Этот запах — всюду: его не забить ничем —
Ни палёной водкой, ни солнечным коньяком.
Не глухая темень — белёсая пыль ночей
Укрывает плечи. Любимая. Точка. Ком.
В пересохшей глотке. Слезами его дроблю —
Застывает камнем. Гранитом твоей Невы.
На усохших нервах играю солёный блюз,
И едва ли важно, что мы при чужих — на «вы».
И давно не в тягость круги партизанских троп —
Мы уже привыкли свои заметать следы.
А вокруг — такие... Живее ложатся в гроб.
Я тебя целую — и тают седые льды.
Мы — морские волки, угроза для Сомали,
У влюблённой смерти бесстыдно крадём невест.
Я — ребёнок юга, я — полюс твоей Земли,
Антарктида ласки, простёртая до небес.
И такая слабость — до самых заветных жил,
И такая сила взрывает моё нутро...
А наместник Бога уже наточил ножи —
Невдомёк, что черти его возвели на трон.
И, пожалуй, поздно — с размаху по тормозам.
Оскорблённый зомби витийствует: «Вы должны...»
У него на ужин — ризотто и пармезан,
Только почему-то от жизни его тошнит.
Плавники — под кожу. И можно не лгать годам,
Ведь маршрутной картой уляжется в землю плоть.
...Мне ночами снится заснеженный Магадан.
По ожившим ранам струится твоё тепло...