Вначале приходят к ней совы и пауки сквозь тонкую плёнку на грани ночных окон и требуют ласки и крохи едят с руки, а после вгрызаются в руку – лесной закон. А следом к ней в сон проникает бродяга-Боб и сны превращаются в серый, густой кисель, и брат однорукий, наморщив брезгливо лоб, её отпевает заранее, как и всех. А Бобби хохочет и сальную крутит прядь, смакуя невинности горько-солёный сок /её так приятно прокручивать, разделять на страх и покорность резинкою от трусов/. Сначала она голосит, не приняв игру, бежит, спотыкаясь о корни индейских древ. И тянутся, тянутся сотни голодных рук, грозя отпечатками волчьими на коре.
Но после, познав и игру и её закон, вчерашняя девочка точит в ночи ножи и Боб убегает, ища безопасный сон, а волки скулят и пытаются ублажить. И вот, уже ласков, как сучка Запретный Лес и каждому филину боязно по ночам, когда на охоту кровавой тропой чудес выходит неспешно догнавшая палача. Принявшая пряность туманных лесных охот, вкусившая плода от плоти болотных змей. И только под утро /что горше и холодней/ в ней девочка плачет, кровавя зашитый рот.