…В котором была ещё просто Машкой, смешным рыжим подростком в веснушках во всю ширь задорного тринадцатилетнего лица.
Соседка по даче, неименитая, но светская художница, не раз приглашала к себе в гости люд богемный.
И в тот августовский вечер на терраске простого деревянного дома было тесно, шумно до взрывов хохота, и оранжевый абажур над столом выхватывал тёплым светом лица гостей, вазочки с вареньем передаваемые на весу, руки с чашками, спешащие ко ртам. Притаившись в смородиновом кусту,обрывая сладкие чёрные ягодки и почёсываясь от комариных укусов, Машка наблюдала сквозь забор за чужой зовущей жизнью.
В этот раз гвоздём сборища был высокий, крупный мужчина, с невозможно-светлыми глазами и тёмными волосами. Он сидел во главе стола, и молча пил и ел, изредка вставляя пару слов в бурлящую беседу, отчего она затихала ненадолго и, словно напоровшийся на подводный камень ручей, меняла направление своего неустойчивого легкомысленного русла.
-Виктор Петрович, что-нибудь из Вашего нового послушать бы, просим – воскликнул наконец один из гостей фальцетом. И под радостный галдёж остальных, Он подошёл не торопясь к проигрывателю, стоявшему в конце террасы,так близко к Машкиному убежищу,что учуяла она сложный запах одеколона и сигарет,достал из большого тёмного портфеля притулившегося рядом, пластинку, подставил её под иглу… И невозможно-красивая, мелодия хлынула в открывшуюся Машкину душу… Здесь было всё - и переборы фортепьяно, и плач скрипки, и нежные звуки виолончели, и грусть, и страх, и тоска, и надежда...
Виктор облокотился тем временем на перила,и закурил,устало прикрыв ладонью глаза,вспоминая о той, кому посвятил… Открыв их, он увидел за забором сотрясаемую беззвучным рыданием худышку.
-Ты чего,рыжая? –тихо спросил он
-Кра-си-вооо - только и смогла выговорить та, раскрыв удивлённые тёмные глаза, прежде чем покинуть с неловким шуршанием свой пост.
…Прошло больше десяти лет…да, тринадцать. Машка уже стала Машей, незнамо откуда взялись хорошие женские формы, но веснушки и рыжина волос не исчезли, а наоборот, стали только ярче.
В пасмурной осенней Москве не заметить её, идущую легко вдоль набережной,в светлом плаще и с красным небрежно завитым вдоль шеи шарфом, было невозможно.
Он и заметил, рассеянно крутя руль своей новенькой чёрной спортивной машины. Остановился, вышел франтом в костюме, догнал не торопясь, сверкая белозубой чуть хищной улыбкой, коснулся локтя, без труда хотел узнать её имя и номер, как делал всегда. Но не тут-то было.
Усмехнувшись его вопросам,незнакомка произнесла:
-Не торопитесь так, Виктор Петрович. Вечером буду на Вашем концерте.
И ушла своим путём, под его пристальным взглядом… А сердце меж тем колотилось где-то в висках и грозило прорваться наружу и улететь…
И был вечер полный его музыки, и улыбка осветила грубо-красивое лицо, когда встав с первого ряда и обернувшись для очередного поклона, почти в центре зала он увидел её, в чём-то бирюзовом, с собранными в сложную причёску рыжими кудрями.
После банкета, во время которого не отпускал её ни на минуту, поймал такси, доехали до Арбата, и пошли по нему, гулкому, пустому, светающему, в сторону Кольца, она жила в Неопалимовском. Он вёл шутливый разговор, она улыбалась,вдыхала сложный запах парфюма ,сигарет,смешанный с его запахом, понимая что не помнит он ту встречу на даче.
У подъезда внезапно обнял её,сжав крупными ладонями виски,и прошептал :
-Ну что, Рыжая…вот и встретились…думал не признаю? – и поцеловал легонько эти раскрывшиеся в удивлении тёмные глаза…
…Не зажигая света, в маленькой прихожей, пороняли между поцелуями на пол сумочку, плащи, обувь. Избавляясь от одежды, оказались на низеньком диванчике в маленькой комнате.
По мере обнажения, руки её теряли уверенность движений, она как будто слабела, хотя и дрожала от страсти. Повернув её лицо к расшторенному окну, в которое уже проглядывал рассвет, чтобы видеть его выражение, он тихо спросил :
-Ты ещё не была ни с кем, так ведь?
И понял всё по тому, как она резко дёрнула головой,рассыпав по плечам рыжие кудри…
-Скажи – тихо потребовал он
- Не была…
…Целовал он её так, словно хотел выпить душу, но руки скользили по веснушчатому телу как по самой драгоценной вазе тончайшего фарфора,невозможно-невесомо…
Зазвонил мобильный. Мария открыла глаза. Катя, её помощница.
-Мария Кирилловна, нам ждать Вас в офисе, или тоже выезжать на переговоры ?
-Пробки, выезжайте, Катюш, а то не успеем. –ответила она, и взглянула в окно. Афиша осталась далеко позади.
-Миш, здесь уже близко, пройдусь пешком, становись где всегда.
Она вышла из машины, и пошла на тёплом апрельском ветру,растрепавшем враз её короткие рыжие волосы, собираясь с мыслями, чтобы не думать, что было потом…
…А потом было пять лет невозможного счастья на грани горя,много невыносимо-красивых мелодий…смерть и другая жизнь.