...не забирай его у меня. Наши с ним отношения - пастельных тонов. Так мне всегда казалось. Была в них какая-то болезненность и весенние солнце на голых деревьях. Знаете, когда холод еще заставляет носить куртки, но ветер уже чистит уставшее за зиму небо от облаков. Его зовут Майкл. Это так, к слову. Иногда мне виделась ужасная автокатастрофа или рак чего-нибудь, от которого он вот-вот погибнет. Да, не умрет, а именно трагически погибнет. Вот такое впечатление от его бледного лица и большущих зеленовато-желтых глаз у меня осталось. Улыбка у него будто горькая, как улыбаются, выходя на свет из тюремных стен. Да, вот это бесснежное, холодное солнце и коричнева земля, год за годом заставляет меня вспоминать его рыжую вельветовую куртку, которую он никогда не застегивал. Я знал его один месяц. Один ветреный март. Дом, в котором мы случайно поселились, больше напоминал прибежище для психически больных. Он тоже был пастельно-бежевый. А вокруг были ветки. Ветки, серые такие, и солнце. Как лихо я начал. "Отношения". Хотя, это, пожалуй, были единственные отношения в моей жизни. Я держал его за руку. Всего через две недели он позволил мне взять его за руку, когда мы выходили утром в дикий сад, щурясь от ранних лучей. Пять лет прошло. Моему сыну скоро год. И каждый чертов март мое сознание изменяет его матери с памятью. Я не знаю, как долго еще протяну. Как выдержу, когда воспоминания начнут уходить, и я забуду, что он говорил на 13 день нашего знакомства. Я забуду, что он говорил на 3. На 7. Я - пустая бутылка. Но это только сейчас. Сейчас 29 марта. Только солнца больше нет. Эта весна уже не такая. Все вёсны уже обесцветились. Только... только больно, так больно допустить, что эта рыжая вельветовая куртка, что сидит спиной, не его. Я делаю 5, 15, 20, 27 шагов... От его улыбки сводит скулы. Мой сын никогда не простит мне этого. Но через две недели он снова позволит взять его за руку. А я не выдержу еще один солнечный март.