупо. Чем резче бился, тем крепче влип.
Благого мата хотели губы. Но точку ставит контрольный всхлип.