И вот теперь сидит он и ждет своей очереди, и пялится, как было вышеуказано, на плакат, вполне больничной такой себе тематики. Целомудренность изображенных на плакате отношений между супругами несколько поуспокоила мятущуюся душу пациента. Врач-сексолог уже не казался измученному своей проблемой Петровичу таким угрожающим.
Наконец дверь открылась. Оттуда вышел, пятясь и кланяясь, потрепаный мужчинка с портфельчиком. Когда он обернулся, Петрович увидел, что глаза у него запухшие, красные. Из-за плеча вышедшего просматривался доктор классической наружности: в очках и с бородкой, слегка полноватый, но не толстый. Солидный такой господин, старомодный слегка.
- Вы следующий ко мне? Пожалуйте, прошу.
Петрович сглотнул и, храбрясь, вошел в пыточную, оформленную в серо-синей тональности.
- Так, ну я слушаю Вас, дорогой мой, - промурлыкал доктор, поглаживая животик, оформленый узорным жилетом.
Петрович в очередной раз подавил желание сбежать - и заявил:
- У меня этот… Ну-у… Не выходит.
- Проблемочки с эрекцией? – ласково уточнил эскулап.
- Да! – выдохнул Петрович.
- Ну, ничего, ничего, это поправимо. В принципе… - бормотал под нос доктор, листая медкарточку пациента. – Да, в принципе – поправимо… Хотя бывает вся-ко-е, - пропел он последнее слово. – Пятьдесят два годика нам, да-а?.. Пятьдесят два, пятьдесят два… Да, бывает всякое, тем более в такие годы, в го-доч-ки-и та-ки-е …
- А с чего все началось? – неожиданно нормальным голосом спросил он у начавшего входить от его бормотания в транс Петровича.
- А… А…. С жены началось.
- С жены… Ага-ага-ага… Сердце красавицы, значит, склонно…
- А нельзя ли попродробнее. Милый мой? Сексолог – он, знаете ли, в значительной степени – лекарь душ человеческих… От души, милый мой, и от травм душевных приходят болезни тела… Особенно у мужчин, да, милый мой… Да… Так с чего, говорите, началась Ваша проблемочка?
Петрович, сейчас особенно застеснявшись своего несоответствия обстановке, прикрыл ладонями брюки на коленках, где они немного блестели, и повел свой грустный рассказ:
- Супруженица у меня, доктор. Люська. Она ведь как – любит, чтоб все модно было. Да. Вот раньше, если к примеру, оно положено было, чтоб обстановка в квартире была: стенка, мягкий уголок-трешка… Так Люська меня два года кýзила: купим, говорит, стенку! Купим стенку! Я халтуру брал, ни от какой работы не отказывался – купил. Всегда по-ейному было.
- То есть это застарелая проблемочка, да? Что же Вы так долго терпели, милый мой? Мне все ясно, в принципе: жена хотела бы видеть в Вас подкаблучника, от чего страдает Ваше мужское достоинство. Во всех смыслах, безусловно, безусловно… - доктор уже взялся за ручку, чтобы строчить что-то в карточке, но был остановлен разговорившимся Петровичем.
- Не-е… Какое же ж тут унижение – своей супружнице тоись прихоть удовлетворить? И никогда у мине ранее, ничего такого, доктор, не замечалось. В смысле, как вот щас. Вот зря Вы говорите. У нас с женой всегда с этим ладно было, - снова краснея, пояснил Петрович.
- А только я об том говорю, что очень моя супруженица любит, чтоб не хуже,чем у людей все было. А щас вот какая мода пошла: собаку породистую дома иметь. У нас все кумовья купили себе. По мордатой такой – мелкие щас немодные. Ну и моя мадама тоже. Заинтересовалась. А я, дурак такой, пойди и купи! Думаю, чего ждать? Все равно ж скажет купить. Ну я пошел и купил. Денег не жалко – она ж у меня одна, супруженица. А, говорю, жили мы завсегда ладно – чего ж на деньги жадничать?
Вот принес я домой псину. Рéксиной назвали – сука, а в честь батиного Рекса – вышла Рексина. Живет она, значит, жрет. Через полгода вымахала – хуже бегемота. И челюсти – ну как в том кино! – клац-клац! Захочет – горло перегрызет с ходу…
- Кажется, мне знаком Ваш случай, - зашевелился доктор. – Жена Ваша, конечно, приучила собачку спать возле супружеского, так сказать, ложа страсти – и это вас смущает?
- Не-е, Рексина – она в спальню нашу и носа не кажет. Все больше на кухне сидит. Пожрать сильно любит.
А Люська – она ее балует. Тащит кажен день с работы чего вкусного, или в «собачьем» ларьке чевой-то прикупит… Есть у нас такой ларек, прям во дворе поставили – там всякое для собак-кошек торгуют.
Только Рексине не все оттудова по нутру. Вот, бывало, притащит ей Люська – та хрумает, аж слюни летят, а бывает – и не тронет… Так если попадаем на то, что псине нравится – уже берем все время.
Вот на той неделе супруженица и принесла ей костей, копченого такого виду. Из того же ж ларя. Собака их единым махом жрет: хлоп! Схватила. Хр-рясь! Надвое. Бульк! Проглотила. Глянуть жутко.
Вот Люська закупила мешок этого барахла – и укатила к теще на выходные. К своей матери тоись. И мне сказала, чтобы я собаке этих костей дал, когда она свою вечерную жратву слопает. Это у ней навроде десерту будет.
Ну, взял я эту пачку с костями, достал три штуки, как Люська сказала – дал. Рексина хлопнула их, а я эту пачку прятать обратно в шкаф пошел – и, думаю, что ж оно такое, что она так жрет их не глядя, а? Что за кости тоись, что она их так хрумает? Ну не дурак? Лучше б никогда не знать такого, доктор!
Глянул я, значить, на эту пачку – а там… Вот этак поперек бумажка пришпилена, а на ней огроменными бесстыжими буквами: «ПЕНИСЫ ГОВЯЖЬИ». Вот натурально так и написано, доктор!
Я так чуть и не помер!..
Стою, смотрю на эту бумажку позорную… А Рексина скачет кругом меня, скачет – добавки просит. Сильно любит она эти, извиняюсь… Я как-то так, не подумал, знаете, доктор… Вот точно, как говорят «на автомате», дал ей кость… Ну, не кость, а этот… ну… член. А она – ХЛОП! ХРЯСЬ!
Люська назавтра приехала, ввечеру в постель улеглись… Она – ко мне, а я – не могу. Вот понимаете, доктор – не мо-гу! Так и вижу Рексины челюсти, клычищи такенные – и вот это – ХЛОП! ХРЯСЬ!
И вот чего думаю еще, доктор: что это ж Люська-то моя ведь зна-а-ала, гадина, что не кости это!.. Знала! Что ж это такое, доктор, а? Чего делать-то мне теперь?..
ПРЕДУПРЕЖДАЯ ЗАМЕЧАНИЯ: ИСТОРИЯ ВЫДУМАННАЯ. НО ТАКОЕ «СОБАЧЬЕ БЛЮДО» ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СУЩЕСТВУЕТ. УВИДЕЛА ЕГО НЕДЕЛЮ НАЗАД В ПРОДАЖЕ – И ПРИДУМАЛА ТАКУЮ ИСТОРИЮ :-)