Я вас читал минуты две. Чего же боле?
Что я ещё для вас могу теперь и впредь?
Шоумастгоуон, конечно, но ни пуда соли,
ни тонны спирта нам совместно не огреть,
нам тупо некогда.
У вас ни дня без строчки,
а у меня как раз ни строчки лишней в день.
И вот такая между нами хренотень.
И так бегут они от нас, деньки-денёчки.
И так сидим мы оба-два в хренотенёчке,
обоепрочно подопря хреноплетень
к его оси взаимоперпендикулярно.
Я знаю, вам там одиноко без меня,
с той стороны спины, страницы и плетня.
Со мной же противоположная хуманитарно-хронопространственная коллизия
(тут можно кратко обозначить, лапидарно).
В моём ресурсе нет ни времени, ни места.
Все пишут. Некогда и некуда читать,
и память, как на свадьбе пьяная невеста,
рискует всем подряд весьма поспешно дать
возможность после с увлечением гадать:
так на кого ж похожи детки? кто инвестор?
Мы с вами оба на одной войне солдаты,
и ваш, и наш окопчик выстудит мороз.
У вас бывает кризис творческой простаты,
у нас бывает восприятия цирроз.
Один запойный взял на грудь всего Сенеку
за пару суток (зуб даёт, что не трендёж)
и завязал. Хватило, значит, человеку.
Теперь лежит в сети, пугая молодёжь,
бухтит, что дважды, мол, в одну библиотеку –
хоть обчитайся в дупелину – не войдёшь.
Я к вам пишу, я продвигаюсь понемногу,
скольжу, подкрадываюсь скрытно, аки тать,
к моменту истины, в надежде всё сверстать,
подбить все бабки, так сказать, свести к итогу.
О чём в итоге я хотел бы хлопотать:
пишите, друг мой.
До востребованья, богу.
А он уж выберет, что дать нам почитать.