Стучится секретарь-дворецкий Википедий:
– К вам праведники, сир. Прикажете пущать?
– Конечно, запускай, у нас для всех открыто.
Не орден ли какой надумал вдруг меня
в адепты развести?
– Не, там авраамиты.
Из бывших, но в чести. И меж собой родня.
Хотя видок у них… и пахнут… и повадки…
не подхватить бы вам какой-нибудь лишай…
– Но-но! Фильтруй контент. Гляди, сошлю в закладки
и браузер сменю. Ну ладно, приглашай.
…татакают часы.
Енох отъехал в креслах.
Ной вежливо молчит (но мыслит, слышно мне).
Кряхтит Мафусаил, скребя в изрядных чреслах.
Ну, стало быть, сидим. Нормально так вполне.
Мафусаил бухтит – не мне, а как бы Ною,
но как бы для меня, – что он реально крут,
что всех переживёт, кто спал с чужой женою,
что все (и та жена) его переумрут.
Очнулся ветхий реб Енох и шарит в баре,
а Ной, праматеря замашки праотцов,
предчувствует циклон и думает о паре
не тварей на углях, так хоть бы огурцов
солёных
(«…как слеза всевышнего цунами…
Шикарный маринад для всякого гнилья!
А кстати, был ли толк? Так, чисто между нами:
отличий в чертежах опять не вижу я…»).
Не нахожу в уме пристойного ответа.
Пищит на петлях дверь. Заходит Бенджамин
и смотрит на гостей с позиции эстета
(он ловок для кота по части всяких мин):
мол, чё это, мин херц, за слёт монад в хламидах?
Чё за сандали, мля? и чем тут так разит?
Смущённые столпы торчат ещё для вида
минуту – и айда.
А рыжий паразит
насмешливо таращит золотые зенки
в пустынный монитор мерцающей луны,
вылизывает хвост и лезет на коленки –
досматривать до дна свои чудные сны.
Зачем нагородил себе всю эту хрень я?
Икает бытие и чешется печать.
Пора воспринимать азы судостроенья.
Всё тонет, но своих придётся выручать.