Четыре странных человека сидели поздним майским вечером вокруг костра и молчали. Каждый занимал свою сторону света, и все вместе они так сосредоточенно смотрели на огонь, словно пытались общими магическими заклинаниями вызвать из раскалённой сердцевины костра какое-то волшебство. Так это было или нет, но таинство в этот вечер действительно состоялось. Один из четырёх вдруг оторвал глаза от костра, изумлённо оглядел своих собут... товарищей, как будто в первый раз их увидел, и торжественно заявил: – Сейчас вот выведу свой паровоз из депо, и поедем, куда хотите!.. (Он на самом деле работает машинистом!) Остальные посмотрели на него с явным недоумением. Выпито было, конечно, немало, но не настолько. Первым оправился от общего шока я и задал, по моему мнению, совершенно логичный вопрос: – А на Марс можешь? – На Марс? – Машинист на мгновение задумался. – Легко! Только покажешь дорогу. Все поднялись. – Стойте! – вдруг поднял руку космонавт-железнодорожник и снова сел на своё место. – А на Марсе вода есть? Братцы, я не могу без воды, всё время пью, пью... И сейчас вот жажда мучает. – Найдём, – неуверенно сказал я, – а пока ты на Земле, хлебни вот пивка! – Не, я всё... – ответил он и неожиданно откинулся назад и захрапел. Наверняка ему сразу начал сниться прекрасный сон о летящем на Марс паровозе и правительственных наградах. Мне же вдруг почему-то стало казаться, что я выполняю некую важную миссию по временной нейтрализации своих сегодняшних... коллег по колдовству. Итак, первого я вырубил удивительной несбыточной мечтой о космической железной дороге на Марс. Не всякий машинист такое выдержит, согласитесь. Настала очередь второго. Егор (этот самый второй – мой одноклассник и друг детства) любит при встрече поспорить со мной на всякие философские темы. Хотя делать этого не умеет (я не скажу, что я искусный мастер словесных дуэлей, но пару-тройку вычитанных умных мыслей вставить при случае поперёк мнения собеседника смогу), поэтому заканчиваются наши диспуты всегда одинаково: у него – головокружением, спазмами в желудке и симптомами общей недостаточности, у меня – непреодолимым желанием перечитать Ницше. Начал, как всегда, он (а я, как всегда, ни при чём). Ещё творя колдовство вчетвером, мы говорили немного о судьбе, о невозможности отойти от заданного кем-то свыше пути и т.д. Егор эту тему решил развить. – Предопределено-то оно, возможно, предопределено, но вот, кстати, смотри, – самодовольно призвал «смотреть» меня он, – этот костёр сейчас горит, однако я могу встать и потушить его. – А можешь не встать и не потушить, – довольно вяло для разгона возразил я. – Да, но это же будет моя воля? – Егор, возможно, этого костра здесь и нет вовсе! – ввиду позднего времени я всё же решил долго не раскачиваться. – Как это? – Его чайник мгновенно вскипел. – Ну вот же он! Я сейчас смотрю на него! – Это ты так решил. А если на самом деле нет ни его, ни тебя? – Нет, подожди, – он нетерпеливо заёрзал на месте в предвкушении очередной философской сечи. – Но ведь ты тоже видишь его? – Я только что чуть не улетел на Марс, и что? – Хорошо... – Минут пять Егор думал своим затуманенным винными парами мозгом, что именно в этой ситуации хорошо. – Но ведь любой, кто сейчас придёт сюда, к нам, тоже увидит костёр, значит, он есть! – Понимаешь, – подчёркнуто спокойно парировал его аргумент я, – вполне может быть, что костёр этот горит сейчас в твоём воображении, в твоём видении мира. Тебе кажется, что ты точно знаешь, что он есть. Субъективная форма данности объекта субъекту, так сказать... – подобные магические фразы всегда позволяли мне вскочить в наших спорах на коня. – А каков объект в действительности... Возможно, эта сумма раскалённых атомов – на самом деле нечто совсем другое (например, мозг какого-нибудь существа из другого мира), а вовсе не костёр! Егор взял тайм-аут, явно перезаряжая ружьё. – Но есть же какие-то общепринятые вещи, – выстрелил он сразу дуплетом, – человеческое сообщество ещё в древности так решило (он очень любит поговорить о значении общества в жизни индивидуума), значит, это костёр, а никакой не мозг! – В своё время твоё «сообщество» решило, что Земля стоит на трёх китах, и что же? К тому же, оно сейчас понятия не имеет об этом твоём костре и достоверно не может подтвердить, то ли это самое явление, которое в древности люди называли костром. Да о нём и знают-то во всём мире всего четыре человека! Я посмотрел на храпящего машиниста в похожей на скафандр куртке и поправился: – Даже три... – Ну хорошо, – не сдавался спорщик-«философ», – вот, смотри: скоро рассвет, верно? И ты, и я, и... – он недовольно посмотрел на спящего рядом товарища, – соседи, все мы знаем, что после ночи придёт рассвет! – Ты говоришь о людях вообще? О человечестве? – Да, об общих понятиях! – Тогда должен тебя разочаровать. Соседи сейчас спят, и вряд ли кому-то из них снится твой рассвет, а в Америке, например, вообще наступает закат, и они знать ничего не хотят о... – Ну вот, смотри! – перебив меня, закричал он и резко выбросил руку в сторону стоящего невдалеке дерева, словно хотел сразить его лазерным лучом. – Это берёза! Так? – Это тоже ты решил, – ответил я не оборачиваясь. – Я её сейчас не вижу и могу либо просто согласиться с тобой, доверившись твоему мнению, либо решить для себя, что это, например, ель. – Но это же берёза, чёрт побери! – заорал он. – Но для меня, пока я не обернусь и не увижу её своими глазами, это ещё не берёза. – Хорошо, – он нервно засмеялся. – Пусть это будет ель. Так что, это ель? – И это твоё решение, ты задал точку отсчёта, на самом же деле есть просто точка, сама по себе, а уже мы даём ей имя и задаём координаты. Егору прямо на глазах становилось плохо (минимум – непроходимость кишечника). Он зло смотрел на меня и энергично двигал желваками. – Ладно, – истерично закричал он, рубя воздух ладонями, – есть этот костёр, нет этого костра, но я могу сейчас встать и затушить его к чёртовой матери! А могу, наоборот, подложить дров и разжечь его ещё сильнее! Но всё это могу я!!! – Очередное заблуждение! На самом деле действительно всё предопределено... – я выдержал выразительную паузу. – И ты не можешь ничего сделать без санкции свыше. – Как же не могу? – У Егора приближался инфаркт мозжечка, его зашатало, и земля трещинами пошла у него под ногами. – Сейчас вот встану и подложу хвороста! (Костёр к этому времени почти потух.) – Нет, ты не можешь уже ничего изменить, – спокойно сказал я и издевательски (так получилось) постучал палкой по умирающим уголькам, реанимировав их на секунду. Через два часа подобных псевдофилософских препирательств, когда костёр уже совсем затих и подул холодный ночной ветер, совершенно измождённый Егор решил, наконец, действовать. Он встал, демонстративно набрал сухих веточек и попытался вновь вызвать огонь. Костёр не откликнулся. Мозг существа из другого мира был мёртв. Тогда Егор поднёс спичку, и сухие дрова послушно затрещали. Мой оппонент победно глянул на меня, мол, ну и что ты скажешь теперь? Я холодно, почти как ночной ветер, улыбнулся: – Заметь, ты разжёг новый костёр, а с тем, о котором мы говорили раньше, ты, как я и предсказывал, так ничего и не смог сделать. Как видишь, всё предопределено! Егор закатил глаза, тяжело задышал и, резко вскочив, схватил пустую баклажку от пива. – Пойду за водой, – с усилием выдавил он и исчез в предутренней дымке. Больше в эту сакральную ночь Егор не появлялся. Итак, второй пал от невозможности преодолеть свою судьбу. А третий... Третий уже давно мирно посапывал на лавочке, наверное, отправившись вслед за машинистом в удивительное космическое путешествие на паровозе. Так я вышел победителем в схватке местных колдунов и сделался самым могущественным из них.