Мы — поэты, сестра. Мы — отбросы особого сорта,
Потому-то скорее сгорим, но едва ли утонем,
И жлобы всех мастей соберутся почётным эскортом,
Чтобы нас проводить — в захудалом убогом притоне.
Мы — пророки, сестра. Мы предвидели гибель системы,
А система предвидела нашу внезапную гибель...
Якоря бытия — тараканы, казённые стены,
И похмельный синдром, и твои неземные изгибы.
Мы — убийцы, сестра. Мы в себе истребляли героев,
Чтобы каждый солдат на рассвете воскрес дезертиром.
И анафеме нас предавали опричники строя,
И плевали вдогонку певцы золочёных сортиров.
Мы — безумцы, сестра. Мы спасаемся болью и водкой,
Нам привычно по каплям цедить квинтэссенцию счастья.
И пускай тишину разрывают лужёные глотки,
Мы закончимся здесь, дабы в новой эпохе начаться.
Мы — святые, сестра. Мы себя раздаём «на халяву» —
Подходи, налетай! Только, чур, без обмена-возврата.
Я прозрения яд разделю на гранёные главы,
И не дрогнет рука, и по истине хватит на брата.
А вокруг — благодать... И покуда не клюнули в темя,
Будут гадить и жрать, и ночами зубрить Камасутру.
Мы однажды уйдём в плодородную жадную темень,
И вернёмся в своё беспощадно прозрачное утро.
Мир — скопление тел. Он истлеет, как будто и не был,
Ни трущоб, ни дворцов, ни гробниц — лишь солёные песни.
...Я отныне врагов посылаю с порога на небо,
А любимых зову за собой — в неизбежную бездну.