Сегодня было особенно холодно. Зимой всегда бывают дни холоднее, чем обычно. Природа будто с похмелья пытается потушить внутренний жар, остужая всё вокруг. И тогда жизнь в большом городе заметно меняет свой привычный ритм. С понижением температуры всё чувствительное к холоду и способное передвигаться начинает двигаться гораздо быстрее.
Утром взрослые из дома торопятся на работу или домой с работы в ночную смену, ведут детей в садики и школы, идут по каким-то только им известным делам или просто хозяйственным заботам. Переполненный общественный транспорт на остановках подвергается самому настоящему штурму с применением физической силы и нецензурной брани. Конфликты, возникающие в процессе заполнения транспортных ёмкостей, вместе с прорвавшимися внутрь счастливчиками, переносятся в салон и продолжаются по пути следования.
Этот день начался именно с такого морозного утра. Одного взгляда в затянутое инеем, будто выкрашенное белой краской окно, было достаточно, чтобы почти физически ощутить резкое похолодание за пределами квартиры. Однако мороз, к сожалению, не являлся веской причиной махнуть рукой на все дела и продолжать дома наслаждаться сном в ещё неостывшей постели.
Первая сигарета, как всегда, была выкурена с особым удовольствием. Затем Он умылся, тщательно выбрил электробритвой ещё влажное лицо, большими глотками выпил чашку горячего кофе, оделся и вышел на улицу.
Путь к автобусной остановке занял не более трёх минут. Но и этого времени хватило вспомнить те странности, которые произошли с его сознанием в последнее время. Казалось, в жизни появилось что-то очень важное, причем безвозмездно и навсегда. Только сейчас было не понятно, что именно и как с этим жить дальше.
Транспорт пришлось ждать долго. Ожидание измерялось не временем, а степенью промерзания. Несколько автобусов, набитых людьми до отказа, не остановившись, проехали мимо. Вдогонку им полетели грубые реплики несостоявшихся пассажиров. Среди них стояла молодая девушка, и что-то очень тихо говорила. Может, это были слова какой-нибудь песни или стихотворения, а, может, пытаясь отвлечь себя от холода, она просто разговаривала сама с собой. По всему её виду было ясно, что стоит она уже давно, и сильно замёрзла.
Что-то в девушке было такое, что притягивало его внимание, и Он стал ненавязчиво за ней наблюдать. Почти сразу получилось почувствовать, именно, не разглядеть, а почувствовать, что вызвало его интерес. Девушка привлекала не только внешней скромностью одежды и выражением лица, но и необычной внутренней простотой. Захотелось узнать её ближе, тайно заглянуть в мысли и конкретно разобраться, чем же таким особенным она отличается от стоявших рядом и проходивших мимо людей. В какой-то момент показалось, что это возможно. Он даже попытался сосредоточиться на своём желании, но процесс надвигающегося чуда прервал, в конце концов, подъехавший автобус 56 маршрута.
Двери, с натугой отталкивая опирающиеся на них спины пассажиров, распахнулись, приглашая проявить сноровку и протиснуться внутрь. Добровольно попадать в давку не хотелось, но в ближайшие полтора часа транспортная ситуация точно не изменится, да и напирающая сзади толпа, забыв посоветоваться, внесла его внутрь автобуса.
Механизм автоматического открывания – закрывания дверей при помощи толчков и ударов человеческих рук захлопнул дверь, и перекошенный автобус тронулся к следующей остановке.
Почти сразу по всему салону из громкоговорителей раздался устрашающий голос водителя и предложил передавать по цепочке, как это делают с кирпичами на стройке, оплату за проезд. Может быть, в целях экономии кондукторов сократили с работы. Но, скорее всего, в бескрылых кондукторах просто не было надобности. Протиснуться из одного конца салона в другой сквозь плотно прижатые друг к другу тела людей не представлялось возможным.
Процесс передачи мелочи и билетов начался, как обычно, вяло. Но всё же происходил вследствие того, что, осуществляя по совместительству контрольные функции, для выхода из автобуса водитель открывал только переднюю дверь. И подвиг, который не могли совершить кондуктора без крыльев, каждый день совершали тысячи обычных пассажиров.
Кроме неудобной позы и сильной давки сознание раздражал неповторимый в своём роде шум. Механический лязг движущегося автобуса слился воедино со всеми возможными звуками, которые способны издать голосовые связки человека. Барабанные перепонки чувствовали себя ужасно.
«Ты, сука малолетняя! Сними варежки! Если уронишь деньги, будешь за свои покупать мне билет!». Это прозвучало так громко, что подобно взрыву вырвалось из общего шума.
Непроизвольно Он стал искать глазами в толпе источник, которому принадлежал столь отвратительный голос и такая наглая грубость. Им оказалась крепкая на вид бабка с мясистым лицом. Красные то ли от мороза, то ли от азарта щёки, широкий подбородок и волосатая бородавка под нижней губой, только дополняли, лютую злобу, которая исходила из её маленьких колючих глазок.
Проследив направление её взгляда, Он понял, что бабкино обращение относилось к той замёрзшей девушке, которая привлекла его внимание на остановке, и потерялась из вида в процессе экстремальной посадки в автобус. Одетой в варежку рукой она держала монету и пыталась передать её дальше водителю. Мелочь, по-видимому, дошла к ней по цепочке от бабки.
Девушка, услышав бабкино хамство, застыла с вытянутой рукой и растерянно озиралась по сторонам. Ей видно ещё не верилось, что это было сказано именно в её адрес. Наконец, осознав ситуацию, она быстро, будто деньги прожигали ладонь даже сквозь варежку, ткнула их в руку впереди стоящего мужчины. «Передайте пожалуйста», – сдерживая слёзы, попросила она и стала пробираться к передней двери на выход.
Автобус остановился. Добравшиеся до своего пункта назначения пассажиры покинули транспорт, а на их место впрессовались другие. Когда водитель стал отъезжать, пытаясь вклиниться в бесконечный поток машин, девушка стояла на остановке, и снова замерзая, ждала следующий автобус.
Ничего особенного по современным меркам вроде бы не произошло. Люди давно привыкли к конфликтам в общественном транспорте и выясняющие отношения пассажиры уже никого не удивляли. Просто в этом незначительном эпизоде зло опять выдавило из общего объёма доброе начало и, торжествуя победу, двинулось дальше распространяться по свету в образе противной старухи.
Прежде чем автобус доехал до следующей остановки, ему захотелось выйти. Он не стал ради удобства подавлять желание и, протиснувшись к передней двери, с облегчением покинул салон типичного представителя общественного транспорта.
Расстояние до места было довольно большим, но время позволяло прогуляться пешком. Он не пытался осмыслить случай в автобусе, а просто запечатлел его, как факт, который поставил ещё одну неприятную галочку в истерзанной не по возрасту памяти.
Что предложат на этот раз? Ответ его особо не волновал, а являлся конечной целью сегодняшнего выхода в пока ещё чужой для восприятия город. Да и вообще так сложилось в жизни, что города, который можно было бы назвать родным, у него не было. О месте, где Он родился, кроме записи в свидетельстве о рождении не было никаких воспоминаний. Он знал, что в этом городе есть древний христианский храм, что он является местом паломничества большого количества верующих и что ему повезло родиться в необыкновенном месте. Но желания посетить место своего появления на свет пока не чувствовал. Может быть, когда-нибудь оно появится и шевельнёт загнанную жизнью душу человека, идущего морозным утром искать работу по объявлению в дешёвой рекламной газете.
Лицо довольно чувствительно пощипывало морозом. Пришлось к губам прикладывать ладонь и дыханием согревать нос. Тёплый воздух, поднимаясь вверх, не успевал рассеяться и замерзал на ресницах. Глаза слезились и, отказываясь рассматривать окружающую действительность, упрямо прятались под защиту опущенных век. Зрение, не рискуя уронить на скользкий тротуар тело, которому оно принадлежало, всё же выполняло свою функцию, но работало только на просмотр пространства под ногами. Он не пытался поднять глаза и заглянуть в лица прохожих. Какая разница, как выглядят лица совершенно чужих ему людей.
В какой-то момент внимание привлекли двигающиеся навстречу хромовые сапоги и полы офицерской шинели. Веки мелко дрогнули и вместе с глазами медленно стали подниматься вверх. Лицо хозяина военной формы показалось знакомым. Ещё раз присмотревшись, Он узнал преподавателя кафедры тактики военного училища, которое закончил.
– Здравия желаю, товарищ полковник! – по старой армейской привычке поздоровался Он.
Полковник узнал его и протянул руку.
– Ну, здравствуй, как там тебя сейчас величать.
– Старший лейтенант запаса, – уже не так бодро ответил Он.
Полковник вздохнул, и рука его невольно потянулась к папахе. Потом остановилась на полпути и резко опустилась вниз.
– И ты тоже… – то ли ему, то ли самому себе с досадой в голосе сказал офицер. – Я слышал, что уже больше половины твоего курса уволилось из армии, – дальше сокрушался полковник. – Чем занимаешься? Времена нынче тяжёлые. С работой совсем трудно стало, – продолжал расспрашивать он.
– Пока ничем. Работу ищу. Да и личное дело ещё не пришло в военкомат. Соответственно нет паспорта, нет прописки и, как следствие, отсутствует трудовая занятость, – ответил Он, стараясь говорить так, чтобы в голосе не звучали нотки жалобы на сложившиеся обстоятельства. – А вы как живёте? Всё так же преподаёте тактику в училище? – в свою очередь поинтересовался Он.
– Да, по-прежнему учу курсантов, – как-то рассеяно ответил офицер и собрался уже протянуть руку, что бы попрощаться.
– А здесь какими судьбами? Живёте что ли близко? – спросил Он.
– Нет, в магазин приезжал с директором поговорить. Дочь у меня в магазине работает. Директор, свинья, домогаться её стал. Она решила уволиться от греха подальше. А он условие поставил, что если с ним не переспит, то уволит её с какой-нибудь гадкой записью в трудовой книжке. Вот приезжал просить его не делать этого. Так он меня просто послал в жопу и разговаривать не стал, – подкрепляя своё возмущение гневными жестами, рассказал полковник.
Он слушал офицера, а внутри всё переворачивалось, перемешивалось и вытягивалось от негодования. Как быстро изменилась окружающая действительность, и вместе с этими изменениями в неё ворвались иные способы достижения личных целей.
В армии было понятно почти всё. Шла война и присяга требовала выполнять свой долг перед разваливающейся на куски Родиной. Не ясно было только, зачем озлобленные представители одного народа делят и так принадлежащую им землю, при этом, стреляя друг в друга из всего, что подвернётся под руку.
Там бы Он знал, как помочь полковнику в такой ситуации. Да и не могло её в тех условиях возникнуть. А сейчас, что мог сделать для своего бывшего преподавателя отставной старший лейтенант, который сам заблудился между настоящим и прошлым, а будущее пока не представлял.
Мозг с огромной скоростью лихорадочно перебирал одну идею за другой, но ничего кроме эмоциональных рывков предложить не мог. Волна напряжения нарастала с каждой секундой и вдруг на своём гребне принесла решение.
– Пойдёмте, товарищ полковник, покажете мне этого директора, – ещё до конца не осмыслив дозревавший план, предложил Он.
Может быть, у полковника ещё оставалось свободное время, может он хватался за последнюю надежду, а может просто не хотел быть единственным, кого директор магазина послал в жопу. Неизвестно, по какой из этих причин преподаватель направился в сторону ближайшего супермаркета вместе со своим бывшим учеником.
К магазину шли молча. Только перед входом полковник с каким-то отеческим сочувствием глянул на одетого в потрепанный военный бушлат парня и глубоко вздохнул. Скорее всего, в тот момент офицер и сам не понимал, зачем возвращается туда, где его только что незаслуженно унизили.
Искать директора не пришлось. Мужчина в коричневой кожаной куртке, который весело о чем-то разговаривал в конце торгового зала с одной из продавщиц и был тем самым подлецом, который плюнул в честную офицерскую душу.
Отставной старлей, вежливо обходя шныряющих по магазину покупателей, быстрыми шагами направился к баловню демократии.
– Здравствуйте. Вы директор магазина? – по военному коротко спросил Он.
– Да. А в чём дело, заморыш? – брезгливо оттопырив пышные губы и явно пытаясь произвести на свою собеседницу впечатление, нагло ответил торгаш.
Если этим ему захотелось обидеть старлея, то он попал в самый центр язвы, разрастающейся на когда-то безупречно чистом чувстве собственного достоинства.
– Из вашего магазина хочет уволиться продавщица, а вы, по непонятной причине, её не отпускаете, – огромным усилием воли, подавляя восставший дух воина, замороженным от ярости голосом выдавил из себя старлей.
– Пошёл вон, заморыш, – тем же тоном сказал директор и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
– Через час я приду с Феляем. Вы только дождитесь нас, пожалуйста, а то я сомневаюсь, что ваши подчинённые смогут разгрести те проблемы, которые на них свалятся, – продолжил старлей в затылок директора.
Торгаш медленно повернулся к заморышу. Лицо его изменилось до неузнаваемости. Было такое впечатление, будто с него сняли гадкую маску, вернее, наоборот, наложили грим, отдалённо напоминающий лицо приличного человека.
– Вы зря беспокоитесь. Я уже давно приготовил трудовую книжку вашей девушке. Пусть приходит и забирает себе на здоровье. Так сказать, насильно мил не будешь, – совсем другим тоном заговорил торгаш.
– Товарищ полковник, – громко позвал стоящего в стороне преподавателя старлей, – директор магазина хочет передать через вас трудовую книжку вашей дочке. Возьмёте что ли?
– Да, конечно, возьму, – с оттенком недоверия в голосе ответил удивлённый неожиданным результатом полковник.
Директор попросил подождать несколько минут и торопливо направился в сторону подсобных помещений. Ждать его пришлось недолго. Видно он и сам хотел быстрее избавиться от тупого полковника, которого на понятном русском языке послали в жопу, а он пришёл опять и притащил с собой какого-то странного заморыша.
– Вот, возьмите, – вернувшийся директор протянул старлею трудовую книжку. – У меня очередь безработных стоит под дверью и умоляет дать им работу на любых условиях. А вы мне тут голову морочите.
Старлей, не обращая внимания на болтовню, резко выдернул из его руки замусоленную книжечку.
– Всего доброго, господин директор, – попрощался Он и, не скрывая радости по случаю первой победы, одержанной в своей новой гражданской жизни, быстро направился к волнующемуся у входа полковнику.
– Нате и больше не теряйте. Дочке привет от Робин Гуда, – старлей отдал трудовую книжку смущённому полковнику и, не задерживаясь, вышел из магазина.
Пока Он восстанавливал справедливость, час пик народного перемещения на общественном транспорте благополучно закончился. Он свободно сел в первый подъехавший автобус и без приключений добрался по указанному в газетном объявлении адресу.
Это было здание гостиницы, построенное ещё до революции. Сейчас в ней большую часть жилых комнат арендовали различные фирмы и общества с ограниченной, а, вернее сказать, с однодневной ответственностью. В просторных коридорах и холлах быстро перемещались люди. Мужская половина в большинстве своём была одета в кожаные куртки по верх дешёвых костюмов, явно приобретённых на рынке у одной и той же торговки. Женщины встречались значительно реже и выглядели более привлекательно в разнообразии своей одежды.
По широкой с массивными перилами лестнице Он поднялся на второй этаж и, сориентировавшись по возрастанию номеров, быстро нашёл дверь с номером 213. Предварительно постучав, вошёл в комнату и вежливо поздоровался.
– Здравствуйте. Я по объявлению в газете на счёт работы, – обратился Он сразу к обоим мужчинам, сидевшим за столом друг против друга.
Тот, который сидел спиной к двери, медленно повернул голову в его сторону и оценивающим взглядом мазнул сверху вниз.
– Проходите, – пригласил мужчина, сидевший к нему лицом. – Работа простая и особой квалификации не требует. Вот список товаров и цен на них. Ищете покупателя и получаете свой процент от сделки, – протягивая листок, взятый из стопки бумаги на углу стола, простуженным голосом просипел работодатель. – Контактный телефон на случай успеха тот же, что и в объявлении, – подытожил он, давая понять, что беседа закончена, и процесс устройства на работу завершён.
Он вышел на улицу и без особого интереса пробежал глазами по ксерокопированному тексту. Даже ему, человеку совершенно далёкому от торговли в любом её проявлении, было ясно, что предлагаемый товар не имеет никаких перспектив на сбыт. Дешёвая бытовая химия отечественного производства, какие-то пробки, вешалки, парафиновые свечи и керосиновые лампы, в общем, различный хлам, завалявшийся на государственных складах наверно ещё с хрущёвских времён.
У входа в гостиницу мусорного ведра не оказалось и листок, громко называемый прайсом, пришлось нести с собой несколько кварталов, пока ему не нашлось достойного места захоронения.
Больше идти было некуда. Он подошёл к киоску, купил свежую газету бесплатных объявлений и направился в сторону дома. Домой Он добрался без приключений. Открыв ключами два замка, вошёл в пустую квартиру и, не раздеваясь, присел в кухне на табурет. Все остальные обитатели квартиры были на работе.
В тепле тело начало согреваться, лицо, отходя от мороза, горело, постепенно покрываясь липкой испариной. Вместе с чувством дремучей тоски из далёкой курсантской юности пришли воспоминания, непосредственно касающиеся сегодняшнего случая в супермаркете.
Вспомнилась встреча с Феляем. Тогда Он на первом курсе военного училища заступил в свой первый наряд по столовой. Труд был тяжёлым и грязным. В обязанности входило три раза за сутки накрыть столы на две с половиной сотни человек и после каждого приёма пищи вымыть посуду. Чтобы успеть всё вовремя, работать приходилось очень быстро. Между делом Он перебрасывался анекдотами с Моном. Мон учился на третьем курсе и был его земляком. Звали его Сергей, а кличку присвоили, беспардонно сократив фамилию. В этот день Серёга тоже был дежурным по столовой и справлялся с обязанностями военного официанта-посудомойщика гораздо быстрее своего молодого земляка. Чувствовался опыт, приобретённый большим количеством очередных и внеочередных нарядов, щедро отпускаемых ему командирами.
Вообще земляков в училище у него было немного. В том году Он оказался единственным, кто притащился в такую даль познавать военную науку. Первое время старшекурсники приходили к нему познакомиться, расспросить о южных новостях и предложить свою помощь в случае необходимости. А дальше вообще окружили заботой, как младшего братишку. Мон, по его мнению, был лучшим из всех. Серёга имел настоящий южный темперамент, всегда был веселым и с оптимизмом встречал каждый новый день. Армейская служба его не тяготила, однако в уставе не придумали таких дисциплинарных наказаний, которые смогли бы удержать Мона за забором училища или предотвратить задуманную им шалость.
В тот вечер Мон из старательно сделанной рогатки подстрелил несколько упитанных голубей и, ощипав, приготовил вместе с картошкой. Птицы мира в огромном количестве обитали на заднем дворе столовой и обильно питались пищевыми отходами из огромной цистерны на колёсах. Помоев было действительно много. Причиной скопления остатков пищи являлось не отсутствие аппетита у курсантов, а порча продуктов путём применения комбижира в процессе их приготовления. Вот Мон по возможности и ублажал свой желудок таким образом, вдобавок развлекаясь охотой.
– Ща по царски похаваем, Клоп, а потом тебе молодому помогу посуду сполоснуть, – занимаясь сервировкой стола в дальнем углу пустого зала, громко сообщил Мон. – Жаль курить нема. Ты бы сходил, стрельнул у кого, – продолжил Серёга, растягивая слова на южный манер.
– У меня есть одна. Поедим и перекурим, – в той же тональности ответил зёме первокурсник и бережно потрогал за ухом припасённую сигаретку.
С куревом было туго. Сигареты просто исчезли с прилавков магазинов и превратились в очень дефицитный товар. Создавалось впечатление, что все наши табачные фабрики разбомбила вражеская авиация. Сигареты продавались по талонам и в крайне ограниченном количестве. На этом фоне с огромной скоростью развивалась спекуляция и, наверняка, кто-то зарабатывал огромные деньги на пагубной привычке не заботящихся о своём здоровье граждан.
Пока первокурсник полоскал стаканы на очередном загаженном столе, чья-то рука выдернула у него из-за уха драгоценную сигарету. Он подумал, что Мон закончил с приготовлением ужина на две персоны и решил таким образом развлечься. Но, обернувшись, увидел высокого курсанта с широкими плечами. Тот уже успел прикурить сигарету и, нагло задрав голову вверх, с удовольствием выпустил дым от первой затяжки. В другой руке беспредельщик держал огромную качественно почищенную морковку. Как выяснилось позже, это был Феляй.
Первокурсник, в порыве гнева стараясь отомстить обидчику, выхватил у него морковь и быстро откусил огромный кусок. В следующее мгновение ему пришлось горько пожалеть о своем поступке. Сильный удар сапогом в пах сложил его пополам. Затем крепкая рука впилась пальцами в лицо и рывком перекинула через спинку стула. Давление нарастало. Казалось ещё немного и позвоночник, не выдержав, сломается пополам.
Может быть, так и случилось, если бы не подоспевший вовремя Мон. Серёга с большим усилием оттащил от земляка разгневанного Феляя и, не вступая дальше в силовое единоборство, попытался уладить конфликт.
– Феляй, ты чё. Убьёшь малого, – миролюбиво обратился Мон к победителю, стараясь заслонить собой корчащегося на полу от невыносимой боли любимца черноморского землячества.
– Не сдохнет. А ты научи этого тупорылого правильно вести себя со старшими, – бросил Феляй и направился к выходу из столовой.
Приходить в себя пришлось долго. Было такое ощущение, будто Он попал под трактор и по счастливой случайности остался жив. Мон умыл его из чайника, предназначенного для разлива компота по стаканам и, усадив за стол, предложил поесть. Он отказался и, скорчившись на стуле, продолжал страдать от постепенно затухающей боли. Серёга сам приступил к уничтожению старательно приготовленного ужина. Мон с аппетитом поглощал картошку с голубиным мясом, запивая пищу разведённым в воде томатом.
– Слышь, Клоп, а сок получился нормальный, почти, как настоящий томатный, – пережёвывая голубятину, решил от скуки завязать разговор Серёга. – Главное, чтобы Феляй с пацанами сейчас не вернулся. А то захотят развлечься и вломят нам с тобой за дерзкое поведение так, что до лазарета без посторонней помощи не доползем.
– Кто он этот Феляй? – спросил первокурсник, облизывая сухим языком запёкшуюся кровь на лопнувших от сильного толчка в лицо губах.
– Он местный, – не прекращая жевать, ответил Мон. – До училища мотался с пацанами на улице, асфальт делил. Естественно здесь среди местных в авторитете, ну и за забором поддержка не слабая имеется. Боевой опыт у него солидный. Так что ты не на ту морковку по молодости рот раскрыл.
В столовую Феляй не вернулся. Мон в одиночку справился с приготовленным на двоих деликатесом и с учётом нетрудоспособности младшего товарища домыл грязную посуду первого курса.
Далеко заполночь Он доковылял до своей казармы и, не раздеваясь, упал на кровать. Поздний час и усталость быстро победили остатки тупой боли и страдающее тело забылось коротким сном.
В пять часов утра его бесцеремонно растолкал дневальный по батарее и поставил в известность, что комбат сегодня собирается зайти в столовую перед завтраком и проверить чистоту расставленной на столах посуды. Он с трудом поднялся с кровати, несколько минут посидел, приходя в себя, и широко расставляя ноги, поплёлся в умывальник. Каждое движение тупой болью напоминало о полученных вчера побоях. Умывшись, не стал возвращаться к своей тумбочке, а умывальные принадлежности оставил в кармане своей шинели, висевшей в устроенном вдоль коридора стеллаже.
Чтобы не вызывать лишней боли в распухшей промежности Он, медленно переставляя ноги, доковылял до столовой и, преодолев несколько ступенек широкого крыльца, вошёл в пустой зал. После свежего утреннего воздуха спертый специфический запах, который можно ощутить только в солдатской столовой, втиснулся в ноздри и вызвал лёгкий приступ тошноты. Времени на раскачку уже не оставалось и Он, открыв висячий замок на железном шкафу с посудой первого курса, приступил к сервировке шестидесяти трех столов.
К шести часам, как всегда свеженький и жизнерадостный, подошёл Мон.
– Как шары? Целы? – шустро взявшись за работу, громко поинтересовался Серёга.
– Стучат, как бильярдные. Хочешь, иди, послушай, – попытался пошутить Он.
Дальше работали молча. Каждый старался успеть расставить к завтраку на столы посуду, полученные в хлеборезке хлеб, масло и сахар, а так же перетащить от раздачи бочки с кашей.
До прихода батареи на приём пищи оставалось полчаса. В суете Он не заметил, как в столовой появился Феляй.
– Эй, малый, сюда иди, – услышал Он знакомый голос и вздрогнул от неожиданности.
Обернувшись на зов, Он увидел Феляя. Тот, важно развалившись на стуле около открытой двери в хлеборезку, курил сигарету и о чём-то разговаривал с работавшей там женщиной. Бычиться и изображать из себя гордую птицу не было смысла. Он поставил на стол очередной бочёк с перловой кашей, вытер о грязный фартук жирные руки и, пытаясь угадать намерения своего вчерашнего обидчика, медленно двинулся к местному авторитету.
– На, кури, – не здороваясь, протянул Феляй пачку Мальборо, наверное, подаренную ему, как минимум, золотой рыбкой.
Он аккуратно вытащил из пачки одну сигарету, достал из кармана замусоленный коробок и, прикурив, с удовольствием затянулся непривычно душистым дымом.
– Что долг решил вернуть? – сначала спросил, а после подумал о возможных последствиях первокурсник.
– Ты, малый, откуда к нам забрёл? И чё это Мон за тебя так самоотверженно вписался? – пропустив по непонятной причине мимо ушей дерзкий вопрос, продолжил разговор Феляй.
– Я земляк его.
– А, морпех, значит, типа того. Ну ладно, проблемы будут, обращайся, – с барским видом сказал Феляй, потушил о спинку стула недокуренную сигарету и, картинно шаркая сапогами, направился к выходу из столовой.
И действительно Феляй однажды помог. Потом, несмотря на занимаемое его отцом высокое положение в одном из государственных ведомств, авторитета отчислили из училища за одну из бесчисленных драк. Видно, командиры устали закрывать глаза на творившийся беспредел, а скорее просто побоялись, что он, в конце концов, кого-нибудь убьёт или сделает инвалидом.
Больше Феляя Он не видел. А за несколько дней до случая в супермаркете Он случайно встретил на улице однокашника, так же уволившегося из Вооружённых Сил, и от него узнал, что Феляй нашёл достойное применение своим наклонностям. Несостоявшийся офицер стал одним из авторитетных бандитов и занимал в преступном мире достаточно высокую должность – смотрящего за общаком бригады Московского района города.
Так Феляй, не ведая того сам, помог сохранить достоинство полковнику и спасти честь его дочери.
II
Вчера, листая газету, Он наткнулся на подходящее объявление. В торговый дом «Илант» требовались мужчины до тридцати пяти лет для работы охранниками.
Несмотря на то, что вместо всех необходимых документов, у него было только удостоверение личности офицера, Он решил попытать счастья и сходить по указанному в объявлении адресу.
Торговый дом располагался в другом районе города и добираться до места пришлось с пересадкой. Хорошо, что удостоверение, бывшее единственным документом, подтверждающим его личность, пока ещё давало право на бесплатный проезд в общественном транспорте.
Разыскав нужный адрес, Он вместо торгового дома «Илант», к большому удивлению, обнаружил старое студенческое общежитие. Вывеска с названием учебного заведения и номером общежития конкретно подтверждала принадлежность пятиэтажного здания к жилищному фонду одного из институтов города.
Студентов вокруг не наблюдалось. Было похоже на то, что им срочно выдали повышенную стипендию и посреди учебного года отправили в родные деревни отдыхать от городской суеты.
Скорее из любопытства, чем, всё ещё надеясь устроиться на работу, Он поднялся по разбитым ступеням и зашёл внутрь. По всему зданию разносился шум ремонтно-строительных работ, а обстановка в полной мере соответствовала окружающим звукам. Аккуратно перешагивая через кучи мусора и стараясь не выпачкаться о заляпанные известкой стены, Он двинулся на экскурсию по бывшей студенческой обители, надеясь отыскать кого-нибудь, имеющего отношение к прочитанному в газете объявлению. В конце узкого коридора ему встретился молодой мужчина, одетый в коричневую кожаную куртку, наличие которой, безусловно, свидетельствовало о достойном положении её хозяина в новом демократическом обществе перестроенной России.
– Извините, вы не подскажете с кем здесь можно переговорить по поводу работы охранником, – вежливо поинтересовался Он у владельца модной верхней одежды.
– Дальше по коридору кабинет начальника службы безопасности, – будто отогнав надоедливую муху, высокомерным тоном ответил мужчина.
– Спасибо, – поблагодарил Он и направился в указанном направлении.
Все двери вдоль коридора были заперты и только одна, в самом его конце, оказалась немного приоткрыта. Похоже, это и был кабинет начальника службы безопасности торгового дома «Илант». Задержавшись на минуту перед входом, Он попытался представить, как выглядит человек, который занимается обеспечением безопасности коммерческой структуры современного образца. Воображение безосновательно рисовало широкоплечего коренастого мужика с бандитской рожей, лысым черепом и в обязательно положенной по статусу кожаной куртке.
Зачем-то сковырнув ногтём пластинку облупившейся на двери краски, Он постучался и, не дожидаясь приглашения, вошёл. Мужчина, сидевший за обычным письменным столом, абсолютно не соответствовал тому образу, который только что старательно создавала разгулявшаяся фантазия. Хозяин комнаты для совместного проживания, как минимум четырёх студентов, громко названной кабинетом после замены нескольких казённых кроватей на один учительский стол, с первого взгляда, показался человеком из близкой ему среды.
– Здравствуйте. Не подскажете, как мне найти начальника службы безопасности? – придав дополнительной бодрости голосу, спросил Он.
– Уже нашёл, – лаконично ответил мужчина.
– Я прочёл объявление в газете. Вам ещё нужны люди для работы охранниками?
– Что из института за неуспеваемость отчислили? – с иронией в голосе спросил будущий шеф, неверно определив возраст стоящего перед ним кандидата на работу.
– Угадали. Пока пять лет в военном училище учился, а потом два года воевал, в университете зачёт по философии сдать не успел, – в предложенном стиле продолжил Он постепенно завязывающийся диалог.
– Для Афгана ты слишком молод. Значит, в локальном конфликте Родину защищал, – сделал вторую попытку блеснуть личной дедукцией начальник службы безопасности. – Садись, давай, чего стоишь, – кивнул он головой на стул справа от стола. Чай будешь?
– Не откажусь, – обрадовался Он возможности продолжить разговор в неформальной беседе.
Хозяин кабинета бодро поднялся из-за стола, подошёл к подоконнику, который, видимо, по совместительству исполнял функции чайного столика и полки для хранения посуды.
– Чайник ещё горячий. Только что сам чай пил, – наливая кипяток в стакан, как-то необычно по-свойски сказал он. – Тебе сахара сколько ложек?
– Двенадцать. Только не размешивайте, а то я очень сладкий не люблю, – пошутил Он, поймав себя на мысли, что уже давно не делал этого.
– У тебя какое звание, шутник?
– Старший лейтенант.
– Так вот, ещё раз с майором без разрешения пошутишь, будешь пить воду из-под крана, и то тогда, когда её здесь после ремонта подключат, – авторитетно заключил хозяин, подавая стакан присевшему сбоку от стола гостю.
– Понял не дурак. Выходит, берёте меня на службу? – уточнил Он вслух свою догадку.
– Служил ты в армии, старлей, а здесь привыкай работать на благо возрождающегося капитализма, – назидательным тоном объявил приговор только что обретённый шеф. – Работа сутки через двое. Зарплата с большими задержками. Обязанности изучишь перед заступлением в смену. С завтрашнего дня включу тебя в график. Устраивает?
– Вполне. Только моё личное дело в военкомат ещё не пришло. Так, что я пока без паспорта и трудовой книжки, – сообщил Он свою проблему.
– Это не беда. Здесь пока бардак, как на диком западе. Ты свой первый бой помнишь? – задал он неожиданный вопрос.
– Конечно, помню. Под Гершуновкой ночью в засаду попали. Слава Богу, все живы остались.
– А у меня в Афгане в первом же бою духи половину взвода положили. Доблестная десантура влипла, а нашу роту на прорыв кинули. Если бы вовремя не успели, душманы голубых беретов задолбили бы полностью. Они конечно молодцы, кашу знатную заварили, духов много настреляли, а пехота потом задницей своей им отход прикрывала. Ладно, ещё успеем наговориться. Давай отдыхай и завтра не опаздывай на дежурство, – прощаясь, подал руку майор.
Он крепко пожал широкую ладонь начальника и, выйдя из кабинета, аккуратно прикрыл за собой дверь.
Заданный майором вопрос жестоко растеребил болеющую душу, и та, безвольно трепыхнувшись, поплелась в мир воспоминаний получать очередную порцию боли от глупого занятия самоистязанием.
Помнит ли Он первый бой? Разве такое забывается.
III
Будильник, стоявший на прикроватной тумбочке казарменного образца, ровно в указанное ему время, резво приступил к исполнению своих функциональных обязанностей и монотонным писком прервал короткий дневной сон офицера. Он, не открывая глаз, протянул руку и на ощупь отключил источник противного звука. Не меняя положения, дождался, пока просыпающееся тело наберёт минимальный тонус, подтянул к животу колени и волевым рывком поднялся с дивана.
В комнате было холодно и сыро. Печка не топилась с того самого дня, когда жена уехала в институт на очередную сессию.
Шлёпая босыми ногами по ледяному полу, Он подошёл к стоявшей в углу трёхлитровой банке с компотом, отхлебнул из неё большой глоток и непроизвольно сморщился. Студёная сливовая жидкость, будто тисками, свела челюсти и своим разрушительным воздействием едва не раскрошила в пыль дырявый зуб. Он с отвращением вернул банку на прежнее место и, пытаясь немного согреться, интенсивно присел несколько десятков раз. Затем одел всё ещё влажную после утреннего ливня афганку, достал из-под дивана надоевший автомат и, присев на маленький стульчик, закурил. Сигаретный дым, заполняя собой воздушное пространство скромно обставленной комнаты, каким-то непостижимым образом создавал легкую иллюзию постороннего присутствия. Однако этот мираж только усиливал острое желание быстрее бежать в часть и там, в общей офицерско-солдатской массе, плотно консервировать тоску по любимой женщине до следующего возвращения домой.
Строптивый будильник, не собираясь проявлять солидарность и совместно с ним грустить о временно отсутствующей хозяйке, весело двигал по кругу подневольные стрелки. До построения на развод оставалось сорок минут.
Сделав глубокую затяжку, Он потушил недокуренную сигарету в чашке с остатками утреннего чая, как-то совсем по-стариковски вздохнул и, встав со стула, медленно подошёл к окну. Взяв с подоконника портупею, раздвинул на удобное расстояние кобуру с пистолетом и подсумок с тремя магазинами к автомату, привычным движением туго затянул её на поясе. Аккуратно расправил образовавшиеся на куртке складки и, подпрыгнув на месте, в очередной раз посетовал на неудобство придуманной ещё при царе Горохе экипировки. Новомодная разгрузка, даже такая самодельная, как у Зоркина, была бы гораздо удобнее подсумка, болтающегося в такт каждому шагу. Полученные вместе с оружием и боеприпасами две ручные гранаты носить было не в чем и по этой, достаточно уважительной причине, они мирно покоились за одёжным шкафом в картонной коробке из-под обуви.
Немного отпустив ремень отработанным на занятиях по строевой подготовке движением, Он закинул автомат за спину и вышел в прихожую. Обул видавшие виды кроссовки, туго затянул когда-то бывшие белыми шнурки и, попрощавшись с соседом, жарившим на общей кухне картошку, вышел из дома.
– Может, картошечки тарелочку закинешь перед службой? – услышал Он вслед запоздалое предложение.
– Не успею уже. С бойцами в столовой поужинаю, – закрывая за собой дверь, с сожалением отказался Он.
По обеим сторонам дороги, ведущей в воинскую часть, наслаждаясь тёплым климатом и благодатной почвой, красиво росли часто посаженные фруктовые деревья. Яблони и сливы, абрикосы и вишни, чередуясь с грецким орехом, создавали истинно райскую картину. На первый взгляд, военный городок больше походил на санаторий или пионерский лагерь, чем на место проживания семей командного состава ракетной части.
Местность была действительно сказочной: красивые женщины, здоровые детишки, изобилие овощей и фруктов, отменное виноградное вино, плодородная земля, в которую черенок от лопаты воткни, и тот, наверно, расцветёт. Однако посреди всего этого великолепия, по непонятной для простого народа причине, уже третий месяц зверствует никому не нужная война. Вернее каким-то извергам она была необходима и эти нелюди щедро финансировали тайный процесс тотального разрушения обычного человеческого счастья миллионов ни в чём не повинных людей.
Каждый день, проходя по фруктовой дороге, Он обязательно останавливался у одного и того же дерева, срывал приглянувшееся глазу яблоко и, поблагодарив в душе безмолвное создание, с удовольствием съедал сочный кисло-сладкий плод. Со временем ежедневное общение с яблоней превратилось в своеобразный ритуал, и Он стал задерживаться у фруктовой красавицы, чтобы поздороваться и о чём-нибудь её расспросить.
В тот раз Он не стал разговаривать с деревом, а только нежно погладил рукой шершавый ствол, сорвал первое попавшееся на глаза яблоко и, опустив его в карман, быстрым шагом направился дальше.
Уже несколько дней продолжалось непривычное затишье, но на душе было неспокойно. Смутная тревога откуда-то из далека ощутимо раскачивала внутреннее равновесие, подло шантажируя сердце приступами туманных предчувствий. «Просто скучаю по жене», – не находя видимой причины для волнения, успокаивал Он себя.
Проходя по узкой аллейке мимо штаба, Он встретил чем-то озабоченного командира части. Чётким поворотом головы отдал воинскую честь и, прибавив шаг, уже через минуту здоровался за руку с собравшимися на развод офицерами. Поздоровавшись, Он присоединился к группе слушателей свежего анекдота от капитана Дубивки о суровых буднях местного ополчения. Владимир Дубивка хотя и был особистом части, но совершенно не имел той крысиной сути, которая отличает членов этой привилегированной касты от остального офицерского корпуса.
– Пришёл ополченец домой в свою деревню на побывку, – неумело подражая местному диалекту, рассказывал Володя. – Сел с отцом за стол. Обедают, самогон пьют. Отец после третьего стакана спрашивает сына: «Сынок, что это за ружьё у тебя такое интересное?». «Это не ружьё, это автомат, батя», – гордо отвечает сын. «А, как он стреляет?» – дальше интересуется отец. «Ну, как автомат, так и стреляет». «А ты покажи», – пристал любопытный старик. Ополченец открывает окно и давай курей с петухами во дворе стрелять. Перестрелял всю птицу. Сел за стол, ест, пьёт. Тут отец заметил у него за поясом гранату и снова интересуется: «Сынок, а это, что у тебя такое?». «Это граната, батя». «А, как она работает?» – не унимается отец. «Ну, как граната, так и работает». «Покажи, не обижай старика», – просит отец. Ополченец опять подошёл к окну, дёрнул за кольцо и запустил гранату в деревянный туалет. Взрывом обломки досок разбросало по всему двору и далеко за его пределами. Сын опять присел за стол, налил себе полный стакан самогона, выпил и спрашивает у отца: «Ну, как тебе фейерверк, батя?». Отец с довольным видом покачал головой: «Да, интересный фейерверк. Хорошо, мать в туалете была, а то бы за курей побитых скандал устроила».
Анекдот оказался действительно новым и его неожиданная развязка своим чёрным юмором здорово развеселила слушавших особиста офицеров.
Местное ополчение, громко именуемое гвардией, формировалось из рабочих и крестьян, командовать которыми назначались военные пенсионеры или бывшие милиционеры. Уровнем боевой подготовки и личным поведением гвардейцы абсолютно не соответствовали столь пафосному названию. Однако, несмотря на слабую организованность, большой недостаток оружия и боеприпасов, они самоотверженно защищали от захватчиков свою маленькую родину.
Помощник дежурного по части за две минуты до начала развода построил на плацу новый караул и заступающие наряды, после чего приступил к проверке личного состава. В ходе проверки выяснилось, что капитан Рюхтин, назначенный начальником группы оперативного реагирования, по причине продолжавшегося третий день тяжёлого запоя, отсутствовал. Помдеж доложил ситуацию дежурному по части подполковнику Бейлину и тот, не долго думая, принял решение возложить командование опергруппой на ответственного по второй батарее офицера.
– Вторая батарея заступает в караул, столовую и на блокпосты. Бойцов в расположении остаётся три-четыре человека. Ответственному там не хрен делать. Пойдёт в опергруппу, – быстро и качественно справился с проблемой подполковник Бейлин.
Ответственным по второй батарее был Он. Принятое дежурным по части решение, мягко сказать, не обрадовало. Теперь вместо того, чтобы спокойно сидеть в канцелярии и читать книгу, придётся торчать в штабе и быть готовым в любой момент сорваться на помощь караулу или блокпосту.
Решение о создании оперативной группы быстрого реагирования в составе пятнадцати солдат и одного офицера командиром части было принято совсем недавно и являлось вынужденной реакцией на обостряющуюся вокруг обстановку. Обстрелы территории части заметно участились. Практически каждую ночь за её пределами шли перестрелки. Из лесных посадок диверсанты неоднократно стреляли в часовых. Все хорошо понимали, что война неумолимо приближается и спокойно отсидеться в месте постоянной дислокации, скорее всего, уже не выйдет.
По окончании развода Он провёл краткий инструктаж с подчинёнными теперь ему солдатами и объявил пятнадцатиминутный перекур. Бойцы резво разбежались по своим мелким делам, а Он, заметив в курилке капитана Алмазова, решил составить ему компанию и заодно обсудить последние новости.
– Здорово, Сергей! Как служба? – начал Он незатейливый разговор, заходя в оборудованную специально для курения беседку.
– Служба – не пиво. Много не выпьешь, – отшутился Сергей.
– Что новенького в мире делается? – сославшись на отсутствие телевизора, продолжил Он раскручивать разговор.
– Бейлин сегодня дежурным по части заступает. Этот буржуй всегда с собой маленький телевизор берёт. Так что бойцов по кроватям уложишь и падай ему на хвост ящик смотреть, – посоветовал Алмазов. – Если спокойно будет, – сделав небольшую паузу, многозначительно добавил он.
Обзывая подполковника Бейлина буржуем, Сергей имел в виду его предыдущее место службы. Бейлин приехал в часть из новой, уже объединённой Германии, и успел застать те золотые времена, когда на фоне бешенной российской инфляции, там офицеры получали зарплату в самой что ни на есть твёрдой валюте.
– Говорят, вокруг нашей части на днях пвошников из Тирасполя на боевое дежурство поставят. Вроде бы есть информашка, что по артиллерийским складам с воздуха лупануть собираются. Так, что нарядов станет ещё больше. Придётся теперь до кучи и зенитчиков охранять, – продолжил Сергей делиться новостями.
– Ты анекдот, который сегодня Дубивка перед разводом рассказал, слышал? – собираясь с удовольствием пересказать весёлую байку, поинтересовался Он.
– Да. Уже успели рассмешить – разочаровал Сергей.
– Ладно, Серёга, пора мне на службу двигать, – выбрасывая окурок в закопанное по середине курилки ржавое ведро, попрощался Он.
Тогда Он ещё не знал, что им вместе с Сергеем Алмазовым предстоит влипнуть в жестокую переделку, остаться живыми и крепко подружиться.
Пятнадцать минут прошло. Солдаты, из состава оперативной группы, собрались возле входа в казарму и, ожидая построения, развлекались с местным котом по кличке Молдаван. Команда строиться спасла рыжего Молдавана от творимого над ним насилия, и тот, не жалея лап, помчался в сторону дорогой его кошачьему сердцу столовой.
Приведя бойцов в штаб, Он во избежание шумных конфликтов, сам определил каждому койку, на которой тот будет спать, назначил старшим младшего сержанта по прозвищу Батя и сходил в дежурную часть доложить подполковнику Бейлину о прибытии.
Личный состав оперативной группы на ночь размещался в бывшем учебном классе. Вместо столов в нём установили шестнадцать кроватей, убрали, спасая от неминуемой порчи, наглядные пособия и оборудовали шкаф для хранения оружия.
После ужина бойцы не стали дожидаться установленного распорядком дня времени отбоя, а, спросив разрешение, на удивление организованно легли спать. Видно, накопленная за последние месяцы усталость и нервное напряжение, вымотали не только офицеров, но и начали сказываться на молодых солдатских организмах.
Предсказание Сергея Алмазова сбылось. Буржуин Бейлин действительно принёс с собой телевизор и, устроившись в кресле, смотрел только начавшуюся программу «Время».
– Разрешите присутствовать, – в соответствии с требованиями устава обратился Он к подполковнику Бейлину.
– Заходи, – не отрывая взгляд от экрана телевизора, предложил Бейлин. – Зря не спишь, пока есть такая возможность. Если шум начнётся, можешь до утра на отдых не рассчитывать, – равнодушным тоном сообщил подполковник очень вероятную перспективу.
– Успею ещё. Новости с вами посмотрю, узнаю, что в мире плохого делается и отобьюсь, – сообщил Он о своём твёрдом намерении прослушать политинформацию от диктора телевизионного канала.
Ничего хорошего услышать не удалось. С момента гибели системы советской пропаганды, количество передаваемых средствами массовой информации позитивных новостей, стало заметно убавляться, а со временем говорить о хорошем и вовсе перестали. После чтения обычной газеты создавалось впечатление, что по земле, со всей своей ужасной силой, щедро сея безумство, хаос и разброд, гуляет сорвавшийся с цепи сатана. А те, кто по своему общественному положению обязаны ради общего блага сдерживать бушующие страсти, нарушая все законы и заповеди, выстроились в огромную очередь, чтобы быстрее продать ему свою бессмертную душу.
Полученная от просмотра телевизора информация оптимизма не прибавила. Отказавшись от предложенного Бейлиным кофе, Он не стал смотреть начавшийся художественный фильм, а, пожелав дежурному по части спокойной службы, отправился спать. Ориентируясь в темноте штабного коридора по богатырскому храпу, доносившемуся могучим хором из учебного класса, Он нашёл свою кровать и, не раздеваясь, лег на заправленную постель. Утомлённые с непривычки маленьким экраном телевизора глаза ярко выдали несколько визуальных вспышек не существующего света и, непроизвольно закрывшись, подарили скучающему сознанию затуманенный образ любимой женщины.
Громкий топот сапог и уже реальная вспышка электрического света мгновенно смели незаметно подкравшийся сон.
– Опергруппа, подъём! На первом блокпосту бой! – дрожащим от волнения голосом крикнул молодой солдат, в первый раз заступивший дневальным по штабу.
– Подъём! Разобрать оружие и бегом в машину! – проснувшись, продублировал Он команду дневального.
Стаскивать солдат с кроватей, как это иногда бывает при обычном утреннем подъёме, не было необходимости. Они без дополнительных разъяснений хорошо понимали, что товарищам сейчас нужна помощь. Бойцы молча вскакивали, быстро натягивали на себя обмундирование и, не наматывая портянки, проталкивали их ногами внутрь сапог. Затем хватали свои автоматы и, выбегая на улицу, резво запрыгивали в кузов уже заведённого «Урала». Водитель дежурной машины, закреплённой за оперативной группой, ночевал в кабине и, периодически прогревая двигатель, поддерживал «Урал» в готовности к экстренному выезду.
Стрельба, доносившаяся со стороны центрального блокпоста, была хорошо слышна на всей территории части. А две зелёные сигнальные ракеты, взлетевшие оттуда в ночное небо одна за другой, полностью отвергали возможность пьяного веселья или дурацкого баловства.
– Батя, все?! – крикнул Он в тёмное пространство кузова.
– Да, товарищ старший лейтенант, все, – с какими-то незнакомыми нотками азарта в голосе, отозвался младший сержант.
В этот момент Он заметил, что подсумок с боеприпасами оставил на кровати. Возвращаться в штаб не стал – дурная примета. Подозвав к себе стоявшего у входа дневального, Он без спроса выхватил у него из подсумка магазин и заскочил в кабину.
– Давай быстрее. Рвём на главную дорогу. Метров за двести до блокпоста потушишь фары, потом сто проедешь и тормознёшь. Понял? – приказал Он водителю.
– Так точно, – подтвердил солдат, лихо, выворачивая мощный «Урал» к железным воротам. – А дальше что делать?
– Движок не глуши. Немного отойдёшь от машины и заляжешь на обочине. А там по обстановке.
– Ага, понял. Это чтобы меня вместе с машиной случайно не накрыло, – проявил чудеса солдатской смекалки сообразительный водила.
– Молодец, шаришь. Останемся живы, возьму тебя помощником карту для комбата на учениях рисовать. Справишься?
– А то, малюй себе да малюй, – совершенно серьёзно ответил на шутку офицера самоуверенный солдат.
Как ни странно, но интенсивность стрельбы, по мере приближения к месту боя, заметно снижалась. Создавалось впечатление, что ещё немного и какая-то из противоборствующих сторон одержит окончательную победу над противником.
Водитель в точности выполнил полученный приказ. Старлей выскочил из кабины и, передёргивая на ходу затвор автомата, громко подал команду «к машине» находившимся в кузове солдатам. Бряцая оружием и касками, бойцы, не задерживаясь, посыпались наружу.
– Растянуться цепью! Я слева, Батя замыкающий справа, – и дождавшись исполнения команды, – короткими перебежками, в сторону блокпоста, бегом, марш! – продолжил командовать Он.
По вспышкам автоматных очередей было видно, что стрельба ведётся практически в одном направлении. С блокпоста часто стреляли в сторону заброшенной фермы, а оттуда вылетали одиночные выстрелы трассирующих пуль.
Оценив обстановку, Он, метров за пятьдесят до блокпоста, приказал бойцам остановиться и лёжа ждать его возвращения, а сам ползком продолжил движение. Подобравшись ближе к своим, громко выкрикнул пароль и представился. Через несколько секунд из-за железобетонного нагромождения показался трудно различимый в темноте силуэт человеческой фигуры.
– Давай сюда. Только высоко не поднимайся, а то ещё стреляют гады, – отозвался силуэт знакомым голосом прапорщика Буханцова.
Он перевалился через бетонную плиту и запыхавшимся голосом спросил у Буханцова – Что тут за праздник у вас, Николай?
– Свадьба. Диверы жениха подогнали, а наша девка ему не дала, – шуткой на шутку ответил старый прапорщик. – Короче, человек пять из посадки подкрались и обстреляли нас из автоматов. Мы в ответку лупанули. Они в сторону заброшенной фермы ушли и оттуда огрызаются. Давай, принимай командование, старлей, старше тебя здесь никого нет.
После подъёма оперативной группы ощущение нереальности происходящего крепко зацепило сознание и не позволяло ему в полной мере сосредоточиться на окружающей действительности. Казалось, что Он всё ещё продолжает спать и во сне видит события, которые на самом деле случались только в далёком детстве. Было такое чувство, будто бегая с игрушечным автоматом между гаражей и сараев, Он играет в войнушку с мальчишками, решившими вдруг ни с того ни с сего большинством голосов назначить его командиром своего отряда.
– Значит так, Николай, со мной пятнадцать бойцов. Я сейчас возвращаюсь к ним и атакую ферму. Ты оставляешь двух солдат на блокпосту для связи, а с остальными отрежешь диверсантов от леса, – предложил Он тоном, больше подходящим для приказа, чем для предложения.
– Ну, чё там за аяврики пуляют, товарищ старший лейтенант? – спросил взволнованный Батя вернувшегося офицера. – Давайте залудим по ним из всех стволов, может в кого на шару попадём, а остальные сами лапки вверх и сдадутся, – посчитал своим долгом предложить великолепный план быстрой победы над врагом рвущийся отомстить за погибшего брата младший сержант.
– Балбес ты, Батя. У тебя, что с собой вагон патронов? А дивер быстрее сам себе яйца ржавым серпом отрежет, чем в плен сдастся. Он же знает, что солдаты все местные и никакой приказ офицера не спасёт его от мучительной смерти.
– Только обзываться не надо. Меня в военном училище тактикам и стратегиям всяким не обучали…
– Хватит болтать, – оборвал Он младшего сержанта. И уже для всех продолжил – Становимся цепью так же, как шли сюда, и короткими перебежками продвигаемся к ферме. Стрелять только по моей команде. Старайтесь успеть ответить выстрелом на выстрел и целиться чуть ниже замеченной вспышки. Всё пошли.
Тем временем редкая стрельба со стороны фермы полностью прекратилась и опергруппа без единого выстрела подошла к старому сельскохозяйственному строению. Подождав, слушая тишину, несколько минут, Он пришёл к выводу, что, скорее всего, диверсанты уже покинули ферму и, вероятно, направились в сторону лесополосы. Надо было срочно принимать новое решение. Однако, как назло, ничего подходящего к такой ситуации в голову не приходило. Проводить зачистку в кромешной темноте было опасно и глупо. Обнаружить следы, указывающие направление отхода врага, наверняка не удастся, а вот напороться на оставленную им растяжку – как два пальца намочить. Значит, соваться на ферму и рисковать бойцами нельзя. Лучше не выполнить боевую задачу, чем везти к чьей-то матери цинковый гроб с её сыном. Да и не стояла эта самая боевая задача, по той простой причине, что никто не знал какая она у российских офицеров, командующих местными солдатами на территории ни кем не признанной республики.
Неожиданно начавшаяся стрельба мгновенно растерзала только установившуюся тишину и, быстро набирая темп, обозначила в районе лесополосы место нового боестолкновения. По всему выходило так, что диверсанты, скрытно оставившие ферму, всё-таки нарвались на группу Буханцова и были вынуждены ввязаться в полноценную драку. Теперь всё становилось ясно. Надо спешить к своим на помощь, общими усилиями блокировать, а затем уничтожить врага.
– За мной бегом марш, – не сомневаясь в правильности принятого решения, громко скомандовал Он.
Теперь всё зависело от расстановки сил. Если Буханцов с бойцами находится в лесу, а диверсанты в поле, то опергруппа как раз ударит им в тыл. В этом случае победа будет быстрой и славной. Свекольное поле, расположенное между посадкой и фермой, не имело никаких укрытий и являлось полностью открытым пространством. Только тёмная ночь была единственным спасением тем, кому не повезло оказаться на свекольной ботве под автоматным обстрелом. Если же диверы долбят по нашим из леса, то дело действительно дрянь. Рассчитывать придётся только на своё количественное превосходство и, не жалея патронов, вслепую поливать посадку из всех имеющихся стволов. Тогда исход боя представлялся достаточно туманным, а противостояние не имело каких-либо перспектив удачного завершения.
Преодолев больше половины необходимого расстояния, Он остановился и, приказав бойцам залечь, сам лёг на мокрую пашню. Сейчас было жизненно важно, до вступления в огневой контакт, правильно определить место нахождения группы Буханцова. Единственная сложность заключалась в том, что при себе не имелось даже обычной сигнальной ракеты, не говоря уже о такой роскоши, как радиосвязь. Тратить драгоценное время, посылая бойца на разведку и дожидаясь его возвращения, в ситуации, когда каждая потерянная минута может стоить жизни товарищам, с точки зрения боевого устава, было бы правильным, но совершенно не соответствовало личному мнению молодого офицера.
Не поднимаясь с земли, Он перекатился на спину, плотно прижал к плечу приклад автомата и практически без интервалов, отправил в ночное небо три очень длинные очереди. В его магазине обычные патроны через один чередовались с трассирующими и даже на фоне набиравшей силу перестрелки салют получился знатным. Не обратить внимания на такой столб огня, направленного вертикально вверх, было сложно. Конечно, поданный таким образом Буханцову сигнал обязательно заметили и диверсанты. Естественно, существовала большая доля риска в том, что враг может пойти на военную хитрость и таким же образом ответить на поданный своим сигнал. Исключать такую вероятность было нельзя. На месте противника Он сам так и поступил бы.
Ждать пришлось недолго. Секунд через пять-шесть метрах в ста пятидесяти от лесополосы с глухим рокотом поднялся фонтан, аналогичный тому, который Он только что устроил. Судя по всему, выходило так, что группа Буханцова находилась в поле и плотным автоматным огнём из посадки была прижата к земле.
– Внимание! – стараясь перекричать не прекращавшуюся стрельбу, обратился Он к солдатам. – Наши находятся в поле. Поднимаемся и бегом рвём к ним.
Ориентируясь на звуки выстрелов и забирая по ходу движения немного влево, Он быстро преодолел необходимое расстояние. Не сбавляя темпа, упал на живот, откатился на один оборот вправо и, не прицеливаясь, выпустил наугад две короткие очереди в сторону посадки.
– Николай, Буханцов! Жив?! – отстрелявшись, крикнул Он в темноту.
– Жив! – охрипшим голосом из далека отозвался прапорщик. – Командуй, давай! – видимо, не желая разделять с ним ответственность за всё происходящее, – потребовал Буханцов – невидимка.
Над головой часто свистели пули. Не встретив на своем пути жертвы, достойной для разрушения, разочарованные хищницы, мгновенно уносились в черноту воздушного пространства.
Дождавшись, пока за спиной стихнет топот солдатских сапог, Он приподнялся на левом локте и скомандовал: – Короткими очередями, счёт двадцать два, залпом, по посадке, огонь!
После металлического лязга передёргиваемых затворов, нестройный залп автоматных очередей жестоко ударил по барабанным перепонкам. Стрельба смешалась с чьим-то отборным матом и, безраздельно завладев органами слуха, лишила сознание возможности воспринимать что-либо, кроме окружающего грохота.
– Короткими перебежками, вперёд, бегом марш! Ложись! По посадке, залпом, огонь! – командовал Он, подавляя противника огнем и постепенно продвигаясь в сторону лесополосы.
Только после пятого залпа Он заметил, что ответная стрельба из посадки прекратилась, а они уже приблизились к лесу на опасное расстояние.
Ситуация повторялась в точности, как на заброшенной ферме. Необходимо было вновь принимать решение.
Выдержав небольшую паузу и убедившись в том, что противник действительно прекратил огонь, Он громко подозвал к себе Батю и приказал ему отправить одного бойца из состава опергруппы за водителем и машиной.
Постепенно боевой азарт уступил место чувству глубокой досады. Он точно знал, что в части на случай нападения имелись БТР и группа огневой поддержки. Старлей ждал, что вот-вот к ним на помощь примчится броня и порубит из своего крупнокалиберного пулемёта проклятую посадку, лучше, чем две бригады профессиональных дровосеков.
Минут через пятнадцать сзади послышался хорошо различимый в ночной тишине рёв мощного ураловского двигателя. Приказав водителю ехать на пониженной передаче, Он под прикрытием машины вывел солдат за пределы свекольного поля и только возле блокпоста на грунтовой дороге, проверив личный состав, разрешил им грузиться в кузов. В часть возвращались молча.
– Всё, приехали, товарищ старший лейтенант, – вывел его из оцепенения голос водителя, аккуратно подогнавшего «Урал» к штабному крыльцу.
Он выскочил из кабины и, объявив солдатам через десять минут построение в классе, прихрамывая на правую ногу, зашёл в штаб. С порога было заметно, что все офицеры части собрались внутри здания и, не имея определённой задачи, спросонья подпирают давно не крашенные стены.
Никем не замеченный, Он сел на пол прямо посреди коридора, закатал вместе с комьями присохшей грязи рукава и штанины, равнодушно осмотрел сбитые конечности и, разрядив автомат, стал считать оставшиеся патроны.
– Ты, чё здесь расселся! Ты же ответственный по батарее! Иди в казарму солдат считать! – услышал Он грубое обращение не протрезвевшего с вечера комбата.
Остаток ночи прошёл спокойно. Утром по приказу командира части первая батарея выдвинулась в район лесополосы и прочесала её окрестности.
Кроме большого количества стрелянных автоматных гильз, на примятой траве обнаружилось бурое пятно засохшей крови. Хорошо различимые следы автомобильных протекторов, уходившие от лесной поляны в сторону железнодорожного переезда, обрывались сразу же после въезда на шоссе.
IV
Работы, затеянные компанией «Илант» по перепланировке и ремонту студенческого общежития, были приостановлены. Две недели назад работяги убрали строительный мусор, складировали свой инструмент в одной из пустующих комнат и ушли. Больше они не появлялись. Только каждый третий день, будто по утвержденному правительством Армении графику, к одному из многочисленных коммерческих директоров на старой четвёрке в одно и то же время приезжал наглый бригадир исчезнувшей бригады. Ни с кем не здороваясь, армянин проходил на второй этаж, там сразу находил или, в случае отсутствия на рабочем месте, долго дожидался шустрого коммерсанта и бурно обсуждал с ним один единственный вопрос. Бригадир отказывался дальше продолжать ремонт и требовал выплатить заработанные деньги.
Обычно дискуссия продолжалась около часа. Потом разгорячённый спором армянин спускался в фойе, обзывал своего оппонента хитрой собакой и, громко хлопнув дверью, уходил. За ним вслед выбегал хитрая собака Семён Иосифович и срывающимся от возмущения голосом требовал у охранника больше ни под каким предлогом не пускать сюда этого чурку. Однако по той простой причине, что охрана так же, как и обманутые строители, четвёртый месяц не получала заработную плату, дежурные не замечали визитов скандального бригадира и коммерческому директору приходилось в очередной раз встречаться с упрямцем.
Несмотря на существующие в здании бардак и разруху, руководство «Иланта» времени даром не теряло. Одну из комнат загрузили просроченными импортными продуктами и на полном серьёзе объявили оптовым магазином. Другую, закидав грязными мешками с сахарным песком неизвестного происхождения, не смущаясь, обозвали товарным складом пищевых продуктов. Это и было нынешнее придурковатое лицо, обосравшегося без присмотра дауна, российского капитализма.
Место охранника располагалось напротив входной двери и выглядело так же несуразно, как и вся окружающая обстановка. Он сидел за старой школьной партой на заляпанном синей краской стуле и с удовольствием читал знаменитый роман великого Александра Дюма «Граф Монте Кристо».
С тех пор, как ремонт здания приостановился, бывшее общежитие стало напоминать заброшенную усадьбу. Время от времени, будто для поддержания мрачного имиджа, в качестве положенных по статусу привидений, мимо проплывали грустные тени нескольких работников не состоявшегося монстра местной торговли.
Единственным из этой немногочисленной компании, кто создавал впечатление живого человека, являлся господин Фишман. Семён Иосифович, без преувеличения, был живее всех живых. Коммерческий директор много суетился и откровенно нервничал. Судя по всему, Фишмана крайне угнетал тот факт, что, несмотря на вывешенное у входа объявление о том, что долгожданное всеми жителями города событие свершилось и торговый дом «Илант» открылся, огромной очереди счастливых обывателей, жаждущих совершить драгоценную покупку, не наблюдалось даже сквозь толстые стёкла его очков.
За три дня в чудо-магазин забрели две выжившие из ума от древности пенсионерки и один пьяный мужик, которому срочно зачем-то понадобилось аж двадцать шесть кусков хозяйственного мыла. В продуктовом ассортименте моющего средства, производимого в основном из предварительно умерщвлённых бродячих животных, не оказалось и весёлый человек, совершенно не расстроившись, ушёл только ему одному известной дорогой.
Сёма, так называли Фишмана между собой охранники, минимум, раз пять в день забегал к скучающей продавщице и с надеждой в голосе интересовался: – Как у нас идёт торговля, Ирочка?
– Вы сами, Семён Иосифович, что-нибудь из этой отравы купили бы? – обычно вопросом на вопрос отвечала стокилограммовая Ирочка.
Далее, без интервала, выдвигалось категорическое требование выдать зарплату и, в конце концов, обзавестись уборщицей. Коммерческий директор пропускал мимо ушей не относящиеся, по его мнению, к делу вопросы и оставлял быстро мобилизовавшуюся для скандала Ирочку скучать от вынужденного безделья.
– Эй, охрана! Брось свою дурацкую книжку. Иди, чай попьём, – выйдя в коридор, предложила измаявшаяся в одиночестве Ирка.
Наиболее вероятных причин столь заманчивого предложения было две. Во-первых, Сёма, как ни странно, сегодня ещё ни разу не посетил продавщицу, а во-вторых, по ряду внешних признаков не сложно было догадаться, что Ирочка в последнее время была явно не равнодушна к молодому сторожу.
– Каким чаем угощаешь? – решил Он сразу не сдаваться хитрой женщине.
– Да какой захочешь, такой с витрины и возьмём. Он весь из одного мешка, только упаковки разные, – ответила покладистая Ирка.
– А Брук Бонд есть? – продолжил Он, испытывая женское терпение, разжигать Иркину жажду к человеческому общению.
– Есть. И Брук Бонд есть, и Джеймс Бонд есть. Хватит ломаться, как я, когда была девочкой. Чайник закипел уже. Иди, давай.
Достаточно удовлетворив своё мужское самолюбие, Он не стал дальше через весь коридор изучать чайный ассортимент Иркиного прилавка, а, заложив прочитанную страницу мятым трамвайным билетом, сунул объёмную книгу под мышку и с самодовольным видом отправился принимать угощение.
Не успел Он сделать нескольких шагов в направлении места запланированной чайной церемонии, как из-за дальнего угла коридора ему навстречу показался энергичный Фишман. По причине испытываемого к персоне коммерческого директора глубокого чувства отвращения Он, не желая лишний раз пересекаться с Сёмой, вернулся за стол и снова уткнулся в книгу.
Однако внутренний голос тихо подсказывал, что в этот раз Фишману понадобился именно Он, а не хлопотавшая над заварочным чайником скандальная Ирочка. Дурное предчувствие не обмануло.
– Значит так, тебе всё равно делать нечего. Вот объявление, повесишь его на входе. Будешь продавать мешками сахар со склада, – нагло распорядился господин Фишман. – Деньги вечером сдашь лично мне. Не всю же жизнь тебе сторожем работать, надо повышать уровень своего развития, – не замечая, как совсем близко к нему подкрадывается печальная перспектива быть покалеченным, продолжил распоряжаться бессовестный торгаш.
Отставной старлей в душе уже приговорил противного барыгу к перелому челюсти и ни капельки не сомневался в том, что приговор свой немедленно приведёт в исполнение. Он спокойно поднялся из-за стола и в следующее мгновение собирался хорошо поставленным ещё со школьных времен коротким боковым ударом слева отправить Фишмана в глубокий нокаут.
– Ты, чё, уснул там что ли? – раздался на весь коридор голос крупной Ирочки.
Семён Иосифович, посчитав данное им распоряжение охраннику очень интересным и главное полезным, более не задерживаясь, быстро направился в сторону магазина.
Стараясь успокоить своё возмущение, Он сел за стол и продолжил чтение. Мало того, что хитрая собака Фишман за попытку использования служебного персонала не по назначению, чудом избежал справедливого возмездия, так эта сволочь вдобавок лишила его чашки ароматного чая, заботливо приготовленного щедрой Ирочкой.
Через час, громко хлопнувшая входная дверь, вынудила оторваться от чтения увлекательного романа и поднять глаза на посетителя. Как ни странно, на пороге стоял Дима – охранник, который завтра утром должен сменить его по графику дежурств. Дима был чем-то серьёзно расстроен и сильно волновался.
– Что соскучился, не отдыхается? – от души потягиваясь всем телом, спросил Он напарника.
– Не до отдыха сейчас. К директору пришёл зарплату просить. Может хотя бы за пару месяцев даст. Вчера мать в больницу положили, а денег на лекарства нет. Отцу на заводе тоже полгода не платят, – сообщил неприятную причину своего беспокойства Димка.
– Да, вопрос конечно интересный. У Сёмы на счёт зарплаты, как в том анекдоте, когда Чебурашка общую посылку с десятью апельсинами по восемь разделил, а возмущённому нечестным поступком крокодилу Гене сказал, что ему глубоко плевать на все претензии, так как он свою долю уже съел – вспомнил Он старый анекдот, красноречиво характеризующий равнодушное отношение руководства компании «Илант» к своим работникам.
– Ладно, всё равно другого выхода нет, – заключил Димка и пошёл выпрашивать свои честно заработанные деньги.
Он не сомневался в том, что Дима зря будет унижаться перед Сёмой. Никакой зарплаты Фишман ему не даст. Выслушает, конечно, может быть изобразит сочувствие, но расставаться даже с теми копейками, которые могли бы помочь человеку в трудной ситуации, хитрый коммерсант естественно не пожелает.
Минут через пятнадцать, как Он и предполагал, Димка вернулся без денег, но с твёрдым обещанием от Семёна Иосифовича через месяц обязательно полностью погасить всю задолженность по зарплате. Фишман, видно стараясь побыстрее отделаться от нежелательного просителя, сделал невероятный жест доброй воли и предложил Димке взять для больной матери что-нибудь в счет будущей зарплаты в магазине у Ирочки.
– На сегодня, с учётом крайне сложной финансовой обстановки, сложившейся в компании по причине недобросовестности партнёров по бизнесу, это всё, чем я лично могу помочь вашей больной матушке, – дословно пересказал лицемерный ответ коммерческого директора вернувшийся Димка.
Дерзкий план добычи денежных средств, необходимых для приобретения медикаментов Димкиной матери, родился практически мгновенно и, по военной терминологии, в совместном обсуждении и корректировке не нуждался.
– Дим, ты как, домой сильно торопишься?
– Да нет вроде. В больницу к маме только вечером с отцом поедем, – ответил пока ещё ничего не понимающий напарник.
– Может, поможешь мне сахаром торговать? Вдвоем как-то веселее должно получиться, – предложил Он Димке. – Ты, кстати, торговал когда-нибудь?
– Один раз на базаре мясо продавал. Тётка из деревни свинину на продажу привезла, так пришлось ей с торговлей помогать.
– А мне пока не приходилось такой сложной работой заниматься. Значит так, ты, как самый опытный из нас, назначаешься директором торговой точки от фирмы «Димон – полигон». Я беру на себя менее квалифицированный труд и буду добросовестно исполнять обязанности грузчика. Идет?
– Хватит тебе прикалываться. Мне сейчас не до смеха. К вечеру деньги найти как-то надо, а то мать без лекарств останется, – с нотками появляющейся обиды отреагировал на предложение напарника недоумевающий Димка.
– Сахар продадим, вот и будут тебе деньги, – наконец-то прояснил Он ситуацию загруженному своей проблемой товарищу.
Димка, почувствовав, что появился реальный шанс выкарабкаться из, как ему казалось, безвыходного положения, взглянул в будущее с оптимизмом и резво подключился к реализации гениального плана.
Они вынесли на крыльцо общежития обшарпанную парту, из нескольких мешков соорудили на ней подобие витрины и, повесив ценник, незначительно уступавший цифре, изначально указанной коммерческим директором, быстро и вежливо распродали частную собственность торгового дома.
Он, отсчитав из вырученных денег сумму, равную трем заработным платам охранника, отдал её повеселевшему Димке.
– На, лечи маму, и сам не болей.
Димка взял деньги и, пообещав завтра не опаздывать на смену, помчался по аптекам реализовывать внушительный список лекарств, щедро составленный врачом без учёта финансового состояния семьи тяжело заболевшей пациентки.
Остаток дня прошёл спокойно. Лишь непростой вопрос, правильно ли Он поступил, помогая таким образом Димке, своей постановкой неоднократно пытался растеребить чувствительную совесть. С одной стороны, распоряжаться без спроса чужими деньгами нехорошо, но, с другой, Он отдал напарнику лишь ту сумму, которую ему были должны за работу и в ближайшее время платить не собирались. А издержки за самовольную уценку сахара в целях ускоренного сбыта товара пусть Фишман удерживает из его виртуальной зарплаты. Димке же деньги нужны были срочно. Вот такой вот бестолковый маркетинг по доброте душевной получился.
За час до окончания рабочего дня Семён Иосифович спустился в фойе и резким тоном поинтересовался, – Так, господин охранник, почему не исполняете моё поручение? Сколько мешков сахара вам удалось сегодня продать?
– Все, – не отрывая взгляд от книги, лаконично ответил Он.
Сёма был крайне удивлён полученным ответом, но природная жадность позволила ему сохранить самообладание и продолжить разговор в той же тональности. – И где же выручка?
Охранник достал из кармана брюк довольно большую стопку мятых купюр, – Вот, возьмите, – протянул Он её директору, не поворачивая голову в его сторону.
Сёма, всё ещё не веря своим глазам, бережно взял деньги и прямо за столом охранника принялся тщательно их пересчитывать.
Семён Иосифович очень любил считать деньги. Коммерческий директор заботливо разглаживал купюры и складывал их по номиналу в аккуратные стопочки. Однако Сёмино умильное состояние продолжалось ровно до тех пор, пока он не подсчитал окончательную сумму полученной за сахар выручки.
– Говоришь, значит, весь сахар продал? В таком случае, где остальные деньги? – теряя терпение, поинтересовался побледневший Фишман.
– Одолжил, – выдал Он заранее подготовленный ответ.
– Кому одолжил, ворюга?! – больше не пытаясь контролировать свои эмоции, сорвался на крик нервный Сёма.
Не дождавшись ответа, директор, трясущимися руками, собрал разложенные на столе деньги и, пробормотав себе под нос, какие-то очень страшные проклятия, резво метнулся в сторону склада. Видимо, Семён Иосифович, в глубине своей мелкой душонки, всё ещё надеялся, что охранник просто издевается над ним, а обнаружившаяся недостача – это всего лишь злая шутка тупого сторожа.
Через минуту рухнувшая надежда мгновенно трансформировалась в жуткую истерику, а из комнаты, в которой совсем недавно хранился успешно распроданный сахар, раздалась отборная брань. Далее, как реактивная, брань пролетела мимо охранника в кабинет коммерческого директора, а спустя некоторое время, выскочила на улицу и исчезла до начала следующего рабочего дня.
V
Увольнять за проступок, не совместимый с почётным званием охранника торгового дома «Илант», его не стали. Видимо, предприимчивый Фишман, рассмотрев ситуацию, как обычно с коммерческой точки зрения, пришёл к выводу, что увольнение работника, исполняющего свои функциональные обязанности за теоретически возможное материальное вознаграждение, пока экономически не выгодно.
Однако, как большинство жадных людей, Семён Иосифович оказался человеком подлым и мстительным.
Господин Фишман, без преувеличения, являлся истинным россиянином и соответственно имел паспорт, в котором конкретно указывалось его российское гражданство.
Современная Россия больше всего напоминает огромный ветхий дом, но с новой и прочной крышей. Кому понадобилось на развалившиеся стены устанавливать добротное перекрытие, в будущем разберутся приемники нынешних прокуроров и следователей, а сейчас каждая коммерческая структура надёжно прикручена заботливой бандитской «крышей». Торговый дом «Илант» не стал исключением из новых правил. В результате непродолжительного давления криминальных авторитетов на руководство фирмы, она ещё в самом начале своего существования потеряла независимость и была вынуждена платить обязательную дань местной преступной группировке.
Во время своего дежурства Он несколько раз замечал, как на вишнёвой девятке к Фишману приезжали парни, внешний вид и поведение которых полностью соответствовали обновлённому перестройкой бандитскому имиджу. Яркие спортивные костюмы, кожаные куртки, бритые затылки, а вместо легендарных говорящих татуировок, сделанных для отражения статуса их владельца в преступном мире, бандитские руки украшали массивные золотые перстни.
Их первый визит в его смену едва не закончился конфликтом с печальными последствиями, пострадавшей стороной в котором, при любом раскладе, оказался бы дерзкий охранник. Тогда Он, не считаясь с грозной внешней упаковкой посетителей, исполнил инструкцию и поинтересовался к кому и зачем они пришли. В результате, только вовремя вмешавшийся начальник службы безопасности разрулил ситуацию и спас подчинённого от немедленного избиения непосредственно на рабочем месте.
– Это Алик со своими пацанами. Наша «крыша». Больше никогда их не останавливай и ни о чём не спрашивай. Понял? – пояснил Юрий Сергеевич, пока ещё плохо ориентирующемуся в ситуации новому охраннику.
С тех пор Он не препятствовал являвшейся в торговый дом, так называемой, «крыше», а Алик и компания проходили рядом с ним, будто мимо сидящей на цепи дворовой собаки. Таким образом, все были довольны и проблем, связанных с выяснением, где находится чьё место и кто из себя что представляет, повторно не возникало.
Только вот в прошлое дежурство после того, как все работники разошлись по домам, сначала от брошенного камня в холле разлетелось большое окно, а затем на пороге появились три подростка, явно имеющих непосредственное отношение к молодому резерву местной бригады. С первого взгляда было видно, что подрастающее поколение, по мере своих финансовых возможностей, внешне старалось во всём походить на своих старших товарищей. Один из них, видимо подражая обожаемому Алику, с гордым видом перебирал в руках укороченные чётки. Было ясно, что пацаны пришли не просто так, а исполнять конкретно поставленную задачу. Вряд ли, зная, что расправа будет быстрой и суровой, кто-нибудь ради сомнительного веселья рискнул бы устраивать подобное на подконтрольной Алику территории.
– Чё не здороваешься, чмо? – начал хозяин чёток разговор, который неминуемо должен был воплотиться в заранее кем-то запланированную драку.
– Значит так, мальчики, один остаётся помогать мне, собирать битые стёкла, а остальные бегом за папами и мамами. Будем с ними решать, каким образом к утру в окне появится новое стекло, – прикидывая в уме боевую обстановку, постарался ответить Он, как можно длиннее.
Он понимал, что драки уже не избежать. Во-первых, по местным понятиям, в случае не выполнения воли старших, пацанам грозит жестокое наказание, а, во-вторых, значительное численное превосходство и слабая на вид жертва не давали им повода сомневаться в лёгкой победе. Звонить в милицию было неоткуда. Единственный во всём здании телефон находился в кабинете Фишмана, а на улицу к телефону – автомату без боя уже не прорваться. Тем более, что дальше события стали развиваться без лишних разговоров.
– Ты, чё, баран, крутой что ли? – доставая из рукава спортивной куртки кусок металлического прута, к нему навстречу двинулся второй из жаждущей подвига троицы.
Это была его последняя на ближайшие полтора месяца фраза, не отягощённая по причине двойного перелома челюсти, дефектом речи. Нащупав в кармане штанов пластмассовую китайскую зажигалку, Он плотно зажал её в кулаке правой руки и, в два подскока сократив расстояние до средней дистанции, мощным боковым ударом справа сбил с ног вооружённого монтажкой несовершеннолетнего бандита. Его временную неопасность громко подтвердил металлический звук упавшей на пол арматуры. Однако надо отдать должное тем, кто в бригаде у Алика занимается подготовкой молодых бойцов. Остальные двое быстро сориентировались в ситуации и, даже с каким-то подобием тактики уличной драки, резво перешли в наступление.
Размер холла позволил набрать непригодную для контакта дистанцию и, двигаясь по большой окружности, бестолково мотать за собой нападавших. Всё получалось, как на ринге, только гораздо опаснее. Завершая второй круг, ему всё же удалось на секунду выстроить в затылок озлобленных пацанов, мгновенно сократить расстояние и двумя прямыми ударами точно атаковать подбородок впередистоящего. Тот, тряхнув головой, сделал шаг вперёд и, не меняя положения, медленно осел на пол. Травмированный качественной боксёрской двоечкой, вестибулярный аппарат не справился с управлением и уронил дорогого хозяина полежать до своего частичного восстановления. Шаг в сторону, отскок и Он снова на безопасной дистанции. В следующее мгновение, обманный выпад левой отогнал последнего героя к стене и заставил усомниться в собственной неуязвимости.
– Всё, мальчик, два – ноль в пользу Спортивного Клуба Армии. Забирай хулиганов и уходи, – предложил Он.
Пацан, как ни странно, достал из кармана нож и осторожно двинулся в его сторону.
– Убери нож или умрешь, – теряя контроль над кровожадными инстинктами первобытных предков, предупредил бывший старлей.
Похоже, в его глазах пацан действительно рассмотрел костлявую бабу с острой косой и роту безобразных шайтанов, сгорающих от нетерпения получить его молодую, но уже очень грешную душу.
Бандитский подвиг не удался. Не состоявшиеся герои покинули надёжно охраняемую территорию торгового дома «Илант», но, уходя, злобно прошипели, что за свои гнилые базары ему придётся отвечать перед Аликом. И конечно Алик такого чухана, как Он, жестоко зачмырит и опустит.
Теперь, спустя три дня, Он, сидя за столом, пялился в потолок и, нервничая, ждал, когда явится честный Алик и за нежелание подставлять свою голову под удар железной арматурой совершит над ним справедливое возмездие. Читать не хотелось. Страх рассеивал внимание и не позволял сосредоточиться на открытой книге.
Самому обманывать себя было бы глупо. Да, сейчас Он действительно боялся. Но не Алика с его отмороженными бойцами, а тяжёлых последствий ожидаемой расправы. Будет лучше, если его забьют до смерти. Терять, кроме счастливых воспоминаний, особо нечего. А настоящее и предполагаемое будущее не имели ничего достойного, за что стоило бы судорожно цепляться. Проще умереть, чем стать калекой и своим существованием обременять близких ему людей. Одно дело, если бы изувечило на войне, и была бы какая ни какая пенсия, другое – по собственной глупости ввязаться в разборки с бандитами и не понятно за что пострадать. Нет, кроме его отца этого никто не поймет.
Отец и сам частенько не против с кем-нибудь схлестнуться за правое дело, а если таковое долгое время не подворачивается, то и просто так для поддержания спортивной формы. Только вот в последнее время неумеренная доза радиации, полученная при ликвидации последствий аварии на Чернобыльской атомной электростанции, резко подорвала его здоровье и навсегда лишила былой удали.
Конечно, можно было сегодня не выйти на смену и вообще больше никогда не появляться в торговом доме, но у Фишмана имелась анкета, заполненная им при устройстве на работу. В ней красивым подчерком, синим по белому, разборчиво написан адрес места жительства и указаны все необходимые данные для успешного розыска потерявшегося охранника. Потому выходило так, что играть в прятки с бандитами было бесполезно. Они под любым предлогом всё равно вытащат его из дома и, не стесняясь перепуганных родственников, успеют вытряхнуть душу до спасительного прибытия нашей доблестной милиции.
Только сейчас Он задумался над тем, как трудно жить одному в чужом, по сути, городе и не иметь поддержки тех, с кем учился, дружил и вырос. Где они теперь, его одноклассники? Почти восемь лет прошло с тех пор, как отзвенел последний школьный звонок, и все они из Германской Демократической Республики разъехались по бескрайним просторам тогда ещё великого СССР.
Вспомнить военное училище, надёжных друзей Марата Большого и Марата Маленького, Витьку Дохлого, боевого брата Серёгу Алмазова и окончательно раскиснуть под воспоминания душещипательных бесед с приднестровской подружкой – яблонькой Он не успел. Четверо долгожданных посетителей беспардонно прервали мысленную экскурсию в собственное прошлое.
«Так, троих с собой притащил. Значит, Алик достойно оценил его недавнюю победу над подосланным молодняком», – рассматривая приближающихся палачей, безрадостно подумал Он. Даже дураку с первого взгляда было бы ясно, что каждый из этих бойцов представляет грозную силу и за тренированными плечами имеет солидный боевой опыт. И если бы вдруг появилась возможность в честном поединке, один на один, пусть и без правил, сойтись с кем-нибудь из них, то предугадать исход драки лично Он бы не взялся.
– Может, поднимешь свою ленивую жопу и поздороваешься с начальством, – видимо стараясь сходу себя завести, начал разговор Алик.
Несомненно, это был большой плюс. Любая возможность для диалога давала слабую надежду на благополучное разрешение опасного конфликта.
– Здравствуйте. Вы к кому? – не обратив внимания на услышанную грубость, в соответствии с инструкцией, спросил Он.
– О, гляньте-ка, пацаны, этот пёс вонючий ещё и вежливым может быть, – продолжал Алик нагнетать обстановку.
– Тебе, чё, баран, Алик Ахметович не ясно сказал встать? – включился в неприятный разговор один из сопровождавших Алика бойцов.
– А ты подойди и подними, – теряя терпение, предложил Он самоуверенному быку.
Похоже, брошенная фраза попала в самую раздражительную точку всей нервной системы грозного бандита и произвела там эффект разорвавшейся гранаты. Боец, не дожидаясь команды хозяина, сначала бросился к сидящему перед ним охраннику, а уже в следующее мгновение сложился пополам, глупо напоровшись навстречу страшному по силе удару неожиданно ожившей парты.
«Ну, всё, теперь точно одна дорога, в морг», – метнулась в голове траурная мысль.
– Стоять, – властно приказал Алик своим бойцам и медленно подошёл к приготовившемуся погибать охраннику.
– Что-то ты не очень на простого сторожа смахиваешь, парень. Тебя кто и для чего сюда протулил? – прикинув все подвиги, совершённые охранником, подозрительно поинтересовался Алик.
– Отвечать обязательно? – решил Он потянуть время для разрядки.
– Если жить хочешь, да, – обнадёжил бандитский авторитет.
– Никто меня не протуливал. Я сам пришёл. Из армии уволился, работу искал. По объявлению в газете сюда устроился. Вот и вся история, – чтобы не вызвать лишних домыслов, построил Он как можно проще свой ответ.
– Пацаны, которым ты накатил, сказали, что ты, типа, боксёр классный, – продолжил допрос Алик.
– Боксом занимался, а насчёт классного боксёра – это им наверно со страху показалось.
– А столы метать тоже на ринге учился?
– Нет. Бросаться столами я не умею. Просто случайно так удачно попал. Можно сказать, повезло. Если бы этот слон до меня дорвался, то, наверное, уже не с тобой, а с ангелами на небе беседовал.
– Ты не торопи события. Может скоро и побеседуешь, – подняв глаза вверх, с философским видом посоветовал Алик.
– Вы, Алик Ахметович, случайно не ясновидящий, – попытался Он разрядить шуткой вновь накаляющуюся атмосферу.
– Что касается тебя дурака, то, как я решу, так и будет. Да и для многих я здесь покруче Кашпировского буду. Всё хватит базарить, со мной поедешь, – подвел предварительный итог затянувшихся переговоров неугомонный Алик.
– На Самосырово, что ли, яму себе копать? Нет, я лучше здесь как-нибудь, так сказать, на рабочем месте, при исполнении служебных обязанностей…
– Заткнись. Едем в Акчар обедать, там и поговорим ещё, – оборвал Алик его никчёмное словоблудие. – Стас, скажи Семёну, что я забрал сторожа с собой и пришли ему до утра кого-нибудь из молодых, – по-хозяйски распорядился он дальше. – Чё стоишь? Пошли в машину, – тем же тоном позвал растерявшегося охранника Алик и, не торопясь, направился к выходу.
Упираться дальше было неумно и опасно. Тем более, что сразу предлагалось столько бесплатных удовольствий: безнаказанно прогулять скучное дежурство, прокатиться на новенькой девятке и в заключение праздника жизни плотно пообедать в хорошем ресторане. Короче, чему быть – того не миновать. Ну, не маньяк же, в конце концов, этот Алик, что бы откармливать человека, прежде чем лишить его жизни.
К ресторану добрались быстро. Шустрая девятка, лихо, маневрируя в потоке машин, без задержек проскочила три трамвайные остановки и, сбросив скорость, вальяжно вкатила на пустую стоянку около Акчара.
Судя по поведению администратора, Алик в ресторане был дорогим и частым гостем. Может быть чаевые, щедро отпускаемые бандитской рукой, а может просто обычный страх перед непредсказуемым посетителем, живо преобразили окружающую обстановку и мигом расшевелили скучавших от безделья официанток.
Он, следуя за пригласившим его Аликом, быстрым шагом пересёк общий зал и оказался в уютно обставленном кабинете для проведения весьма недешёвых банкетов.
– Чё стоишь, как будто никогда в столовой не был? – барским тоном спросил у него, уже успевший развалиться за столом, Алик. – Присаживайся где нравится.
Он сел напротив Алика и, в первый раз с момента их встречи, внимательно рассмотрел его лицо. Вроде ничего особенного. Кожа смуглая, с нездоровым бледновато-матовым оттенком. Основные черты: нос, губы, подбородок слишком острые. Создавалось впечатление, что неведомый скульптор долго и старательно затачивал их каким-то специальным инструментом, мечтая продемонстрировать всему миру утончённость собственного взгляда на человеческий образ. Густые чёрные брови создавали едва заметное подобие контраста и своими размерами совершенно не вписывались в общий портрет. Заглянуть глубже в его глаза и увидеть в зеркале души что-нибудь любопытное не позволили узкие щелочки по-восточному сощуренных век.
Алик, не пользуясь меню, сделал заказ скромно появившейся официантке и протянул перечень имеющихся блюд своему гостю.
– На, выбирай, не стесняйся.
– Мне, пожалуйста, то же самое, что и Алику Ахметовичу, – не желая показаться невоспитанным официантке и заодно испортить бандиту имидж солидного человека, назвал Он Алика по имени и отчеству.
Официантка, приняв заказ, исчезла так же незаметно, как и появилась.
В центре стола, сервированного на шесть персон, красовалась глубокая ваза, с горкой наполненная свежими фруктами. Рядом с ней, ожидая достойных клиентов, стояло несколько разных бутылок с дорогими спиртосодержащими напитками. Алик, не задумываясь, выбрал финскую водку, несколько раз встряхнул оригинально оформленную ёмкость и, легко скрутив синюю крышечку, наполнил хрустальные рюмки.
– Ну, чё, давай знакомиться по-нормальному, как люди. Пока салаты принесут, виноградиком закусим, – что-то среднее между коротким тостом и дельным предложением выдал нетерпеливый Алик.
Расторопная официантка всё же успела вовремя вернуться с салатами и тем самым спасти замечательный фруктовый натюрморт от неминуемого разорения.
Выпили, закусили, и Алик продолжил затеянный разговор, конечная цель которого пока была известна только ему.
– Меня, как ты уже слышал, зовут Алик Ахметович. Занимаюсь я бизнесом и всякими другими заморочками, а по совместительству, слежу за порядком в нашем родном районе.
– Старший лейтенант запаса, ныне охранник фирмы «Илант», а по совместительству поэт – самоучка, – представился Он в аналогичной форме собеседнику.
– Стихи, что ли пишешь? – пережёвывая салат, поинтересовался удивлённый Алик.
– Иногда, так сказать, для собственного самовыражения.
– Да, похоже тебе на ринге здорово по голове настучали, – удачно съязвил бандит.
– Если от этого появляется поэтический дар, то бойцы ваши, наверняка как минимум, по три Пушкина в неделю делают. А у меня, лично, по этой теории сегодня все шансы были вместо ресторана в реанимации какое-нибудь великое литературное произведение, не приходя в сознание, дописывать.
Снова появившаяся официантка аккуратно поставила на стол тарелки с первым блюдом и, не задерживаясь, удалилась.
– Сам виноват. Нечего было Семёна с сахаром на бабки кидать, – жёстким тоном постановил Алик.
– Никто его не кидал. Я взял ровно столько, сколько мне давно должны были заплатить за работу. И то, не для себя, а Димке отдал. Мать у него заболела. Ему лекарства для неё купить не на что было, – высказал Он свою правду бандиту.
– Надо же какой умный. А ты не подумал, что будет, если каждый работяга в нашей стране, которому по полгода зарплату не платят, начнёт самовольно хозяйские бабки брать? – продолжил Алик судебный процесс над своенравным охранником.
– Потом подумаю, когда эти самые работяги озвереют от нищеты и начнут буржуев без разбора на куски рвать.
– Ладно, хватит. Бестолковый это базар. Солянка остывает. Давай лучше водовки выпьем. Фины молодцы, умеют хорошую водку делать.
Водка была действительно качественная. А, фины, в отличие от русских, были молодцами только потому, что научились просто не портить её в погоне за сверхприбылью.
– Солянку здесь нормально делают. Всегда её на первое заказываю, – то ли местных кулинаров, то ли свой безупречный вкус похвалил жующий Алик.
Их мнения опять разошлись. Ресторанная солянка по своим вкусовым качествам значительно уступала той, которую готовит его жена. Однако в этот раз Он не стал высказываться вслух. Глупо было бы с его стороны дразнить Алика по таким мелочам. «Тебе бы, Алик Ахметович, борщ у моей мамки попробовать, ты бы сразу перестал по ресторанам таскаться», – подумал Он.
– Говоришь, значит, недавно из армии уволился, – снова разливая по рюмкам водку, сменил Алик тему забуксовавшего разговора.
– Пять месяцев уже прошло.
– Странный ты парень, старлей. Все до дембеля дни считают, а ты после.
– Каждому своё.
– А ты знаешь, где написаны эти слова? – решил Алик блеснуть своей эрудицией.
– Железными буквами на воротах Бухенвальда. «Jedem das Seine» – девиз этого концлагеря.
– Ты оказывается не тупой, а просто упрямый.
– Какой есть.
– По немецкий чистаганом выдал. В школе хорошо учился, что ли?
– В школе я английский учил. Просто в Германии долго жил, вот пару слов и запомнил, – ответил Он, уже понимая, как умело, будто бы невзначай, хитрый Алик, вытягивает из него зачем-то понадобившуюся ему информацию.
– Во, как! – почти искренне удивился бандит. – Что-то мы заговорились с тобой. Водка из рюмок выдыхается. Нельзя так плохо к стратегически важному продукту относиться. Давай, третью не чокаясь, за тех, кого с нами уже нет.
Молча выпили, так же молча закусили. Предварительно, спросив разрешения, вошла заботливая официантка. Стараясь угодить посетителям, она всем своим видом умело демонстрировала полную готовность к исполнению любых прихотей дорогих гостей. Чудес не потребовалось. Женщине пришлось оставить заказанное в глиняных горшочках жаркое и, собрав грязную посуду, покинуть банкетный зал.
– В армии чем занимался? – продолжил любопытствовать Алик.
– Родине служил, – не вдаваясь в подробности своего военного прошлого, коротко ответил Он.
– Это понятно. Родина у нас большая и красивая. Где именно служил?
– В Четырнадцатой Армии.
– Участвовал? – спросил Алик, имея в виду участие в боевых действиях.
– Пришлось.
– Долго?
– С самого начала и до окончания.
– Ну, скажем так, завершением та заваруха пока даже не пахнет. Такие войнушки сами по себе не заканчиваются. Пока у кого-то умного есть интерес вкладывать в это дело большие бабки, все эти локальные непонятки так и будут бесконечно продолжаться, – высказал Алик общеизвестную, но особо не афишируемую правду о настоящих причинах всех братоубийственных войн.
– По сравнению с тем, что было, там сейчас спокойно, – заметил Он.
– До поры, до времени.
– Это теперь не моя проблема. Я свой долг уже выполнил. Душа мира просит.
– Наивный. Ты, чё, думаешь, здесь не воюют. Сейчас пацанов в разборках больше, чем на передовой гибнет, – своеобразно охарактеризовал Алик состояние криминальной обстановки в городе.
– Меня это не касается, – постарался уклониться Он от выбранной Аликом темы разговора.
– Так, с колотушками у тебя всё нормально. По башке настучать конкретно можешь. Сообразительность тоже имеется. Где сам не справляешься, столики метаешь. Стрелять из чего умеешь? – продолжил бандит подталкивать беседу, в интересующем его направлении.
– Из того, что в нашей армии на вооружении есть.
– Послушай, старлей, айда ко мне работать. Голодным не будешь. Если хорошо себя зарекомендуешь, со временем, на повышение выдвину. Ты, правда, и так на меня сейчас работаешь, только бесплатно. А это, вместо того, чтобы сторожем ошиваться, делом нормальным займёшься, навыки твои пригодятся, – ошарашил его своим предложением Алик. И не дожидаясь ответа, продолжил, – Можно сразу и приступить. У меня сегодня стрелка с соседями по территории в восемнадцать ноль ноль намечается. Поедешь со мной, так сказать, постажируешься. Ничего серьёзного, просто кое-какие спорные вопросы обсудим, а после в баньке, как люди, попаримся. Пятница – конец трудовой недели все-таки.
Он, слушая Алика, отчётливо ощутил, как первоначальное удивление постепенно накрывается лёгкой тенью беспричинной тревоги. Гадкое беспокойство неумолимо обволакивало податливую душу, вынуждая бесконтрольно ускоряться чувствительное сердце. Знакомый металлический привкус ущипнул язык и, смешавшись со вкусом пережёвываемого жаркого, сигнализировал сознанию о близкой опасности. Похоже, что смерть скромно присела с ними за один стол и, присмотрев себе новую жертву, терпеливо затачивает затупившуюся от частого применения ржавую косу.
– В чём заключается работа? – частично подавив растекавшееся по телу волнение, поинтересовался Он у наслаждавшегося содержимым своего горшочка Алика.
– Для хорошего воина ничего сложного. Глянем сначала чё ты умеешь. Толковым вещам пацанов моих научишь, опытом боевым поделишься, а заодно и сам у них поучишься. Остальное по ходу дела. Времена сейчас суровые. Разборки чуть ли не каждую неделю. Так что скучать не будешь, навоюешься ещё, – чувствуя себя, как минимум, маршалом, обрисовал ему Алик стратегическую перспективу на ближайшее будущее.
– Не для этого я из армии увольнялся. Я же сказал, что покоя хочу.
– Ты, чё из себя возомнил, старлей? Кто тебя спрашивает, хочешь, не хочешь, – резко вспылил Алик. – Нет у тебя выбора, если я так решил.
Чай выпили молча. Недовольный ответом охранника Алик нервно отодвинул от себя пустую чашку, достал из внутреннего кармана пиджака перетянутый красной резинкой денежный кирпичик и, оставив на столе несколько купюр, медленно поднялся со стула.
– Пошли, хватит жрать, – захотелось унизить упрямого старлея разозлившемуся бандиту.
Однако в данном случае Алик не угадал. В армии человеческая психика, вынуждено приспосабливаясь к окружающей обстановке, быстро привыкает к различного рода унижениям, покрываясь защитной коркой, подобно стёртым в кирзовых сапогах пяткам.
– Ага, пора, пойдемте, Алик Ахметович. Спасибо за обед. Я ещё грушкой, с вашего позволения, навынос угощусь, – проехался Он в отместку за хамство по нервной системе самоуверенного Алика.
– Скотина, – прошипел Алик и, не оглядываясь, направился к выходу.
Он, не стесняясь, отобрал у натюрморта пару больших и, похоже, вкусных груш, вежливо попрощался с появившейся для уборки официанткой и быстрым шагом догнал психанувшего Алика.
– Алик Ахметович, вы бы сегодня на встречу не ходили или приготовились, как положено, если её отложить нельзя. Чувствую, недобрая стрелочка выйдет, – вспомнив металлический привкус во рту, посоветовал Он бандиту.
– Ты, чё, объелся на халяву? На счёт моего предложения думай. В следующий раз дежурить будешь, увидимся. Хорошо прикинь, прежде чем отказываться, – подвел Алик итог неудавшегося собеседования, сел в девятку и укатил по своим бандитским делам.
Он пешком дошёл до ближайшей остановки, дождался автобуса и поехал домой.
Никто из них сейчас не знал, что в следующий раз они уже встретятся только через долгих десять лет.
VI
Говорят, что глаза – зеркало души. Действительно, заглянув человеку в глаза, можно многое почувствовать. Именно почувствовать, а не разглядеть. Видимо, между человеческими душами всё-таки существует какая-то, пока ещё неведомая нам, связь, которая без слов позволяет выражать самые сокровенные чувства.
«Глаза у людей потухшие, неживые, как стекляшки», – отметил Он про себя, рассматривая двигающихся на встречу прохожих. «Раньше народ выглядел по-другому и на улице вёл себя иначе. Люди чему-то радовались, разговаривали на ходу, шутили и улыбались. А сейчас топают мимо и молчат. На хомяков похожи. Будто зерна с колхозного поля за щёки набили и тащат к себе в норку про запас», – продолжал размножаться в голове вирус мрачного мышления.
Он медленно шёл по улице в сторону районного военкомата. Слишком долго где-то болтается его военное личное дело. Уже давно истекли все сроки, как оно должно было поступить в проклинаемое юношами призывного возраста учреждение.
По вине военной бюрократии, ни в чём не уступающей гражданской, Он, вместо положенных обычному гражданину документов, до сих пор носил в кармане удостоверение личности офицера. Конечно, это обстоятельство серьёзно осложняло унылое существование и значительно притормаживало процесс адаптации к новой, пока ещё совершенно чуждой ему жизни. Впрочем, основная причина тоскливого настроения вряд ли заключалась только в отсутствии необходимых документов. Скорее всего, она скрывалась гораздо глубже. Полученное в военной семье воспитание, привычки, воспоминания – всё, так или иначе, было связано с армией. До недавнего времени Он даже не задумывался, что на свете существует иная – не военная жизнь, а жить по-другому пока не умел. Его до сих пор не покидало обманчивое ощущение, что Он просто отдыхает в очередном отпуске и, совсем скоро надо будет собирать чемоданы и возвращаться в свою часть.
Здание военкомата располагалось недалеко от дома и, как Он ни старался замедлить шаг, на всю дорогу ушло не более десяти минут.
«Вот зараза, тянет, будто свинью на помойку», – подумал Он, отметив, как участилось дыхание при виде дежурного офицера. «Кажется, на человеческом языке это называется ностальгией. Эх, дать бы сейчас от всей души Фишману в его слюнявую рожу, удавить, как бешеного пса поганого Алика и махнуть в свою родную 038766», – отпустил разгулявшуюся фантазию потерявшийся в собственных чувствах старлей. Но, к сожалению, воинской части с таким номером в Вооруженных Силах Российской Федерации больше не существовало. Выполнили свой долг, господа офицеры, и будьте любезны, поезжайте-ка вы в тайгу, рассказывать бурым медведям на завалинках о своих воинских подвигах.
– Вы по какому вопросу? – не здороваясь, поинтересовался у него дежурный по военкомату майор.
– Здравствуйте. Мне в секретариат, узнать, пришло личное дело или нет, – тоном, больше похожим на доклад, чем на обычный ответ, объяснил Он цель своего визита.
– На пенсионера, ты не похож. Перевестись решил, что ли? – видимо от скуки поинтересовался майор.
– Нет, уволился, – удовлетворил Он любопытство дежурного.
– А, дезертир, значит. В Чечню, наверно, ехать не захотел.
– Послушай, майор ты, когда последний раз на полигоне был? – неимоверным усилием воли сдерживая ярость, обиду, злобу и ещё бесчисленное множество других, накопившихся за последнее время страшных чувств, спросил Он.
«Это не враг. Это свой. Просто очень глупый и жестокий», – почувствовав, как теряет контроль над собственными нервами, мысленно уговаривал Он себя.
Майор, сделав вид, что заданный вопрос относится не к нему, поднял телефонную трубку с дежурного пульта и с озабоченным лицом срочно принялся куда-то дозваниваться. Дежурный сразу потерял к нему всякий интерес, а Он, больше не задерживаясь у окошка дежурной части, поднялся на второй этаж и, предварительно постучав, вошёл в кабинет секретариата.
– Здравствуйте. Не подскажете, моё личное дело случайно не пришло? – наверное, уже раз пятнадцатый, задал Он этот вопрос, не молодой, но всё ещё привлекательной женщине.
– Пока нет. Вы лучше звоните. Я же в прошлый раз дала вам номер телефона, – не прекращая перекладывать бумаги из одной стопки в другую, вежливо ответила она.
– Я его нечаянно потерял, – зачем-то соврал Он.
– Вот, возьмите и больше не теряйте, – протянув ему, маленький листочек с тем же самым телефонным номером, назидательно посоветовала щедрая женщина.
Поблагодарив её, Он взял дубликат и, сложив его пополам, засунул в тот же карман, в котором оригинал уже вторую неделю вынужденно наслаждался большой компанией табачных крошек.
– До свидания, – попрощался Он и пошёл туда, куда пока сам ещё не решил.
Проходя мимо дежурной части, Он мельком глянул в сторону майора. Тот, резко опустил глаза и ковыряя разноцветные кнопки на панели пульта, артистично изобразил бурную служебную деятельность. Вежливо сказанное дежурному по военкомату «до свидания» безответно растворилось в пространстве казённого коридора.
«Обиделся патриот», – равнодушно подумал Он. «Возможно, в какой-то степени, этот тыловой крысюк и прав. Только не ему меня судить. На одной войне отвоевал, сейчас началась другая, ещё более страшная, потом будет третья, четвёртая… И даже, если благодаря заботам доброго ангела – хранителя, каким-то чудесным образом, удалось бы выжить и не остаться калекой, то всё равно, рано или поздно, пришлось бы начинать так же, как и сейчас», – размышлял Он, стоя на крыльце военкомата.
Вредная привычка, скромно постучав в голову, прервала очередной приступ глубокого самокопания и лёгким никотиновым голодом ненавязчиво напомнила о своём паразитическом существовании. Повинуясь табачной зависимости, Он достал из нагрудного кармана неаккуратно распечатанную пачку «Иделя», выбрал из неё более – менее плотную сигарету и, чиркнув несколько раз прозрачной зажигалкой, покорно закурил. «Надо пройтись», – решил Он и определил книжный магазин, находившийся в трёх трамвайных остановках от военкомата, конечной точкой запланированной прогулки.
Покупать книги Он не собирался. Дома хватало нечитанной литературы, да и денег всего имелось ровно на пачку дешёвых сигарет. Просто не хотелось так быстро возвращаться домой, а больше идти было некуда.
Вчера вечером ему пришлось терпеливо проглотить, высказанный женой в ходе обычной семейной ссоры, необычно обидный упрёк. «Лучше бы ты ПТУ закончил, чем своё военное училище. Может быть, холодильники или стиральные машины где-нибудь сейчас ремонтировал. А так, только стрелять да в караулы ходить умеешь. Кому ты теперь со своим образованием нужен», – выдала на одном дыхании, уставшая от хронической нищеты, любимая женщина. «Алику», – злобно продумал Он тогда, но в слух ничего не ответил. Сказать действительно было нечего. Уже пять месяцев им приходилось выживать на её хилую учительскую зарплату, как милостыню, подаваемую бессовестным государством с большими задержками.
На улице было тепло. Весна, постепенно вытесняя всё ещё упиравшуюся зиму, набирала силу, вступая в свои узаконенные загадочной природой права. Несмотря на огромное количество грязных луж, образовавшихся от погибающего на глазах снега, идти пешком ему нравилось. Монотонная ходьба незаметно успокоила расшатанные нервы, тем самым щедро подарив желанную передышку вконец измаявшейся душе.
По дороге Он свернул в сторону рынка, чтобы про запас купить себе пачку сигарет. Сигареты на рынке стоили немного дешевле, чем в коммерческих ларьках, плодящихся по всему городу, как поганки после хорошего дождя.
У самого входа в торговые ряды, около широко распахнутой створки базарных ворот, в поисках лёгкой наживы хищно околачивалась группа цыганок разного возраста. Одна из них, как призрак, только очень шумный, моментально отделилась от компании своих подруг и, точно рассчитав точку пересечения маршрутов, быстро двинулась ему наперерез.
– Постой минутку, молодой, красивый, послушай, что я тебе скажу. Хороший ты человек, добрый. Враг твой вчера умер. Плохо живешь сейчас, но всё у тебя хорошо будет. Начальником с большими погонами станешь. Много людей тебе подчиняться будет. Дальше не вижу пока. Роза меня зовут. Потом здесь меня найдёшь, ещё погадаю. Дай моим детям денег на хлеб. Счастье мимо не пройдет. Как я сказала, так и случится всё, – загородив ему дорогу, затараторила смуглая женщина.
Он молча выгреб из кармана последнюю мелочь и без сожаления отдал её наглой цыганке.
– Вот, возьми, больше у меня нет, – пожалел Он, якобы, голодных цыганят, а может просто за всю свою недолгую жизнь так и не научился отказывать людям в их просьбах.
Дополнительных разъяснений плутовке не потребовалось. Она, с мастерством заправского фокусника, спрятала честно заработанные деньги и, загадочно улыбнувшись, отправилась на поиски нового лоха.
Идти в книжный магазин ему почему-то расхотелось, а на рынке делать было уже нечего. Точек бесплатной раздачи табачных изделий пока не существовало. А жаль, Он бы сейчас обязательно воспользовался такой замечательной услугой.
«Надо заняться чем-нибудь полезным», – подумал Он и, больше нигде не задерживаясь, пошёл домой.
Перемыв грязную посуду, а так же совершив ещё несколько общественно полезных действий, Он присел на кухонный табурет и опять задумался. На фоне вчерашней глупой ссоры с женой вспомнилась их первая, по настоящему взволновавшая его встреча. Тогда на танцах Он заметил скромно одетую девушку с необычно длинной косичкой. Дождавшись медленного танца, Он сразу пригласил её танцевать. Так и познакомились. Потом Он весь вечер практически без остановки плел всякую чушь, стараясь привлечь её внимание и сходу понравиться своей избраннице. В заключение Он под предлогом того, что напишет ей совсем необычное письмо, попросил у девушки домашний адрес. На следующий день, с первых же минут скучнейшей лекции по математическому анализу, Он с упоением влюбленного приступил к воплощению своего творческого замысла.
Не слушая умного преподавателя, Он старательно записывал плоды не на шутку разгулявшегося воображения: «Здравствуйте, милостивая госпожа! С глубоким почтением обращается к Вам граф С. де Плюси. Вчера я имел огромную честь узнать Ваше имя. Оно действительно прекрасно и пусть свидетелем моих слов будет перо, которым сейчас пишется это послание. Вам, вероятно, может показаться странным моё поведение, но это лишь только потому, что Вы не знаете истинных его причин. Тихая грусть, навеянная ветром сладостных воспоминаний, и сумрачное настроение, коему я бессильно отдался, побуждают меня искать утешения в Вашем драгоценном обществе.
Покорно надеюсь, что Вы проявите терпимость к моей скромной персоне и сие письмо будет прочитано Вами до слов, написанных мной в последнюю очередь. Я ни разу не отступил в бою или турнире, коих в моей мятежной молодости было бесчисленное множество. И сейчас, надеюсь на то, что у меня хватит духа поведать Вам о судьбе небогатого, но честного дворянина.
Родился я в достойной дворянской семье, которая при дворе пользовалась заслуженным уважением за древнюю родословную и личную преданность королевскому престолу. С раннего детства моя милая матушка настойчиво давала мне уроки грамоты. Старания её не пропадали даром, и я рос весьма не глупым ребёнком. Отец мой, старый и верный воин его величества короля, участник многих войн и походов, не жалея времени и сил, терпеливо обучал меня азам воинского искусства. Я, как, впрочем, и каждый добропорядочный юноша, старательно учился всем необходимым настоящему рыцарю познаниям.
По достижению совершеннолетия мои дорогие родители приложили не мало собственных усилий, чтобы устроить меня в духовную семинарию при Сэлезском аббатстве, тем самым надёжно обеспечив дальнейшее будущее своему единственному сыну. Там я терпеливо изучал святое писание, привыкал к покорности и кроткому поведению. Однако с раннего детства меня прельщали не праведные молитвы и лики святых угодников, а военные подвиги и дальние странствия. Тайно, под покровом ночи, я покинул ненавистный монастырь и с головой окунулся в манящую своей неизвестностью свободу. Окружающая жизнь опьяняла молодой разум и казалась прекрасной во всех своих проявлениях.
Спустя два года, да сохранит моя память те времена, я стал служить среди десяти лучших воинов личной охраны одного богатого и очень именитого сеньора. Через некоторое время выяснилось, что он оказался мятежником, а моё сердце всегда было безгранично предано нашему королю. Когда мне окончательно стали ясны его коварные планы, я оставил его замок и некоторое время наслаждался вновь обретённой свободой.
После, по воле проведения, мне посчастливилось попасть на службу к его величеству королю. Долгое время я верой и правдой служил трону, не раз с оружием в руках прославляя его величество на стенах вражеских крепостей.
При дворе меня любили и уважали за чистые помыслы, преданное сердце и твёрдую руку. Но в это, казалось бы, счастливое время меня не покидали жажда странствий и тяга ко всему неизведанному. Не в силах больше терпеть придворные интриги я вместе с немногими отважными рыцарями облачился в белый плащ крестоносца и, испросив разрешения у его величества короля, пустился в дальние странствия освобождать гроб Господень от рук нечестивых еретиков.
Не одну голову язычника рассёк мой меч. Неделями я не покидал седла, сутками не снимал стальной шлем и только в короткие минуты отдыха едва приподнимал влажное от горячего дыхания забрало. Сердце моё очерствело и в упоении замирало при виде крови поверженных врагов.
Спустя некоторое время в отряде, который я привёл с собой, осталось меньше половины лучших воинов нашего королевства. Кто из них геройски погиб в бою, сражаясь со мной плечом к плечу с еретиками, кого пронзила подло выпущенная в спину стрела предателя, а кто-то умер в страшных муках от неведомой лекарям азиатской болезни. Да найдут в раю их праведные души заслуженный покой близ Господа нашего. Истинно говорю, Они были смелые мужи и заслужили блаженство на небесах, коего им не довелось испытать при жизни.
Чтобы сохранить оставшихся в живых воинов, мне пришлось покинуть Палестину и вернуться в родные и милые сердцу края.
Вернувшись, я узнал о подлой измене своей невесты, которая, используя моё доброе имя, вошла в доверие к королю, да сохранит его Господь, и, опозорив меня при дворе, стала любовницей гнусного барона де Сака.
Когда, не доверяя слухам, я поинтересовался о причинах, по которым она расточила оставленное мной для неё состояние, эта нечестивая женщина решила меня отравить. Но благие обстоятельства избавили меня от смерти и в первый раз мой меч отсёк женскую голову.
Убив так и не состоявшуюся супругу, я долгое время за чашей хмельного вина часто размышлял о собственном месте в этом суетном и грешном мире.
Сейчас я безмерно благодарен своим друзьям, которые приложили немало усилий, чтобы вывести меня из этого страшного забытья и вернуть к достойной дворянина жизни. Я вновь стал участником королевских походов и праздничных турниров. Постепенно король всё с большим доверием относился к моей скромной персоне, и кто знает, как бы сложилась моя судьба, если бы я в последнее время не решил стать членом ордена храмовников. Да, я не хотел быть монахом, но спустя годы, святая церковь велела мне с мечем в руках защищать интересы Господа нашего на земле грешной.
Сейчас я ношу плащ крестоносца, а на щите моём, вместо девиза, изображена голова женщины с белыми волосами, как вечная память случившейся измены.
Завтра с нашей армией я ухожу в поход, чтобы справедливо наказать одного обнаглевшего вассала, бросившего вызов незыблемой власти его величества короля. В молодости я первым взбирался на крепостные стены, бросался в самые жаркие места на поле боя, но вместо достойной дворянина смерти нашёл уважение друзей и доброе отношение короля.
Не знаю, дано ли мне Богом остаться живым и в этот раз, но если судьба проявит благосклонность, то по возвращении, я надеюсь, что меня будет ожидать ответное послание, начертанное Вашей прекрасной рукой. Покорно прошу прощения за тот труд, который я доставил Вам чтением этого обширного и утомительного письма. С уважением, граф С. де Плюси. 9 апреля 1990 года, от рождества Христова».
Дословно вспомнить оригинальное сочинение своей пылкой юности Он не смог. Конечно, можно сейчас сходить в комнату, там, в нижнем ящике письменного стола отыскать целлофановый пакет с сохранившейся перепиской и, ради интереса, перечитать семейную реликвию. Но делать этого Он не стал. Просто не захотел лишний раз травмировать оголённую жизненными обстоятельствами душу. Ещё наступит такое время, когда вместо боли хорошие воспоминания будут приносить добрые чувства.
Длинный звонок в дверь неожиданно прервал затянувшиеся размышления. «Кого принесло? Опять, наверное, наглые распространители или попрошайки – беженцы обход затеяли», – подумал Он и, не заглянув в глазок, открыл входную дверь. Страшный по силе удар в голову, не позволив рассмотреть лицо нападавшего, как чахлую свечку, мгновенно погасил его сознание.
«Странно, откуда в квартире взяться дождю?» – спросил сам себя старлей и разлепил непослушные веки.
– О, глянь, Топор, клиент ожил, – постепенно возвращаясь в реальность, услышал Он незнакомый голос издалека.
В следующее мгновение резкая боль залетела в печень и, заставив свернуться непослушное тело, окончательно лишила его возможности сопротивляться. Несколько хорошо поставленных ударов в живот достойно продолжили начатое избиение.
Повторно потерять сознание и тем самым облегчить свои муки не удалось. Били грамотно, стараясь причинить как можно больше страданий, но совсем не отключать.
– Топор, хватит пока. Плесни ему ещё воды в морду. Пусть очухается слегка, – остановил истязания тот же голос.
– Да, чё этому барану будет, Герыч. Его вообще на глушняк мочить надо, – высказал своё мнение добрый товарищ.
– Тебе только дай волю, наверно даже тараканов всех в этой хате выловил бы и передушил, – коротко и ясно охарактеризовал напарника, видимо, старший из них, Герыч.
– Ну, чё, козёл, живой, что ли? – спросил у старлея Герыч, присаживаясь рядом на корточки.
Бандит в упор смотрел ему в глаза. Разбитое лицо и вид человеческих страданий не вызывали в нём сочувствия и жалости. Похоже, он давно привык к таким зрелищам или, скорее всего, от рождения был предназначен для верной службы его величеству дьяволу.
– Как тебе хочется, дорогой мой, сам скажешь или пусть Топор тебя ещё нагрузит? – непонятно сформулировал Герыч, сложный вопрос.
– Чё сказать-то надо? – еле шевеля разбитыми губами, переспросил Он.
– Откуда, ты, чухан, знал, что Грек вчера собрался завалить Алика?! – довольно артистично изображая психа, сорвался на крик Герыч.
«Неплохая новость. Так вот значит в чём дело. Сбылось таки моё предчувствие. Теперь грозный Алик у Аллаха в гостях вчерашнюю солянку переваривает», – подумал старлей. «Во, блин, попал. Сейчас эти уроды его в соучастии подозревают. И хрен, что им докажешь», – прискакало в травмированную голову ужасное продолжение хорошей мысли.
– Я не знал, а почувствовал. Дар у меня такой – смерть рядом чувствовать, – без надежды на веру, сказал свою правду старлей.
– Слышь, Герыч, давай я это чмо, как того барыгу на даче, с двух ударов насовсем завалю и всех делов, – нетерпеливо предложил Топор своё решение скучной задачи.
«Эх, говнюки, мне бы сейчас гранатку, Ф-ку желательно, вот бы вместе и полетали за облаками», – подумал Он, не находя другого выхода из ситуации.
– Дурак, ты, Топор, – не сдержался рассудительный Герыч. – Мозгов у тебя, как у динозавра, а головой ты только мясо жрёшь.
– Парни, вы сами прикиньте, если бы я действительно что-то конкретно знал, неужели бы захотел попадать между вашим Аликом и каким-то отмороженным Греком. Ничего бы я тогда Алику не сказал. Говорю же вам, почувствовал, но Алик мне не поверил. Зачем мне было предупреждать его, если бы я зла желал?
Хлёсткий, но уже не такой сильный, как прежде, удар в лицо не позволил продолжить пламенную речь в собственную защиту.
– Это тебе за много слов, чушок. Излагаешь логично, но долго, – ударив его из неудобного положения на корточках, назидательно постановил Герыч. – Ладно, Топор, пусть живет пока, бродяга. В ментовку сунешься, Топору мандат на твою ликвидацию выпишу. Он тебя, где поймает, там и заколотит. Всё понял?
– Да, понял, – получив урок лаконической речи, морщась от боли, ответил Он.
– И ещё, чтобы шума не было, родственникам скажешь, что под машину попал. Номер не запомнил. А то вид у тебя, как, как…, – и не находя подходящего сравнения продолжил, – ну, точно как под машину попал. Всё, пошли, Топор. Придётся тебе сегодня кошака какого-нибудь порвать, а то спать спокойно не будешь.
VII
– Ой, кто это тебя так? – сочувственно спросила удивлённая Ирочка.
– Под машину попал, – соврал Он в очередной раз.
– Наверно под грузовую, – не поверив ему, съязвила догадливая женщина.
– Всё, Ирина, иди, открывай свой магазин, без тебя сейчас тошно, – прошамкал Он распухшими губами.
– Приходи чай пить, пострадавший, – не обижаясь, кокетливо пригласила Ирка и, умело виляя широкой задницей, пошла спекулировать просроченными продуктами импортного производства.
«Ирка точно меня когда-нибудь изнасилует», – подумал Он, глядя вслед удалявшейся по коридору женщине. «Что она во мне нашла? Вон, лучше бы Сёму на любовь раскрутила. У него хоть деньги есть, и то больше пользы вышло бы», – продолжил размышлять покалеченный сторож на тему женского счастья для одинокой продавщицы среднего возраста.
Сегодня, отлежавшись в выходные дни после жестоких побоев, Он еле притащился на очередное дежурство. Начальник службы безопасности, как обычно, пришёл на работу раньше остального персонала торгового дома. Поздоровавшись с подчинённым за руку, шеф проявил тактичность и не стал интересоваться у него обстоятельствами, превратившими нормальное человеческое лицо в карнавальную маску. Видимо, отставной офицер был в курсе «сахарного дела» и, зная Сёмину натуру, прекрасно представлял возможные последствия. Фишман появился позже всех и, не здороваясь, пролетел мимо ненавистного охранника. На этом утренняя часть очередного действия нудного спектакля «Сторож и его друзья» благополучно завершилась.
Он не находил себе места. Стоять было больно, а сидеть ещё больнее. Побитое тело страдало и внутри, и снаружи.
«Похоже, справа сломано ребро. Точно, как под грузовик попал и случайно жив остался», – поставил Он себе печальный диагноз, прислушиваясь к тупой боли в правом боку.
Конечно, могло быть и хуже. Вряд ли сказанные им в своё оправдание слова произвели впечатление на бандитов и спасли ему жизнь. Просто, скорее всего, не было команды его убивать. В противном случае, десяток лучших адвокатов не смогли бы повлиять на вынесенный приговор, и он был бы качественно приведён в исполнение кровожадным ублюдком по кличке Топор.
Металлическая пружина, натужным скрипом возмутившись из-за причинённого ей беспокойства, с грохотом вернула входную дверь в исходное положение. На пороге возникла худощавая старушка послепенсионного возраста. Бабулька имела при себе замечательно усовершенствованное техническое изобретение современности. Вместо изначально положенной матерчатой сумки, двухколёсная тачка была хитро оборудована крепёжными ремнями. В таком виде, хилое на первый взгляд транспортировочное устройство, позволяло российским гражданам перевозить из пункта «А» в пункт «Б» огромные грузы и, тем самым, успешно конкурировать с предназначенным специально для этого автотранспортом.
– Здравствуйте, – обратилась она к старлею. – Мне, пожалуйста, два мешка дешёвого сахара. Я один увезу, а другой пусть у вас недолго постоит. Я здесь недалеко живу и за ним быстро вернусь. Ты не переживай, сынок, сейчас моя соседка тоже за сахаром придёт, она и посторожит пока.
– Здравствуйте, – а дальше Он совершенно не знал, что сказать старухе, поверившей в добрую сказку, рассказанную счастливыми обладателями самовольно уценённого охранником сахарного песка.
Стоявшая перед ним бабка, как и большинство обманутого населения страны, наверняка была твёрдо уверена в том, что желанное возвращение дорогого социализма обязательно скоро состоится, а факт удешевления сахара – является ярким тому подтверждением. Она склонилась над своей тележкой и, разматывая скрученный на ручке ремень, уже готовила её к транспортировке запланированной покупки.
– Скоро лето начнётся. Ягоды в этом году много должно уродиться. Сахара на варенье не напасёшься, – рассуждала между делом хозяйственная старуха.
– Бабуль, кончился сахар. Нет больше, продали весь, – выдавил Он из себя, искренне жалея старую женщину.
– Как кончился? Люди сказали, что сахара много, со склада торгуют, – не поверив его словам, удивилась старуха.
– Так и кончился. Покупателей много было, – терпеливо объяснил Он.
– Вот сволочи, капиталисты проклятые, опять всё по блату распродали и для себя попрятали. Потом спекулировать, гады, будете. Управы на вас нет! – будто подменили, ещё минуту назад вполне приличную старушку. – Что стоишь, как истукан, вылупился? Сам, небось, хапнул себе сколько надо? Не зря тебе морду побили, видно было за что.
Он не знал, что ответить озлобленной неудачей старухе. Оставалось сжать зубы и молча выслушивать неиссякаемый поток всевозможных проклятий. Очень хотелось верить тому, что старуха, в конце концов, наорётся и покатит свою дорогую тележку куда-нибудь с глаз долой.
Однако бабка, старательно обернув ремень вокруг ручки, привела тачку в походное положение, но уходить, по всей видимости, не собиралась.
– Сейчас соседка моя, Зульфия, придёт, мы с ней милицию вызовем, тогда и разберёмся, куда сахар спрятали, – посвятила она охранника в абсурдный план своих действий.
– Чё, шумим? – неожиданно появилась, потревоженная скандалом Ирочка.
Женское любопытство не позволило ей спокойно отсидеться в своём магазине. Невероятная скука, а так же хороший повод лишний раз продемонстрировать невнимательному охраннику свой роскошный бюст, подтолкнули Ирочку выйти в коридор и лично разобраться, в чём там всё-таки дело.
– А тебе, что надо, индюшка крашенная?! – воодушевлённая собственной безнаказанностью со стороны добродушного охранника, переключилась на Ирочку потерявшая тормоза старуха.
– Ты, чё, калоша драная?! – Ирка подскочила вплотную к бабке и с мастерством профессионального борца сумо, толкнула её своим огромным животом. – Чё, тебе жить надоело, дура старая?! Так иди под трамвай кинься!
Взбешённая оскорблением Ирочка, подобно мощному бульдозеру, как кучу старого мусора, легко вытолкнула за дверь, пытавшуюся сопротивляться бабку.
– Иди, иди отсюда, сука вонючая, пока в психушку не загремела! – поставила Ирка победную точку.
– Учись, студент, как надо меня охранять. С тебя букет одуванчиков и признание в любви. Пойдём чай пить, бездельник, – пригласила охранника явно довольная собой продавщица.
«Такую жену иметь, наверное, из-под кровати только для исполнения супружеского долга вылезать будешь», – подумал старлей.
– Ты там заваривай, давай, а как готово будет, меня позовёшь, – предложил Он Ирочке.
– Ага, а тебя здесь без меня злые старухи поколотят. Хватит ломаться, пошли, пока зову.
Электрический чайник закипел быстро. Ирочка, с восхищением пересказывая впечатления своей лучшей подруги о недавней поездке в Анталию, заварила чай, поставила на прилавок чашки, открыла пачку круглого печенья и насыпала в блюдце конфет.
– Тебе, какой чай, крепкий? – наливая заварку в его чашку, заботливо поинтересовалась Ирочка.
– Холодный, – трогая языком разбитые губы, ответил Он.
Ирка вопросительно сморщила гладкий не по годам лоб.
– Ну, ты, что, слепая? Не видишь, губы разбиты, и язык сильно прокусил. Больно будет горячий пить, – пояснил Он.
– А-а-а, – сообразила продавщица. – На, разбавишь, – и подала пластиковую бутылку с холодной водой.
– Ты, чё, с этой старухой придурковатой рассюсюкался? – желая напомнить о своём недавнем подвиге, с чувством собственной значимости, спросила Ирочка, запив карамельку огромным глотком горячего чая.
– А что с ней было делать? – неохотно продолжил Он тему начатого ей разговора.
– Что делать, что делать, я же тебе показала, что делать, – раздулась от важности Ирочка.
– Я так не могу, – честно признался Он. – Прооралась бы бабка и ушла.
– Ага, а ты потом стой весь обосранный и обтекай. На всех маразматиков нервов не хватит, добренький ты наш, – высказала назидательным тоном свою жизненную позицию Ирка.
– Знаешь, Ирина, я как-то раз ехал зимой в автобусе… – и Он рассказал ей о девушке, которую ни за что обхамила в автобусе такая же злобная бабка. – Она просто вышла из автобуса и осталась стоять на остановке. Почему-то мне запомнился этот случай, можно даже сказать, заставил на многое вокруг другими глазами взглянуть.
– Не на меня та сука напала. Я бы её сама на ходу из автобуса высадила, – по-своему отреагировала Ирка на услышанную от него сентиментальную историю. – А ты где был? Не мог за девушку заступиться, рыцарь хренов? – упрекнула она собеседника.
– Если бы мужик был, заступился бы, а с женщинами, тем более старыми, не дерусь, – зачем-то стал оправдываться Он перед самодовольной продавщицей.
– Кто тебе сказал, что в драку лезть надо. А глоткой ты наехать не можешь, что ли?
– Не могу. Зачем орать друг на друга без толку. Со стороны глупо смотрится.
– Ну, конечно, вот тебе морду набили, и она теперь такая не глупая стала, хоть преподавателем в университет иди работать, – подкрепила Ирка свои слова наглядным примером.
– Я же сказал тебе, что под машину попал, – не поддался Он на Иркину провокацию.
– Ладно, ладно, попал под машину, – не желая досрочного завершения увлекательного чаепития, сразу согласилась Ирочка. – Так красиво рассказывал. Девушка в автобусе, небось, понравилась? – то ли из любопытства, а скорее из ревности, ехидно спросила продавщица.
– Девушка, как девушка, только беззащитная какая-то, добрая наверно, – не замечая Иркиного сарказма, поделился Он своими мыслями.
– Во, блин, последнего романтика чуть машиной не задавило, – думая, что удачно, пошутила Ирка.
– Нет, у тебя совести, Ирина, – шуточным тоном постыдил Он разговорившуюся продавщицу.
– Совесть, дорогой мой, придумали злые люди, чтобы мучить ей добрых, – выдала Ирка где-то услышанный чернушный каламбур. – Возьми конфетку, чё пустой чай хлебаешь, – предложила она.
Коридорное эхо, добросовестно продублировав возникшие на входе звуки, с рвением профессионального доносчика сообщило охраннику о новом посетителе.
– Всё, Ирина, спасибо за чай, пора службу бдить. Слышишь, пришёл кто-то.
– Давай, иди, пугай людей, бдительный ты наш, – вздохнула Ирочка и принялась переставлять посуду на подоконник. – Потом сполосну, – вынесла она однозначный приговор грязным чашкам.
Морщась от боли, Он доковылял до холла и завернув за угол, вздрогнул. Перед ним, переминаясь с ноги на ногу, стоял ещё один счастливый обладатель загадочной русской души. На этот раз, притащив с собой точно такую же двухколёсную тачку, как у скандальной старухи, торговый дом «Илант» удостоил своим вниманием ничем не примечательный внешне дедок.
– Молодой человек, здравствуйте, – скрипучим голосом, вежливо поздоровался дед.
– Здравствуйте, – ответил Он.
– Подскажите, пожалуйста, где здесь сахарный песок продают? – задал дед, уже известный заранее охраннику вопрос.
– Сахар кончился, – исполнил Он функцию автоответчика.
– А когда ещё привезут? – поинтересовался разочарованный старик.
– Больше сахара не будет. Не выгодно им торговать.
Охранник очень надеялся на то, что деда полностью удовлетворит полученный ответ, и он теперь обязательно поспешит домой докладывать своей дорогой старухе о провалившейся с треском операции по закупке уценённого товара в торговом доме «Илант».
Однако и на этот раз всё оказалось совсем не просто. Похоже, дедушкин партнёр по спортивно – дворовому домино неожиданно заболел, или, вероятнее всего, ушёл в продолжительный запой и бабкин посланец за дешёвой добычей, совершенно не торопился лишать терпеливого охранника своего драгоценного общества.
– Конечно, по такой цене не выгодно, – со знанием дела подтвердил дед. – Получается, что у вас сахар стоит гораздо дешевле, чем на рынке. Какая же тут прибыль, так и разориться можно, – посочувствовал соображающий в торговых расценках посетитель.
«Наверно, до пенсии в торговле работал или бывший спекулянт – фарцовщик социалистической формации», – предположил Он, с учётом профессиональных рассуждений собеседника.
– Вы, извините, мне надо идти продавцу помогать. Я здесь по совместительству ещё и грузчиком подрабатываю, – сделал Он вторую попытку вежливо избавиться от не желавшего расставаться с ним грамотного деда.
– Не буду вас больше задерживать. До свидания, молодой человек.
– Всего доброго, – выдохнул с облегчением охранник и сделал вид, что собрался идти в сторону магазина.
Дед наконец-то догадался, что развить увлекательную беседу на коммерческую тему ему не удастся, повторно попрощался и ушёл.
Старлей присел за стол и задумался. «Странный у нас народ всё-таки. Его, как хотят, так и плющат. А люди вместо того, чтобы думать и за права свои бороться, бегают с тачками двухколёсными и выискивают, чего бы такого подешевле к себе в хрущёвку натаскать. Причём суетятся, экономят, из кожи лезут, изобретая тысячу способов быстро разбогатеть, а в результате, становятся всё беднее и беднее. Невдомек им, что нет у них будущего. Потому, как горстка негодяев не для них придумала грандиозную афёру, назвав её перестройкой.
Не секрет, что легче всего воровать и списывать материальные ценности на обычной стройке. Строить хитрые товарищи не захотели – хлопотно это и долго. Решили попробовать прикрыть разворовывание могучей страны никому не понятным косметическим ремонтом. Получилось. Народ молчит. Значит можно двигаться дальше. Интересно, на сколько долго затянется весь этот государственный бардак искусственного происхождения?
Вот если бы в любой другой стране нашлись такие рабочие, которые не получая полгода зарплату, молча ходили бы на завод и честно трудились, то и там директор предприятия, чувствуя свою безнаказанность, не стал бы платить своим работникам. Просто люди в развитых странах смогли, жертвуя своим мнимым благополучием, отстоять свои права и заставили власти считаться со своим мнением. Не бывает добрых царей, уважающих свой народ. Любая власть должна знать, что есть предел, сверх которого нельзя доить и унижать своих подданных, а тем более позволять решать человеческие судьбы торгашам и бандитам».
– Во, понесло. Мне бы листовки подпольщикам писать, а я здесь бестолково время просиживаю, – вырвалось у него вслух искреннее удивление собственным мыслям.
«Со своими проблемами разобраться надо, а я тут в глобальных масштабах, за всю страну сокрушаюсь. Пора подумать, как из этой сахарной истории выпутываться и дальше в жизни определяться», – вспомнив в каком положении оказался, подумал Он.
– Э-э, братан, подскажи, где тут сахар оптом продают? – прервал размышления охранника ещё один вероятный покупатель.
Это был молодой, но уже успевший заметно растолстеть парень. Его цветной спортивный костюм, высокие кроссовки и массивный золотой болт на месте обручального кольца ярко свидетельствовали о том, что не всем сейчас на Руси жить плохо.
– Слышь, я тут на «каблуке» подъехал. Поможешь быстренько мешки загрузить? Я заплачу. На бутылку хватит, – предложил представитель зарождающейся российской элиты.
– Сахар кончился, – сквозь плотно сжатые зубы процедил старлей.
– Облом, значит, сегодня вышел. Зря тащился в такую даль. А я уже и договорился, блин, куда его дальше с накруткой пристроить. Во, западло – хуже не придумаешь, – скороговоркой сокрушался холёный предприниматель. – Слышь, братан, – он извлёк из кармана мятый кусочек бумаги с неровно обрезанными краями и протянул его охраннику, – вот тебе моя визитка. Когда сахар по такой же цене привезут, ты мне отзвонись сразу, а я в долгу не останусь. Лучше, конечно, если договоришься, что бы мешков сорок отставили пока я подъеду. Короче, если удачно крутанёшься, заработаешь. Типа, шабашка получится. Ну, чё, договорились?
– Ладно, – не находя другого способа сиюминутно избавиться от противного барыги, пообещал охранник и брезгливо взял навязанную ему визитку.
– Ну, давай, братан, счастливо тебе. Тороплюсь, дел не в проворот. Ты только не забудь позвонить, если чё, – удаляясь, тараторил бизнесмен.
«Зарипов Марсель Нуруллович – генеральный директор частного предприятия «Диляра», – прочёл старлей сделанную на обычном матричном принтере надпись.
«Да, деловой товарищ. Такой даже из бабкиной пенсии себе выгоду выжмет. Лет через десять, наверно, в Греции недвижимостью обзаведётся или клуб футбольный в Англии для развлечения прикупит. Придётся потом гордиться, что такой человек когда-то компаньоном быть предлагал, а, я, дурак, не согласился», – мысленно развлёк себя старлей. «Может позвонить и напроситься ему в помощники, глядишь, со временем, тоже на кожаную куртку и золотую болтяру наспекулирую. Не беда, что сейчас противно, потом постепенно привыкну и так же симпатично растолстею. Главное поменьше всякой ерундой мозги засорять. Не хрен думать о том, что прибыль не приносит», – продолжил Он издеваться над собственным предназначением в жизни.
Конечно, у каждого человека своя собственная судьба. И далеко не ко всем людям хотя бы один раз за всё время, отведённое для пребывания на этом свете, она поворачивается лицом. Однако каждому из нас обязательно предоставлен свободный выбор и только нам, лично, позволено решать, какими оставаться в тех или иных обстоятельствах. Вариантов бесчисленное множество. Можно изворачиваться и приспосабливаться, врать и предавать, льстить и унижаться, а можно иметь свой внутренний стержень, на котором прочно будет держаться свободный от собственных слабостей мятежный дух. И тогда, никакая сила не сможет согнуть человека, потому, как не гнётся этот самый стержень от внешнего воздействия в угоду чужому волеизъявлению. Его возможно только разрушить вместе с тем человеком, в котором он произрос.
«Интересно было бы заглянуть налогоплательщику Зарипову в глаза после неудачного выстрела вражеского снайпера в сторону будущего олигарха», – подумал старлей и непроизвольно передёрнул плечами.
VIII
– Товарищ подполковник, по вашему приказанию прибыл, – вскинув правую руку к козырьку фуражки, доложил старший лейтенант командиру батареи.
– Значит, так, старший лейтенант, тебе двадцать минут на сборы. Сейчас бегом домой, переоденешься в полёвку, возьмёшь с собой чего-нибудь пожрать и вместе с капитаном Алмазовым из первой батареи ко мне на инструктаж. Понял? – поставил предварительную задачу комбат.
– Так точно, товарищ подполковник. А-а...?
– Потом вопросы. Выполняй, – отрезал подполковник Федянов.
– Есть, – коротко ответил старлей и вышел из канцелярии.
Идти домой не было необходимости. Его полевая форма висела у старшины в каптёрке. Там же стоял и тревожный чемодан, в котором валялось несколько банок рыбных консервов. Есть дома всё равно было нечего, а тем более брать с собой. Жена всё ещё грызла гранит науки, стараясь, как попало, лишь бы побыстрее, спихнуть очередную сессию на заочном отделении педагогического института и вернуться к нему. Смелая женщина.
Вчера Он зашёл на узел связи и с помощью телефонистов смог дозвониться к тёще. Поговорить с женой не вышло. В то время она ещё не вернулась с занятий. Обидно конечно получилось. Столько мороки было уговорить связистов пойти на нарушение инструкции, а пообщаться не удалось. Тёща сказала, что у них всё хорошо. Жене осталось сдать один экзамен и два зачёта. Со всеми остальными предметами она уже успешно рассчиталась и дней через десять планирует выехать обратно.
– По телевизору говорят, что в Приднестровье идёт настоящая война. Это правда? Мы с отцом уговариваем её задержаться пока всё успокоится. А она нас даже слушать не хочет. Может быть, ты ей объяснишь, что ехать к тебе сейчас опасно. Пусть лучше ещё у нас побудет, – пробивался сквозь сильные помехи в телефонной трубке тёщин голос.
Неожиданно прервавшаяся связь избавила его от необходимости что-либо отвечать тёще на её правильное, но только с практической точки зрения, предложение.
– Старшина, Василий, отпирай кладовку! Чё закрылись?! Дневальному на тумбочке, и то слышно, как шашки двигаете! – после неоднократных попыток достучаться в дверь, крикнул Он прапорщику Пештеряну.
– Хватит барабанить. Сейчас открою, – наконец-то раздался недовольный голос ворчливого старшины второй батареи.
Грохот упавшего табурета и ленивое шарканье сапог подтвердили его намерение.
– Слышь, я всё никак понять не могу. Мало того, что сам в нарды не играешь, в козла тоже, вино не пьёшь, так ты и другим мешаешь. За что тебе старшего лейтенанта присвоили? Никаких заслуг перед Родиной, а уже по три звезды на погонах, – открыв свою сокровищницу, шутливо посетовал прапорщик.
– За то, Василий, что учился я. Пока ты по своей деревне за девками бегал, я пять лет за каменным забором военную науку постигал, – напомнил хамоватому старшине старлей, как мужчины становятся офицерами Красной Армии. – Ладно тебе возмущаться. Я на пару минут. Переоденусь только и всё, – дружелюбно продолжил Он.
– Давай, заходи, будущий генералиссимус. Ноги вытереть не забудь. Вчера Макагон мне здесь идеальный порядок навёл. Так что не хрен пачкать.
Никакая уборка, даже с применением самых современных достижений в области бытовой химии, не способна избавить помещение в солдатской казарме, издревле называемое каптёркой, от присущего только ему специфического запаха. Описать эту воздушную смесь не возможно. Реально удастся перечислить лишь компоненты, из которых она состоит. Однако занятие это долгое и малоинтересное. Только у настоящего армейского прапорщика хватит терпения и самоотверженности качественно провести полноценную ревизию находящегося в каптёрке имущества, и при этом ничего не выбросить в мусор.
Запах каптёрки – это, наверно, и есть запах нашей армии. И не её зелёная вина в том, что разит от неё хуже, чем от лошадей и собак, которыми, следуя моде, в бесчисленном количестве, обзавелась наша новая российская элита. Её можно лишь пожалеть, как кобылу, загнанную и брошенную подыхать нерадивым хозяином.
– Василий, у тебя пару банок тушёнки где-нибудь в загашнике не завалялось? Дай, если есть. Вернусь, в магазине куплю и отдам. Комбат куда-то с Алмазовым посылает. Сказал, чтобы пожрать с собой взял. А у меня только две кильки в томате. Если далеко тащиться, может не хватить, – переодеваясь, попросил старлей.
– Есть. Целый ящик есть. Но тебе не дам, – ответил довольный своим положением прапорщик Пештерян.
– А, чё так, категорично?
– Да, вот так. Просто за всю службу первый раз такого борзого лейтенанта встречаю, – посвятил его в причину своей к нему нелюбви злопамятный старшина.
– Ты, Василий, не переживай, ещё встретишь. Жаль, что со всего выпуска я один в эту часть попал. Ну, ничего, в нашем училище сейчас такие зубастики на пятый курс перешли, что на следующий год прапора в частях строем ходить будут, – заверил Он обнаглевшего старшину батареи.
– Пупы надорвут твои желторотики, – скрипнув зубами от лютой злобы, высказал своё мнение Пештерян.
Старлей, вопреки ожиданиям прапорщика, заведённого на продолжение конфликта, не стал развивать тему скандального разговора. Достав с верхней полки стеллажа свой тревожный чемодан, Он взял из него консервы, умывальные принадлежности и, не прощаясь, вышел из каптерки.
Двадцать минут, отведённые комбатом на сборы, благополучно истекли. Алмазов опаздывал, и Он решил подождать его на улице в курилке.
Спустившись со второго этажа казармы, старлей остановился на крыльце и задумался. Вдруг накатившаяся волна смутного предчувствия прихлопнула расслабленное сознание и, вынудив взволноваться, так же неожиданно исчезла. Лишь не знакомый металлический привкус, плотно обложивший язык и небо, ещё долго напоминал ему о необычном поведении собственной психики.
«Крышу уже рвёт от недосыпа, что ли?» – спросил сам себя мысленно старлей. «Ещё с пяток караулов через сутки и можно будет идти в дурку, сдаваться на постоянное место жительства», – определил Он причину возникшей аномалии и неутешительную перспективу, в случае её дальнейшего развития.
– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! Покурить с отличниками боевой и политической подготовки не желаете? Трофейной «Дойной» угощаю, – вернул его в реальность задорный голос солдата по прозвищу Гриня.
Молдавские сигареты, купленные в обычном деревенском магазине, местные бойцы, в шутку, называли трофейными. Тем самым, подчёркивая своё непримиримое отношение к государству, регулярная армия которого, в угоду подстрекающей к агрессии Румынии, безуспешно пыталась оккупировать их Родину.
– Здоров, Гриня. Тунеядец ты, а не отличник. Когда свой «Урал» на колёса поставишь? Меня из-за тебя комбат скоро к трибуналу приговорит, – высказал Он претензию неунывающему Грине и направился в сторону курилки.
Гриня и Саба, с видом, присущим только солдатам второго года службы, вольготно развалившись на деревянной скамье, не скрывая удовольствия, травили табачным дымом свои молодые организмы.
Старлей зашёл в курилку. Скучавшие от безделья солдаты лениво поднялись. Он поздоровался с каждым за руку и присел.
– Садитесь, хлопцы. Курить будем, раз пригласили.
Бойцы опустились на скамейку, придав телу более скромное положение, чем прежде. Гриня достал из кармана пачку «Дойны» и протянул её офицеру.
– Угощайтесь, товарищ старший лейтенант.
– Спасибо, Гринченко. Я «Флуераш» курю. Привык уже к ним. От других кашель пробивает.
– Не хотите, как хотите. А движок, пока вы были в карауле, я уже вчера собрал. Долго, зато качественно. Теперь машина до моего дембеля лучше иномарки бегать будет, – доложил в неформальной обстановке Гриня. И подумав, добавил – По крайней мере, по нашей грязюке.
– Чего сидим? Кого ждём? – закуривая, поинтересовался у солдат старлей.
– Федянов вызвал. Сказал, что сейчас в Тирасполь поедем, – охотно поделился новостью Саба.
Наконец, с противоположной стороны территории части, появился быстро приближающийся Серёга Алмазов.
– Здоров, – протянул он руку старлею. – Блин, с этой Людкой, пока куда-нибудь соберёшься, вся жизнь пройдёт, – посетовал Сергей на жену за своё опоздание. – Даже иконку в полевую сумку засунула, суеверная. Ладно, докуривай и пошли к Федянову сдаваться. Орать сейчас будет, как резаный, дурак.
Старлей пожал капитану руку и выбросил только что прикуренную сигарету.
– Пойдём к комбату. Потом накурюсь. Кстати, Серёга, ты не в курсе куда нас решили отправить?
– Вроде бы в Тирасполь. Не торопись, сейчас всё узнаем.
Они быстро поднялись на второй этаж, почти бегом пронеслись мимо стоявшего на тумбочке дневального по батарее и, не отдышавшись, вломились в канцелярию.
– Разрешите, товарищ подполковник? – спросил за обоих капитан Алмазов.
– Да, заходите, – недовольным тоном пригласил командир батареи. – Почему опаздываете? – глядя на старлея, поинтересовался подполковник Федянов.
– Виноват. Соседку искал. Попросил, чтобы за котом присмотрела, – не задумываясь, ответил старший лейтенант.
– Вечно у вас то понос, то золотуха. Ничего с твоим котом за сутки не случилось бы. Трахнул бы на пару кошек больше, чем обычно и всех делов.
– Вы же сразу не сказали, куда и на сколько дней пошлёте, – напомнил комбату старлей.
– Всё, хватит рассусоливать. И так уже с выездом задерживаетесь. Короче, сейчас цепляете к «Уралу» наш «УАЗик», тот у которого в прошлом году движок застучал и на сцепке буксируете его в Тирасполь. Там, в штабе Армии, находите полковника Крахоборова, оставляете ему эту рухлядь и возвращаетесь в часть. Водители вас ждут в курилке. Капитан Алмазов – старший.
– Есть, – коротко вставил Серёга.
– Рядовой Гринченко дорогу знает. Недавно с Белозёровым туда за документами ездил. Ну, если, что, по карте сориентируетесь. Будьте осторожней. Большой участок пути проходит вдоль линии обороны приднестровской гвардии. С той стороны виноградных полей позиции молдавской армии. Эти уроды практически круглосуточно, со всех стволов по приднестровцам долбят. Старайтесь опасные места в промежутках между обстрелами проскакивать. И не заблудитесь, прошу. А то получится, как с зам. по тылу. Случайно укатил на бензовозе к молдаванам, еле вытащили его из плена, с отбитыми яйцами. Тогда шесть тон соляры тю-тю и пропали. Ну, что, всё ясно? Вопросы есть? - закончил инструктаж командир батареи.
Слушавшие задачу офицеры молча смотрели на подполковника.
– Вопросов нет. По возвращении, доклад мне лично, в любое время. Всё, выполняйте.
Офицеры попрощались и вышли из канцелярии.
– Слушай, у тебя же нет никакого кота, – спускаясь по ступенькам, искренне удивился Алмазов.
– Значит, будет, – весело подмигнул ему старлей.
Солдаты, заблаговременно назначенные комбатом водителями выезжающих машин, в ожидании дальнейших приказаний так же спокойно прохлаждались в курилке. Саба зачем-то разобрал свой автомат и, разложив детали на скамейке, с необыкновенно умным видом, о чём-то спорил с подтрунивавшим его Гриней.
– Да, видел я этот немецкий Шмайссер. Точно тебе говорю, что наши Калашников с него содрали, – услышали, подойдя к курилке офицеры, как Саба упорно доказывал широко улыбающемуся Грине свою версию технического происхождения автомата Калашникова.
– Хватит баловаться, хлопцы. Собирайте быстро автомат, и пошли готовиться к выезду. Сейчас, Гриня, прицепим к твоему «Уралу» мёртвый «УАЗ» из седьмого бокса и потащим его в Тирасполь, – распорядился капитан Алмазов. – Федянов сказал, что дорогу ты знаешь. Путевой лист оформлен?
– Товарищ капитан, что вы беспокоитесь? Всё давно готово. И путёвка есть, и «УАЗик» прицепленный в парке стоит, и коняка моя заправленная за нами скучает. Мы с Сабой только и ждали, пока вы с комбатом наговоритесь, – с чувством собственной значимости доложил рядовой Гринченко.
– Ты глянь на них, – обратился Алмазов к старлею. – Прям, как у комсомольцев – ленинцев, исполнительность так и прёт.
– Что-то это на тебя не похоже. Скажи честно, Гриня, в чём всё-таки дело? – зная тяжёлый характер солдата, спросил старлей.
– Ничего особенного, товарищ старший лейтенант. Просто у меня в Тирасполе друг живёт. Вот я и подумал, что если быстро управимся, то, может, пока вы туда-сюда, к нему на пару минут заскочить успею, – нехотя объяснил причину своей необычной расторопности хитрый Александр Гринченко.
– На счёт твоего друга, Гриня, не знаю, а вот то, что мы готовы к выезду – это уже молодец, – похвалил солдата Алмазов. – Сделаем так, я поеду с Гринченко на «Урале», а ты, – обратился он к старлею – с Сабой на «УАЗике». Вроде всё. Пошли в парк седлать коней.
– Серёга, послушай, может, ещё патронов с собой возьмём. Не дай Бог, влипнем в какую-нибудь историю, не хватит по четыре магазина на рыло, – предложил старлей.
– Да ладно тебе фактор риска нагнетать. Успокойся, не воевать же едем. Быстренько слетаем туда, трахому оставим и обратно вернёмся. Тем более, что поедем по территории, которую полностью контролируют приднестровские гвардейцы.
– Ты, как хочешь, а я бы взял, – попытался настоять на своём предложении старлей.
– Давай, не придумывай лишние сложности и так уже прилично задержались. Если стемнеет по дороге, тогда, от греха подальше, придётся в поле ночевать. Вот этого не хотелось бы. Не упрямься, пойдём бойцов догонять, – скороговоркой привёл свои доводы капитан Алмазов и, больше не задерживаясь, направился в сторону автопарка.
Старлей, сплюнув от досады на пыльный асфальт, резким движением плеча закинул поудобнее свой автомат и быстрым шагом догнал Серёгу. Миновав расположение первой батареи, офицеры свернули на тропинку и, срезав приличное расстояние, через две минуты были уже на КПП. Поздоровавшись с дежурным по автопарку прапорщиком Задорожным, они предъявили ему карточки старших машин и, дождавшись, когда он зарегистрирует в журнале их выезд, без лишних разговоров попрощались.
– Может чайку в дорожку хлебнёте? – от души предложил Алексей Задорожный.
– Нет, Лёха, спасибо. Времени совсем в обрез, – обернувшись на выходе, развёл руками Сергей.
«Блин, угораздило же в эту долбаную поездку попасть. Лучше бы в караул лишний раз сходил», – посетовал про себя старлей и вышел вслед за Серёгой. В тот момент Он и представить себе не мог, как был прав его внутренний голос.
Гриня, увидев приближающихся офицеров, забросил в бардачок книгу и легко завёл мощный двигатель отремонтированного им «Урала».
– Сергей, ты глянь на нашего отличника, – бросил на ходу старлей. – Он ещё и тент по-человечески натянул. Да на такой машине уже и к бабам можно ехать.
– Похоже, что у нашего Грини в Тирасполе не друг, а подружка проживает, – поддержал разговор на весёлой ноте Серёга.
– А ты по дороге уточни у него. Может быть, и расколется. Хотя, вряд ли, Гринченко – жучара ещё тот. Такого хитро сделанного бойца, как он, не в каждой части сыщешь.
– Да куда он денется. Как миленький мне всю правду выложит. Правильно я говорю, Гриня? – подмигнув правым глазом, громко спросил капитан Алмазов у солдата, не слышавшего тему затеянного офицерами разговора.
– Как прикажете, товарищ капитан, – сделав дурацкое выражение лица, быстро сориентировался тот.
Серёга забросил автомат в кабину «Урала» и, рывком заскочив на высокую подножку, занял своё место рядом с водителем. Старлей для удобства распустил туго затянутую на поясе портупею и сел в «УАЗик».
– Ну, что, Саба, мы с тобой, как на телеге поедем. На заднице сидим и в задницу глядим, – захлопнув дверцу машины, пошутил старлей.
– Лучше плохо ехать, чем хорошо строевым шагом на плацу ходить. Солдатская мудрость, товарищ старший лейтенант, – с претензией на философа ответил водитель.
Впереди стоящая машина медленно тронулась с места и, несколько раз дёрнув притороченный «УАЗ», легко потащила его за собой. Тем временем, дневальный по автопарку, с полезной предусмотрительностью, заранее отодвинул массивные железные ворота и достаточно резво побежал открывать другие, на выезде из части. Таким образом, благодаря его стараниям, останавливаться и ждать не пришлось.
– Летает, душара. А то плёл мне, не умею, не буду… Куда ты денешься, чмошник. И не таких обламывали, – сворачивая направо, злорадно прошипел Саба.
– Это ты о ком? – поинтересовался у него старлей.
– Да вон, дневальный по парку сегодня Ткачук. Недавно из учебки пришёл. Полгода отслужил, лычки на погоны повесил и думал, что кучеряво жить будет. Не угадал, мальчишка с грязной попкой. Дедовщину в армии никто не отменял. Не было от министра обороны такого приказа. Правильно я говорю, товарищ старший лейтенант?
Старлей никак не отреагировал на чёрный юмор солдата, продолжая терпеливо слушать его откровения.
– Так вот, – рассказывал дальше Саба, – Позавчера я ему, как человеку говорю, чтобы он, качёк хренов, за собой железяки в спортивном уголке аккуратно, ну, как было, сложил. А он, прикиньте, товарищ старший лейтенант, совсем обурел, мне отвечает, что молодые после отбоя порядок наведут. Сам-то – чушок ещё службы не хавал, а уже припухать начал. И, так, это, весь напрягся, типа здоровый очень. Не повезло ему, дураку. Гриня близко был и весь его гнилой базар слышал. Ну, а Гриню вы знаете. Он всегда за справедливость и терпеть ненавидит нарушения прав человека.
– Вот это ты загнул, Саба, – не удержался старлей и рассмеялся.
– Чего вы смеётесь? Я серьёзно говорю, – искренне удивился такому непониманию водитель и обеими руками хлопнул по рулю.
– Ничего, рассказывай дальше. Это я так, случай смешной вспомнил… – успокоил его офицер.
– Естественно, Гриня такой наглости не выдержал и со всей дури зарядил ему в голову. Классно попал. С одного удара этого сраного культуриста на жопу посадил.
Видимо, разволновавшись от таких ярких воспоминаний, Саба достал из кармана сигарету и, придерживая руль локтями, прикурил. Табачный дым, быстро заполнив собой кабину, напомнил старлею о вредной привычке и Он тоже с удовольствием закурил.
– Я, конечно, добавил ему вдогонку. Ну, чтобы на будущее лучше запомнил и больше так сильно перед нормальными людями не напрягался. Как только он, в лёгкую, очухался, мы с Гриней загнали его в сортир и определили объём работы, которую к утру этот припухший дух должен был выполнить. Короче говоря, Гриня, как старший товарищ, вежливо его попросил, обращаю ваше внимание, товарищ старший лейтенант, попросил вежливо, чтобы он вычистил все очки и натёр до блеска кицкиных яиц краники в умывальнике. Так, вы представляете, этот бессовестный баран заявил, что не будет выполнять его просьбу. Пришлось ещё уговаривать. В общем, никуда наш Шварцнегер от общественно полезного труда не делся. А пока он работал, остальные духи все железяки, которые есть, ему на кровать перетаскали. Знатная, я вам скажу, горочка из гантелей, гирь и блинов для штанги получилась. Так что, когда он закончил очки драить, пришлось ему ещё немного покачаться. Зато, видели, какой теперь исполнительный стал? Не успели мы подумать, а этот душара зачуханный, уже метнулся ворота открывать.
– Ты думаешь это правильно, Саба? – дослушав рассказанную водителем историю, спросил у него старлей.
– А вы? – вопросом на вопрос ответил старослужащий солдат.
– Не знаю, как тебе объяснить, Саба. Я ведь и сам далеко не святой. Всё в жизни было. Как ни как, тоже пять лет не в монастыре, а в казарме прожил. Но чувствую, что не так должно быть. Пора нам всем, пока не поздно, учиться жить по-другому.
– Это как, по-другому? – удивился солдат.
– В одной умной книге написано. Я, правда, полностью её не прочёл, но как-нибудь обязательно наберусь терпения и осилю, – пообещал сам себе старлей.
– Мне тоже фантастика нравится. Наверно классный роман. А как называется? Может, я его уже читал.
– Библия, – ответил старлей и, глядя на мелькавшие справа пейзажи, глубоко задумался.
Ехали медленно, не более двадцати километров в час. Разбитая гусеницами танков грунтовая дорога не позволяла сцепленным машинам разогнаться и набрать оптимальную скорость. Поэтому смотреть на проплывавшие мимо картинки было легко и приятно. Создавалось впечатление, что кто-то всемогущий и добрый, щедро проявляя свою милость, демонстрирует отупевшему от суеты и собственной глупости человеческому сознанию настоящие ценности этого мира.
По обеим сторонам дороги, на фоне великолепных ярко – зелёных холмов, красовались часто посаженные фруктовые деревья. Вдалеке, посреди удивительно ровного поля, таинственным островом расположилась небольшая роща грецких орехов. Низко зависнув, одинокое облако, словно живое существо, нежно проявляя добрые чувства, заботливо укрывало рощицу от избытка жарких солнечных лучей. И если бы не шум мотора впереди двигающейся машины и запах её выхлопных газов, тогда вполне возможно, что старлею удалось бы ощутить себя, если не в раю, то по крайней мере настоящим обитателем красивой сказки со счастливым концом.
Однако не всегда то, что хорошо начинается, потом так же хорошо заканчивается. А постигшие разомлевшую от приятных ощущений душу неожиданные испытания и беды порой в несколько раз превосходят мимолётную человеческую радость.
Минут через сорок бортовой «Урал» под управлением замечательного солдата Гринченко, практически не напрягая свои лошадиные силы, поднялся на достаточно крутую насыпь, выехал на асфальтированную дорогу и легко вытянул за собой болтавшийся сзади «УАЗик». Сцепленные машины, плавно разгоняясь, набрали скорость до сорока километров в час и, судя по указателю на обочине дороги, продолжили совместное движение в сторону неофициальной столицы ни кем не признанной республики. Наверняка, сидящему в кабине капитану Алмазову приходилось время от времени настойчиво приструнивать шаловливого Гриню, не позволяя ему как следует разогнаться и продемонстрировать скучающим товарищам собственное мастерство лучшего гонщика села Колбасное и его больших окрестностей.
– Эх, товарищ старший лейтенант, красиво едем. Нам бы сейчас ещё и музычку для полного кайфа, – мечтательно вздохнул Саба. – Вы как считаете, а?
Настойчивый вопрос уставшего молчать водителя, грубо прервав затянувшиеся размышления, вернул старлея в кабину «УАЗика», преждевременно раздолбанного военными ассами фигурного вождения.
– Не помешала бы, – согласился офицер.
– У вас дома есть магнитофон? – полюбопытствовал солдат.
– Да. Только я в последнее время реже слушать его стал. Раньше без музыки дня не обходилось, а теперь как-то не всегда получается.
– Мы с Гриней сейчас на Энигму подсели. Шеремет из Рыбницы кассету привёз. Грамотная такая заморочка. Цепляет, травы не надо. А вы что предпочитаете?
– От настроения зависит. Обычно что-нибудь из тяжёлого рока, желательно ранние альбомы. А в общем и диско с удовольствием могу послушать, и под новую волну школьные дискотеки бывает приятно вспомнить.
По всей видимости, водитель собирался продолжить беседу о музыкальных вкусах и конкретно выяснить пристрастия молодого офицера. Однако ведущий «Урал» неожиданно подал короткий звуковой сигнал, включил правый поворотник и, сбросив скорость, стал прижиматься к обочине. Саба выполнил аналогичный манёвр, и обе машины остановились.
Причина экстренного торможения оказалась более чем прозаической. Просто рядовому Гринченко приспичило срочно освободить мочевой пузырь от скопившейся в нём лишней жидкости.
Гриня, резво выскочив из высоко расположенной кабины автомобиля, несколько раз, разминая затёкшие ноги, старательно присел и призывно помахал рукой в сторону «УАЗика».
– Эй, Саба, пошли, отольём! – громко позвал он товарища.
– А сам не справишься? Маленькому мальчику горшка некому подать что ли? – высунувшись через опущенное стекло, пошутил Саба.
– Дурень, я же тебе говорил, что с детства змей боюсь, – приблизившись, привёл веский аргумент бравый солдат Гринченко.
– Проблемы негров шерифа не волнуют, – видимо давно зная о слабости сослуживца, с важным видом издевался Саба. – Сходи под колесо, – предложил он.
– Ну, Саба, если меня гадюка цапнет, голову тебе отшибу и вместо мячика в футбол ей играть буду, – прекратив уговоры, обижено пригрозил разозлившийся Гриня и направился в сторону придорожных кустов.
– Слышь, Гриня, ты чё, как девочка, сразу в обиженку кидаешься? Я же…
Договорить он не успел. Неожиданно раздавшийся одиночный выстрел остановил идущего Гриню и, резко развернув его вокруг собственной оси, бросил ничком на землю. Ещё через секунду несколько коротких автоматных очередей, стаей раскалённых металлических мух, легко прошили корпус многострадального «УАЗа» и, никого не задев, напомнили неосторожным людям о правилах личной безопасности на территории военных действий.
Саба, выхватив из-под сидения свой автомат, кубарем выкатился из машины и, распластавшись за передним колесом, практически без интервалов, наугад, расстреливал близлежащие к дороге кусты.
– Из кустов стреляли, суки!!! – нечеловеческим голосом орал он.
Тем временем, растерявшийся старлей неимоверным усилием воли включил в голове кнопку управления собственным телом и, выйдя из ступора, одеревеневшими пальцами расстегнул подсумок. Доставая гранату, Он уже хорошо видел то место, которое длинными автоматными очередями поливал Саба. Продев в кольцо, большой палец левой руки, не разгибая предварительно усики, старлей сильным рывком выдернул чеку и, прихватив автомат, будто под гипнозом, спокойно вышел из машины.
Бросок получился удачным. В тот момент, когда взрывом накрыло злополучный кустарник, старлей успел лечь и, быстро пятясь назад, заползти под машину. Передёрнув затвор, Он упёрся прикладом автомата в плечо и, выискивая глазами цель, приготовился к стрельбе. Только сейчас Он обратил внимание на то, что со стороны «Урала» раздаются частые хлопки одиночных выстрелов. Похоже, Серёга таким незамысловатым образом пытался нащупать напавшего из засады врага.
Через несколько секунд, как по команде, беспорядочная стрельба прекратилась.
«Наверняка, у Сабы кончились патроны, а у Серёги хватило ума их поберечь для более результативного использования», – придя в себя и окончательно сориентировавшись в обстановке, подумал старлей.
– Эй, парни, вы живы?! – срывающимся от волнения голосом, громко прохрипел Алмазов.
– Живее всех живых, товарищ капитан, – с каким-то демоническим азартом первым отозвался Саба. – Ща, ещё магазинчик пульну, и пойдем трупы собирать.
– Сам-то как? – спросил из-под «УАЗика» старлей.
– Нормально. Что с Гринченко?
– Не шевелится. Первый выстрел в него попал. Я это точно видел. Убили, наверно, подлюки, – выкрикнул своё предположение Саба.
– Не дождешься, дурень малохольный, – возмутилось Грининым голосом лежащее за обочиной тело и опять замолчало.
– Братан, живой! Чё ты там разлёгся! Давай ползи сюда, – искренне обрадовался Саба.
На этот раз Гриня не ответил. Ситуация, мягко сказать, складывалась глупая. Где-то рядом скрывался невидимый враг, а напротив, метрах в десяти, уткнувшись лицом в землю, лежал раненый солдат. Всё остальное было неизвестно. Оставалось не ясным, кто и зачем их обстрелял, сколько всего нападавших и как тяжело ранен Гриня. Необходимо было срочно принимать какое-либо решение.
Саба перезарядил свой автомат и прежде, чем Алмазов успел его остановить, сделал несколько одиночных выстрелов в направлении уже изрядно потрёпанного кустарника. После разрыва брошенной старлеем гранаты стрельба в их сторону сразу же прекратилась. Создавалось впечатление, что коварный враг умело затаился и терпеливо ждёт, когда кто-нибудь из них неосторожно высунется. И тогда, пользуясь моментом, снова ударит наверняка, с ещё большей силой.
Неожиданная пауза затягивалась. Серёга, видимо, не решаясь самостоятельно определиться с планом дальнейших действий, ползком добрался до «УАЗа» и окликнул старлея.
– Ну, как ты? – задал он совершенно никчёмный вопрос.
– Пытаюсь врубиться в ситуацию. Шевелений никаких не видно – вот, что странно. Вообще не понятно, на кой хрен мы им сдались. Бестолково как-то всё получается. На нашей территории, днём, да ещё и на таком открытом участке напали. Слишком дерзко с их стороны.
– Может, просто не ожидали от нас такой прыти. Думали, что всё легко у них получится. Положат всех одним залпом и свалят, – высказал своё предположение Серёга.
– Возможно, а может быть и по-другому. В любом случае теперь уже кто кого, – вслух размышлял старлей. – Слышь, Серёга, давай сделаем так: ты вытаскиваешь Гриню, а мы с Сабой попробуем разобраться с козлами, которые в наших советских кустах без разрешения поселились, – предложил Он капитану.
– Может не стоит ещё одним бойцом рисковать? Сами справимся, – засомневался Алмазов.
– Серёга, во-первых, он солдат и на его Родину напали враги. Ты не путай, Приднестровье – это не Россия. Он сейчас выполняет свой долг, а мы с тобой просто делаем свою работу. А во-вторых, у тебя сын растёт. Не забывай об этом, – почувствовав в капитане неуверенность, жёстче надавил старлей.
– Ладно, делай, как знаешь. Удачи вам. Я за Гриней пошёл. Со стороны «Урала» удобней будет. Там бурьян выше, – собрался Алмазов.
– Ты раньше, чем мы в драку ввяжемся, не дёргайся. Похоже, что они Гриню для приманки держат. Уже бы давно добить могли. Хотя, глядя со стороны, он и так трупом лежит. В общем, чего гадать, по ходу дела разберёмся.
Старлей повернулся на левый бок, достал из кармана сигарету и жадно закурил.
– Хорошо тебе, Серёга, ты не куришь, – сказал Он просто так, скорее для того, чтобы унять нараставшее изнутри волнение, чем для продолжения исчерпавшего себя разговора. – Эй, Саба, давай ползи сюда, воин. Сейчас мы с тобой в атаку пойдём. Будем добивать врага в его зелёном логове. Ты в курсе, герой, что это опасно для жизни? – обратился старлей к притаившемуся за колесом солдату.
Вместо ответа старлей увидел закатившегося под машину Сабу.
– Командуйте, товарищ старший лейтенант. Я готов мочить зверьков. Что делать надо?
– Ты прямо поэт, Саба.
– А то! Вы думали, что один у нас в части такой умный.
– Ладно, хватит пререкаться со старшими по званию. Короче, делаем так. Я двигаюсь прямо на те заросли, из которых нас обстреляли и, по ходу, долблю по всему, что там шевелится и не шевелится. А ты обойдёшь их справа. Как будешь готов, дашь по кустам длинную очередь. После этого я брошу туда гранату. Потом оба подрываемся и, как ты выразился, мочим оставшихся зверьков. Как тебе мой план, не напрягает?
– Годится. А Гриней, как я понял, займётся товарищ капитан? – побеспокоился о друге Саба.
– Молодец, правильно понял, сообразительный, – стараясь рассмотреть притаившегося в придорожных зарослях Алмазова, похвалил солдата старший лейтенант.
– Старый воин – мудрый воин, – леденеющим голосом добавил Саба.
– Ты, воин, давай только осторожней воюй, зря рисковать не надо. В часть должны все живыми вернуться. Тему понял?
– Бог не выдаст, молдаван не съест, – перефразированной на злобу дня старой поговоркой ответил уроженец воюющего за свою независимость Приднестровья.
– Тогда двинули, – тихо скомандовал старлей и, перехватив автомат за ремень ближе к цевью, выполз из-под машины.
Саба, пятясь задом, тоже покинул ненадёжное укрытие и приступил к исполнению поставленной перед ним задачи.
Часто меняя направление движения, старлей ползком, медленно продвигался к расположенному впереди густому кустарнику. Он не замечал, что в это время делают его товарищи. Сейчас ему было необходимо полностью сконцентрировать своё внимание на зарослях и попытаться разглядеть в них какие-нибудь признаки чужого присутствия.
Однако как Он ни старался, ничего подозрительного обнаружить не удавалось. Старлей преодолел половину расстояния, отделявшего стоящие на дороге машины от места вражеской засады, и, выбрав позицию за небольшим валуном, приготовился к стрельбе. Надо было обязательно отвлечь противника от заходящего с фланга Сабы.
Несколько коротких очередей из автомата, выпущенных старлеем на авось, вновь нарушили только что установившуюся тишину. Ответной реакции не последовало. Заросли, будто насмехаясь над тщетными попытками их расшевелить, продолжали молча скрывать свою опасную тайну. Со стороны могло показаться, что офицер, не выдержав тягот и лишений армейской службы, неожиданно сошёл с ума и, впав в детство, с неумеренным азартом, сам с собой, играет в войнушку.
Спустя несколько секунд старлей повторил серию выстрелов и откатился в сторону. И на этот раз попытка привлечь к себе внимание затаившегося врага оказалась безрезультатной. Он достал из подсумка вторую гранату и приготовил её к броску.
«Не понятно, что за хренотень творится. Это какие же нервы надо иметь, чтобы сидя в засаде, по такой откровенной подставе не отстреляться», – чувствуя, как внутри нарастает волна раздражения, возмутился старлей. «Совсем, уроды, обнаглели. Они что, ждут, пока я с автоматом на перевес в психическую атаку пойду»?
Слишком затяжная автоматная очередь прервала его размышления и сразу подтолкнула к немедленным действиям. Значит, Саба удачно добрался до удобного места и, согласно договоренности, приступил к реализации своей части задуманного старлеем плана. Теперь очередь за ним.
Через мгновение после броска разрыв гранаты, ощутимо тряхнув почву, легко поднял в воздух плотную земляную тучу, обильно перемешанную с ломаными ветками частично уничтоженного кустарника.
Боевой экстаз немедленно нейтрализовал воспалённый мозг и, полностью подчинив себе напрягшееся тело, отправил офицера на встречу смертельной опасности. Старлей, добежав до кромки зелёных зарослей, сходу упал на грудь. Поведя стволом автомата по сторонам в поисках цели и, не обнаружив врага, одним броском заскочил в теперь уже изрядно поредевшие кусты. Не замечая острой боли в ушибленном колене, Он ползком сделал ещё один рывок и, дважды перекатившись в сторону, замер.
– Товарищ старший лейтенант, это вы? – услышал Он откуда-то справа близкий голос рядового Сабатко.
– Да, я. Тихо, Саба.
Старлей, в полной готовности молниеносно выстрелить в направлении любого замеченного им шевеления, весь превратился в один сплошной орган слуха. Казалось, что даже кожа, под которой мощно пульсировала разгорячённая неумеренным выбросом адреналина кровь, в один миг научилась различать звуки. А взбесившееся зрение, со скоростью стробоскопа, беспорядочно выхватывало из окружающей обстановки всё новые и новые картинки. Органы чувств, как и весь его организм, работали на пределе.
Шло время, но установившуюся тишину не нарушал ни один шорох. Шквал автоматного огня и две разорвавшиеся гранаты далеко и надолго разогнали все живые существа, до сих пор ютившиеся в этом спокойном месте.
«Во, блин, как в кино получается. Тихо-тихо, только мёртвых с косами для полноты картины не хватает», – подбросило мысль, не лишённую юмора, спасающееся таким образом от неминуемого срыва, до крайности перевозбуждённое сознание.
– Саба, – почти шёпотом позвал старлей.
– Я здесь, – так же тихо отозвался солдат.
– Ты что-нибудь видел? – с надеждой в голосе спросил офицер.
– Нет. Пусто, как ночью на погосте. Что делать будем?
– Значит так, я двигаюсь вперёд, а ты за мной. Если что, прикроешь. Других вариантов у нас нет. Перед собой внимательно смотри. Не дай Бог на растяжку напороться. Ясно? – уточнил старлей, как его немногочисленная армия усвоила строгий приказ главнокомандующего.
– Не беспокойтесь, всё будет чики-чики. Сами, давайте осторожней, – уверенно ответил за спиной Саба.
– Ладно, я пошёл. Держи дистанцию, – приподнявшись на одно колено, прошептал старлей.
Далеко идти не пришлось. Уже на отрезке третьей перебежки, слева от себя, метрах в пяти, старлей заметил два рядом лежащих человеческих тела. Он тихо опустился за ближайший куст и, приготовившись к бою, стал наблюдать. Признаков жизни тела не подавали. С первого взгляда на позы, в которых они находились, в глаза бросалось их неестественное для живого человека положение. Поджатые под себя ноги, безвольно разбросанные в стороны руки и валявшееся на земле оружие – всё свидетельствовало о том, что эти люди, скорее всего, уже мертвы и представлять опасности не могут. Оставалось ещё уточнить, есть ли здесь другие или это все, кто сегодня хотел их убить.
– Саба, кадр слева видишь? – не оборачиваясь, спросил старлей.
– А как же. Красиво лежат, гады. По ходу дела трупы, – уверенно подтвердил солдат предположения офицера.
– Не торопись с выводами. Сейчас всё вокруг проверим, а после будем с ними разбираться.
Ничего особенного, что заслуживало бы внимания, при тщательном осмотре окрестностей не обнаружилось. Лишь множество свежесрезанных пулями и осколками разорвавшихся гранат веток напоминало о том, что совсем недавно по этому месту, уродуя всё вокруг, в погоне за чьими-то драгоценными жизнями, жадно прокатился маленький фрагмент беснующейся войны.
Старлей, как только мог, затягивал время. Он тщательно осматривал каждую складку местности, стараясь отодвинуть тот момент, когда надо будет вернуться, чтобы осмотреть тела убитых ими врагов. Если бы Он был один, без свидетелей, наверняка не стал бы этого делать, а просто побыстрее покинул густо разросшийся кустарник. Но присутствие солдата и неизбежные вопросы от капитана Алмазова не позволяли ему проявить слабость и сразу пойти к стоявшим на обочине машинам. Тем более, что по возвращении в часть им всем обязательно придётся аргументировано доложить причину расхода большого количества имевшихся боеприпасов.
– Товарищ старший лейтенант, зря только время теряем, нет здесь больше никого. Может, я пойду на тех жмуриков гляну? – предложил Саба офицеру спасительное разрешение его внутреннего конфликта.
– Давай, только долго не задерживайся. Оружие их с собой прихвати. Как ни как трофеи добыли, – сдерживая радость, согласился старлей.
Саба поднялся в полный рост и, уже не соблюдая маскировку, направился в сторону убиенных.
– Я пошёл к машинам. Алмазову с Гриней помогу, – охрипшим от нервного потрясения голосом сказал ему вслед старлей.
Ещё минуту Он постоял на месте, потом поправил залетевший за спину подсумок и, тупо глядя перед собой, двинулся к ближайшему просвету в зарослях. Старлей не замечал царапающих и так уже сильно ободранное лицо колючих веток. Ему хотелось лишь одного – быстрее выйти в поле и снова увидеть голубое небо над своей головой.
Желание являлось абсолютно простым, а Богу, видимо, было пока угодно, чтобы некоторые желания этого молодого офицера иногда исполнялись. Хотя, глядя на него тогда, вряд ли нашёлся бы такой человек, которому хватило бы фантазии правильно предположить, как много ещё взлётов и падений, щедро замешанных на радости и боли, приготовила полосатая судьба этому старшему лейтенанту.
Выбравшись на открытое пространство, старлей, первым делом, постарался отыскать взглядом Алмазова. Это был душевный порыв. Умом Он понимал, что торчать на виду Серёга не будет. Скорее всего, капитан уже вытащил Гриню с простреливаемого участка и приготовился к обороне. Старлей не стал долго напрягать зрение, тренируясь в наблюдательности, а, закинув автомат на плечо, пошёл к оставленным на дороге машинам.
– Где Саба? Что с ним? – первыми вопросами встретил его, вылетевший из-под «Урала» Сергей.
– Всё нормально, Серёга. Герой трофеи собирает. С Гринченко что?
– Да, ничего. Так, зацепило влёгкую. Даже царапиной назвать язык не поворачивается. Короче говоря, симулянт он хренов, – капитан с досадой махнул рукой в сторону появившегося из-за машины Гринченко.
Похоже, он искренне сожалел, что причина, по которой ему не удалось принять участие в штурме обитаемого кустарника, оказалась столь малозначительной.
– Не кипятись, Серёга. Гриня всё правильно сделал. Если бы эти шакалы поняли, что он живой, то обязательно добили бы парня, – заступился за репутацию солдата старлей.
– Мог бы знак какой-нибудь подать, балбес. Я бы тогда с вами пошёл, – не унимался Алмазов.
Старлей сел на землю рядом с колесом и, облокотившись на него спиной, вытянул уставшие ноги. Потрогал рукой ушибленное колено и, сморщив лицо от боли, полез в карман за сигаретой. Закурил и, сделав несколько глубоких затяжек, голосом ожившего мертвеца медленно просипел:
– Сергей, успокойся. Всё случилось так, как должно было случиться. Тебе сейчас радоваться надо, что ты убийцей не стал, – и, подумав, через несколько секунд, добавил:
– Пока не стал.
Алмазов, осознавая правоту сказанного старлеем, молча отвернулся и пошёл к «УАЗу».
«Пробоины считать», – догадался старлей.
– Ты чё там прячешься, хитрец? Иди сюда, не стесняйся, – позвал Он стоявшего в стороне Гриню.
Солдат, с видом побитого пса, подошёл к старлею и, не глядя ему в глаза, попытался затеять какое-то, совершенно не нужное объяснение.
– Товарищ старший лейтенант, я не струсил. Просто, когда резануло…
– Я знаю, что ты не струсил. Других вариантов у тебя не было. Поэтому кончай оправдываться, ни к чему это, – остановил его старлей. – Что с рукой? – кивнул Он на качественно перевязанное Алмазовым плечо.
– Ерунда, хэбэшку больше испортили, чем шкуру.
И в подтверждение солдат попытался браво поднять забинтованную руку. Жест получился корявым. От боли его бледное лицо стало ещё белее и мгновенно покрылось заметной испариной.
– Короче, орёл, с тобой всё ясно. Махать крылом будешь, когда оно заживет, – поставил старлей неутешительный диагноз. – До Тирасполя доедем, а там и разберемся с твоим ранением. Тебе бы, конечно, не помешало сейчас промедол вколоть. Только, где ему взяться, при нашем бардаке. Так что терпи, солдат, лейтенантом станешь.
– Мне бы заместо промедолу и стакан самогона покатил, – предложил свою альтернативу раненый.
– Гриня, ты комсомольцем был? – глядя в глаза солдату, серьёзно поинтересовался старлей.
– Ну, был, – предчувствуя подвох, неуверенно ответил Гриня.
– И я был. Это же не наш метод, товарищ. О, глянь, а вон и твой братан на горизонте появился. Оружием обвешался, как Рембо. Американцы, наверное, так себе и представляли советскую военную угрозу.
Вернулся Алмазов.
– Семь, – констатировал он, глядя на приближающегося Сабу.
– Чего семь, товарищ капитан? – переспросил его недоумевающий Гриня.
– Дырок в машине, – сухо пояснил Сергей.
– Не в голове и ладно, – вставил оживающий старлей.
– Товарищ старший лейтенант, нам, наверно, теперь ордена дадут, – то ли в шутку, а скорее, серьёзно, с важным видом победителя, поделился своим предположением подошедший к ним Саба.
Пережитые всеми события ни чуть не омрачили его устойчивую психику, а скорее, наоборот, этот скоротечный бой поднял ему настроение и придал значимости в собственных глазах. Он снял с левого плеча два АКМ (Автомат Калашникова Модернизированный) и картинно бросил их на землю перед товарищами.
– Во, из чего эти гады хотели нас порешить.
Сразу бросилось в глаза то, что оружие было совсем новое. На деревянных прикладах не было заметно привычных выбоин и глубоких царапин, а металлические части не имели светлых просветов на воронёной поверхности, появляющихся в результате частой носки и систематической чистки.
– И вот, ещё, – Саба достал из-за голенища глаженого сапога два военных билета и протянул их капитану Алмазову.
Серёга брезгливо взял в руки документы и стал листать. Просмотрев несколько страничек, капитан нахмурил брови. – Ты, глянь на дату призыва, – отвлёк он старлея от подсчёта оставшихся боеприпасов.
Старлей, не вставая, взял у него военные билеты и, нехотя сосредоточившись, стал вникать в сделанные чёрной тушью аккуратные записи. Судя по ним, напавшие были призваны одним из военкоматов Республики Молдова и всего лишь две недели успели послужить в рядах молдавской армии.
– А ты обратил внимание на год рождения этих вояк? – спросил старлей.
– Да. Одному было двадцать девять, другому тридцать один.
– И как ты думаешь, что бы это значило? – продолжил Он прокачивать ситуацию.
– Возраст, конечно, не призывной. Считаешь, Молдавия объявила мобилизацию? – неуверенно развил мысль Серёга.
– Не знаю. Но то, что они не диверсанты – это факт. Дивер свои документы по чужим тылам таскать не станет.
– Согласен, – подтвердил капитан.
– Эх, чувствует моё сердце, Серёга, что наш, так называемый военный конфликт, скоро превратится в настоящую войну.
– Да и так дальше уже вроде некуда, – засомневался Серёга.
– Хорошо бы до этого времени в часть успеть вернуться, – не слыша капитана, высказал вслух свою мысль обеспокоенный догадкой старлей.
– Слушай, не надо раньше времени тоску нагонять. Выезжали, ты со своими патронами беду накаркал. Теперь опять всякую ерунду придумываешь. Всё, хватит себе и людям голову морочить. Ехать пора. И так уже конкретно задержались, – засуетился Сергей.
– Хоронить будем? – спросил старлей, прикуривая новую сигарету от еле тлеющего окурка.
– Кого, этих уродов что ли?! – от всей души возмутился Саба.
– Товарищ солдат, вас вообще никто не спрашивает! – сорвался на него капитан.
– Не психуй, Серёга. Сейчас все на нервах. Если нет желающих христианский долг исполнить, тогда валить отсюда надо. И чем быстрей, тем лучше, – предложил старлей.
Долго уговаривать никого не пришлось. Все молча разошлись по машинам. Алмазов, вместо раненого Грини, сел за руль «Урала» и колона двинулась дальше.
Старлей закурил третью сигарету подряд и, сделав несколько затяжек, выбросил её в окно. Стряхнув с груди осыпавшийся пепел, Он смачно плюнул ей вдогонку.
– Обкурился, блин, аж тошнит уже.
– Минздрав не зря предупреждает, что курение вредит нашему здоровью, – нравоучительным тоном напомнил Саба и сам демонстративно закурил.
– Жизнь сама по себе вредная штука. От неё, обычно умирают, – в том же духе ответил ему старлей. – Жаль, на почту заскочить не успею. Пока доедем, уже закроется, – без паузы, продолжил Он.
– Когда возвращаться будем, давайте через Колбасное проедем. В нашем селе тоже почта нормальная, – предложил Сабатко.
– На почте в Колбасном я позавчера был. Того, что мне надо там нет.
– Это что же за дефицит такой хитрый вам понадобился которого у нас в селе не водится? – с патриотизмом деревенского жителя возмутился Саба.
– «Волчица», – как само собой разумеющееся ответил старлей.
Водитель от удивления вскинул брови и, наверняка, подумал, что у старлея, на фоне недавних событий, случилось резкое помутнение рассудка с непредсказуемыми далее последствиями. И теперь, по приезду в Тирасполь, им понадобится не только хирург для Грини, но и психиатр для офицера.
Саба, не ослабляя внимания за дорогой, с сочувствием глянул на офицера и чтобы окончательно убедиться в своем предположении, осторожно спросил:
– А, что, товарищ старший лейтенант, в городе на почтах зачем-то волков начали разводить?
Конечно, в глубине своей солдатской души он надеялся на то, что явление это временное и неожиданный приступ сумасшествия быстро пройдёт. Однако высказанное старлеем серьёзное желание обязательно отыскать в почтовом отделении волчицу, по его мнению, свидетельствовало об обратном.
– Нет, Саба, всё гораздо проще, – улыбнулся старлей. – Я, в последнее время коллекционированием почтовых марок занялся. Душа, можно сказать, пищи потребовала. Сейчас, после распада Советского Союза, каждая, теперь уже независимая республика, выпускает свои марки. Так вот, пользуясь случаем, я стал с самого начала собирать хронологию Молдавии.
«Главное, люди говорят, не спорить с больным на голову человеком. А там врачи пусть сами потом разбираются, в какую сторону у него крыша съехала», – сделав понимающий вид, подумал Саба.
– Но, к сожалению, на нашу колбаснянскую почту поступает далеко не всё, что выпускается, – неверно истолковав необычный интерес солдата к теме своего рассказа, старлей продолжал увлечённо посвящать его в филателистическую ситуацию, сложившуюся в регионе. – Поэтому многие марки мне приходится покупать в Рыбнице. А марку с изображением римской волчицы я до сих пор пока не нашёл. В своё время прозевал её, а теперь мне пустое место в альбоме глаза мозолит. Мелочь конечно, но всё равно не порядок получается. Вот, надеялся, что может быть в Тирасполе повезёт, но, похоже, опять не судьба дырку закрыть.
– Во, дела! Ну, и напугали вы меня, товарищ старший лейтенант. Вы, конечно, извините, но когда вы, ни с того ни с сего, про волков на почте загнули, я, грешным делом, подумал, что у вас… ну, типа, нервный срыв, после того, как мы этих уродов в кустах завалили, – пояснил причину своего повышенного интереса к филателии рядовой Сабатко.
– Не переживай, Саба, с головой у меня всё нормально, – успокоил его старлей. – Коленом, блин, о корягу ударился, теперь ноет, зараза.
– Товарищ старший лейтенант, а зачем на марке волка нарисовали? Разве нельзя было что-нибудь приличное изобразить, вроде космоса или спорта, в крайнем случае?
– Сказать точнее, на ней не волк изображен, а древняя скульптура, которая находится в Риме. По легенде, одна добрая волчица выкормила своим молоком двух младенцев. Звали их Ромул и Рем. А они, когда подросли, от скуки, основали то, что со временем превратилось в кровожадную Римскую Империю. За это благодарные римляне поставили сердобольной волчице и смекалистым пацанам красивый памятник.
– Зря напрягаетесь, товарищ старший лейтенант. Об этом меня в школе, ещё в пятом классе, на уроках истории грузили, – беспардонно прервал лекцию неблагодарный Саба. – Я одного не пойму, каким боком здесь Молдавия пристегнулась.
– Молдаване считают себя полноправными потомками древних римлян и, с недавних пор, очень этим гордятся. Взяли и установили у себя в Кишинёве в сквере Национального музея бронзовую копию этой скульптуры. Если мне не изменяет память, было это в тысяча девятьсот девяностом году первого декабря. Теперь памятник считается символом романского возрождения и грядущего объединения двух румынских государств. Как ты понимаешь, Румынии и Молдавии, – пояснил старлей.
– Совсем обнаглели, сволочи. Выворачивают историю куда хотят и как удобно, – с видом профессора исторических наук сделал Саба свой вывод. – Мой дед во время войны под румынскую оккупацию попал. Рассказывал, что румыны хуже фашистов были.
– Я тоже это слышал, – подтвердил старлей.
– Товарищ старший лейтенант, а чего вы не стали собирать какие-нибудь нормальные марки?
– В смысле? – не понял старлей.
– Ну, например, российские или украинские. Приднестровских, конечно, пока ещё нет, но обязательно скоро будут.
– Других здесь просто не продаётся. Как видишь, нонсенс получается. Приднестровцы воюют с Молдавией за свою независимость, а сами на конверты их марки наклеивают. И ничего не поделаешь, Саба, такие сейчас смутные времена настали.
– Бардак, одним словом. Ну, ничего, когда мы победим, война закончится, тогда и заживём по-людски. В Приднестровье для этого всё имеется. А вы не желаете в нашу гвардию перевестись? Из вас бы хороший командир получился.
– Я уже отдал свою присягу, Саба, – с какой-то беспросветной тоской в голосе ответил солдату старший лейтенант лихо перестроенной России.
Постепенно асфальтированная полоса дороги заметно расширилась. Ведущий «Урал» замигал правым поворотником и, выполнив соответствующий манёвр, остановился. Старлей схватился за автомат и приготовился к действию. Однако вид безоружного Алмазова успокоил его. Серёга, выскочил из машины и, оглянувшись по сторонам, призывно махнул рукой в сторону «УАЗа».
– Такими темпами можно и до дембеля в Тирасполь не доехать, – недовольно проворчал Саба.
– Ты посиди пока здесь, а я схожу, узнаю, в чём дело, – распорядился старлей.
– Что случилось, Серёга? Гриня опять пописать захотел? – неудачно пошутил Он из далека.
– У Гринченко жар. Температура поднялась высокая. Горячий, как печка, блин, – дождавшись, когда старлей подойдёт ближе, ответил ему озабоченный Алмазов.
– Ничего страшного. Обычная реакция организма. Повязка сухая?
– Вроде, да. Немного крови просочилось и всё.
– Ну, а чего тогда тормозим? Ехать надо быстрее, пока не стемнело.
– Погоди, давай минуту помолчим. Ты прислушайся, – предложил капитан.
Сергей оказался прав. Слух, немного отдохнув от шума двигавшихся машин, начал различать в окружающем пространстве еле уловимые звуки далекого боя. Было ясно, что где-то там, за холмами, одновременно стреляют десятки автоматов. Периодически их хаотичная трескотня разбавлялась более мощными хлопками, принадлежность которых, не сомневаясь, можно было отнести к выстрелам из тяжёлых станковых пулемётов.
– И как тебе эта музыка? – спросил у старлея, наблюдавший за выражением его лица, Сергей.
– Слишком большой оркестр играет. Ты что-нибудь понимаешь? Пояснить можешь? – заволновался старлей.
– Конечно, – с деловым видом знатока оперативной обстановки не торопился делиться информацией капитан.
– Серёга, хорош выпендриваться. Давай рассказывай, что это за концерт такой весёлый может быть.
– Скорее всего, мы уже на подъезде к передовой. Там, вдоль большого участка дороги, проходит линия обороны местного ополчения. С другой стороны виноградного поля находятся позиции молдавской армии. Теперь нам надо умудриться это место проскочить.
– То-то, я подумал, что по такой хорошей дороге, мы одни, как придурки, тащимся. Короче говоря, у нас сегодня появилась ещё одна прекрасная возможность рискнуть собственными жизнями. Только, не понятно мне, ради чего нам с тобой это делать?
– Есть приказ. И его надо выполнить, – закосил под оловянного солдатика капитан Алмазов.
– Послушай, Серёга, давай этот гроб на колёсиках польём солярой, посмотрим, как он красиво горит, и вернёмся в часть. Один раненый в нашей компании уже есть. Нам даже сочинять ничего не придётся. Доложим, что когда мы кустики штурмовали, подлые враги успели по «УАЗу» из «Мухи» залудить. Бойцы подтвердят. Им тоже сейчас этот подвиг не впёрся, – предложил старлей.
– Ты, что, с ума сошёл, такое предлагать? Нас под трибунал за это отдадут! – побледнел Сергей.
– Да брось ты! Какой, на хрен, трибунал! Нашу часть давно слили, как какашку в унитаз!
– Вы можете возвращаться, товарищ старший лейтенант, а я с солдатами буду выполнять поставленную задачу, – официальным тоном заявил о своём решении Алмазов.
– Дурак ты, Серёга, и не лечишься. Ну чё стоишь, командуй, давай. Принимай решение, как нам хитрее задницами вильнуть, чтобы в них очередь из крупнокалиберного пулемёта не залетела.
– Схема уже отработана, – уверено заявил Сергей. – Машины надо пока оставить здесь. Доберёмся пешком до позиции гвардейцев и предупредим их о том, что нам надо проехать. Они, когда проскакивать будем, нас огнём прикроют. Как видишь, всё просто, а ты паникуешь.
– Ага, проще некуда. Если бы у нас гоночные машины были, тогда да. А с такой скоростью, как у нашей траурной процессии, надо пулемёт держать прикладом вперёд, чтобы промахнуться, – высказал своё мнение не обременённый оптимизмом старлей. – Эй, Саба, иди-ка сюда, – позвал Он солдата.
Сабатко, воспользовавшись паузой, успел проведать страдающего от боли Гриню и, стоя возле «Урала», озабочено поглядывал в сторону разговаривавших офицеров. Ему было хорошо слышно всё, что они так эмоционально обсуждали.
Солдат быстро подошёл, но обратился не к позвавшему его старлею, а к Алмазову.
– Товарищ капитан, рядовой Сабатко по вашему приказанию прибыл, – совершенно неожиданно в данной обстановке, по уставу доложил Саба.
«Наверняка подслушал наш разговор и теперь таким образом выражает своё недовольство моим предложением. Рвётся в бой, патриот хренов. Насмотрелся боевиков в сельском клубе и теперь думает, что он бессмертный, как американский командос на съёмочной площадке», – разглядывая низко плывущие облака, размышлял старлей.
Серёга был явно удивлен поведением рядового, но постарался скрыть свои чувства. Он сразу же принял предложенную солдатом неуместную сейчас игру в красных командиров и с самоуверенностью пьяного генерала приказал:
– Вы, рядовой Сабатко, выдвигаетесь вместе со мной в район предполагаемого боестолкновения для осуществления разведывательных мероприятий. Остальные остаются с машинами и отвечают за их сохранность до нашего возвращения.
На том и разошлись. Разведчики в темпе марш-броска отправились договариваться с приднестровскими гвардейцами об огневой поддержке предстоящего авторалли в классе сцепленных машин, а старлей к ближайшей из яблонь, украшавших через каждые десять – пятнадцать метров широкую обочину пыльного шоссе.
– Ну, что, хорошая моя, угостишь бродягу яблочком? – ласково спросил Он у дерева.
Постояв молча несколько минут, будто и впрямь ожидая ответа, Он нежно погладил ладонью шершавый ствол. Затем, сорвав два, ещё не совсем спелых яблока, старлей мысленно поблагодарил щедрое дерево и вернулся к машинам. Не открывая дверцу кабины, Он легко заскочил на высокую подножку «Урала».
– Как дела, старый воин? – искусственно бодрым голосом поинтересовался Он у раненого солдата.
– Дембель в опасности, – с трудом шевеля пересохшими губами, пожаловался раскисший Гриня.
– Не выдумывай глупости. Яблоко хочешь? – всё, что мог, предложил старлей.
– Нет, спасибо – отказался раненый. – Куда Алмазов с Сабой поскакали?
– С гвардейцами на счёт проезда договариваться. Скоро обратно вернутся. Ты потерпи, ехать уже не долго осталось, – успокоил старлей.
– Да, вроде, царапина пустяковая, а чувствую себя, как будто мне руку снарядом оторвало.
– До лазарета доберёмся, там хирург рану обработает и зашьёт. Утром будешь в этой руке ложку держать, а в обед махать ей за себя и за того хлопца.
– Вы так говорите, что можно подумать, у самого десять дырок заштопано.
– Всякое в детстве было, – неопределённо ответил старлей и спрыгнул на асфальт.
Постояв с минуту, Он передёрнул затвор автомата, поставил его на предохранитель и отошёл от машины. Прислушиваясь, внимательно осмотрелся по сторонам и, не обнаружив ничего подозрительного, вернулся к машинам.
Стрельба, доносившаяся со стороны холмов, напрягала нервы своим постоянством. Лишь иногда, волнообразно, менялась её интенсивность.
«Всё-таки есть в звуке выстрела что-то магическое», – подумал Он. «Такое, что заставляет людей терять душевное равновесие и метаться из крайности в крайность. В одних стрельба приводит в движение глубоко дремавшие инстинкты древних воинов. Впадая в боевой транс, они способны демонстрировать чудеса храбрости, увлекать своим примером товарищей и, как следствие, побеждать врага. В других полностью оголяет хорошо замаскированную трусость и желание выжить любым путем. Такие не останавливаются ни перед чем. Совершив предательство, они могут, спасая свою репутацию, выстрелить в спину другу, если ему не повезёт оказаться единственным свидетелем их малодушия».
Через час вернулись Алмазов и Сабатко. Потные и запыхавшиеся они подошли к старлею.
– Всё нормально, договорились с казаками. Парни бравые, обещали по полной программе прикрыть, – сообщил Серёга результаты дипломатических переговоров. – Всё-таки не зря нас в училище заставляли бегать марш-броски. Пригодились мне сегодня лошадиные навыки.
– За вами, товарищ капитан, без мотоцикла не угонишься, – то ли сделал Алмазову комплимент, то ли пожаловался старлею измученный физической нагрузкой солдат.
– Ты вообще молчи лучше, таракан беременный, – бесцеремонно обозвал его Серёга.
«Наверно, есть за что», – слушая вернувшихся бегунов, подумал старлей.
Оказалось, что Саба, несмотря на прыть, показанную им на старте, не смог преодолеть всю дистанцию. На половине пути острые колики в правом боку сначала согнули его пополам, а затем уложили на асфальт, прямо по середине дороги. Возвращения капитана Алмазова солдат ждал сидя на обочине и присоединился к нему только в обратном направлении.
– Как состояние у Грини? – немного отдышавшись, побеспокоился Сергей.
– Пока стабильное, но, думаю, нам стоит поторопиться, – высказал своё мнение старлей.
– Ладно, давай тогда по машинам и двигаем. Что бы ни случилось, не останавливаемся, – распорядился Алмазов. – Остальное, по ходу, своими глазами увидишь.
Бортовой «Урал» под управлением капитана Алмазова, рыча своим мощным мотором, постепенно набрал максимально возможную скорость и, увлекая за собой прицепленный «УАЗик», понёс людей на встречу очевидной опасности. Всё ближе становились казавшиеся совсем недавно такими далёкими зелёные холмы. А доносившуюся из-за них стрельбу уже не мог заглушить даже шум двигающихся по шоссе автомобилей.
Ехали молча. Саба, чтобы не терять драгоценную скорость, старался держать «УАЗ» как можно ровнее за ведущим «Уралом». Напряжение в кабине нарастало. Чувствовалось, что водитель, осознавая свою ответственность за благополучный исход так называемого прорыва вдоль передовой, немного нервничает. Да и недавняя пробежка, видимо, не способствовала сейчас сохранению внутреннего равновесия.
Дорога плавно отклонилась влево и через несколько минут природная ширма из живописных холмов визуально отодвинулась в сторону. Однако задний борт «Урала» значительно ограничивал собой видимость пассажирам болтавшегося за ним «УАЗика».
Старлей, сидя справа от водителя, не имел возможности целиком охватить глазами все события, происходившие за пределами кабины автомобиля. Панорама, на которой в реальности происходило ужасное действо торжества человеческого безумия, одной сплошной лентой постепенно тянулась вдоль стратегической для Приднестровья трассы.
Несомненно, это была линия обороны местного ополчения. Невысокая земляная насыпь, частые окопы, в основном для стрельбы лёжа, а в них люди в военной и милицейской форме. Остальные подробности разглядеть в движении было не возможно.
– Ни хрена себе, – вырвалось у Сабы вслед за неожиданно прозвучавшим залпом.
Начавшись одновременно из всех окопов стрельба, как бы бежала впереди машин, немного опережая их движение. Приднестровцы честно сдержали своё обещание и, несмотря на хронический дефицит боеприпасов, тактически грамотно делали всё возможное для того, чтобы машины российской армии невредимыми проскочили опасный участок.
А с противоположной стороны виноградного поля, оттуда, где располагался невидимый из далека враг, в поисках жертвы, калеча всё на своём пути, летели тысячи раскалённых металлических охотниц. И каждой из них, чтобы исполнить своё предназначение, нужны были не камни, не деревья, не бетонные плиты, а живые человеческие тела.
«Господи, сохрани этих воинов! Прошу Тебя, не дай никому погибнуть из-за нас», – мысленно взмолился старлей.
И на этот раз им опять повезло. Смерть только пошумела вокруг и до поры до времени отпустила.
Машины быстро удалялись от места вооружённого противостояния обманутых бессовестными политиками людей.
– Стрелять не умеют, лохи косоглазые, – почувствовав себя на безопасном расстоянии, презрительно высказался Саба.
– Летают, – неопределённо отметил старлей.
– Ага, ещё и летящие, козлы, блин, вонючие, – продолжил с удовольствием Саба хаять ненавистных ему молдавских солдат.
– Пули наши пока летают где-то по своим убойным делам. Время, видно, ещё не подошло, – пояснил свою мысль старлей.
– Вы, товарищ старший лейтенант, иногда такое скажете, что сразу хочется завещание написать и в церковь бежать грехи замаливать.
– Я думаю, если обратно удачно вернёмся, то сходить в храм нам не помешает. А на счёт завещания, так, например, правоверный мусульманин, по Шариату, его вообще каждый день должен перед сном составлять и под подушку к себе, на всякий случай, класть.
– У нас свои понятия на этот счёт имеются, – видно не желая продолжать заумный разговор на религиозную тему, важно отметил солдат.
По мере удаления от передовой, звуки завязавшегося боя постепенно становились тише, а со временем и вовсе перестали догонять не сбавлявшие своей максимальной скорости машины.
Когда опасность миновала, Алмазов остановил «Урал» и, проворно выскочив из кабины, подбежал к съехавшему от неудачного торможения на обочину «УАЗу».
– Как дела? – коротко спросил он.
– Нормально, – так же лаконично ответил ему старлей.
– Пока не родила, – не удержался переполненный адреналином Саба.
– Тогда двигаем дальше, – озвучил Серёга очевидную необходимость и, проверив сцепку, вернулся за руль тягача.
До Тирасполя добрались без остановок. Лишь перед въездом в город милицейский пост, дополнительно усиленный четырьмя гвардейцами, проверил у них документы и тщательно осмотрел машины. А старший поста вежливо поинтересовался целью их визита. Выполнив обоснованные военной обстановкой необходимые формальности, приднестровские милиционеры пожелали удачи российским офицерам и, более не задерживая, пропустили колону в столицу своей республики.
Старлей слышал от офицеров, побывавших в Тирасполе, о необычной красоте этого города. Многие из них мечтали после выхода в отставку поселиться в нём и, подыскав дополнительно к пенсии непыльную работёнку, спокойно встретить неминуемую старость.
Однако после перенесенных сегодня стрессов, глядя из окна автомобиля, старлею сложно было сейчас по достоинству оценить заботливо ухоженные тираспольские улицы. Лишь только его душа, пока не успевшая покрыться толстой коркой тупого безразличия, смогла уловить волеизъявление процветающего в городе духа доброго проявления Высших Сил. В какое-то мгновение старлею нестерпимо захотелось забыть обо всём на свете, наплевать на все свои служебные, семейные, сыновни и прочие долги, выскочить на ходу из машины и безвозвратно потеряться среди незнакомых ему людей. Наверное, это замаявшаяся в бренном теле душа, предчувствуя предстоявшие испытания, таким образом пыталась покинуть опостылевшую ей оболочку и вернуться обратно под защиту к своему Создателю.
Алмазов, наверняка, не без помощи Грини, быстро нашёл дорогу, ведущую к штабу 14 армии. Не доехав метров двести до пункта назначения, он прижал машину к тротуару и остановился. Выпрыгнув из кабины, Серёга озабочено огляделся по сторонам, затем вернулся обратно, взял путевой лист и подошёл к «УАЗу». Старлей уже стоял на улице и, облокотившись на грязный бампер отечественного внедорожника, курил.
– Ты оставайся с бойцами здесь, а я найду в штабе полковника Крахоборова. Быстренько спихнём ему эту развалюху, потом определимся с Гриней и рванём в обратный путь, – посвятил его Серёга в свой план дальнейших действий.
– А, может, сперва Гринченко в госпиталь отвезём, а после будем машиной заниматься, – предложил старлей другую последовательность исполнения запланированного.
– Оно, конечно, было бы правильно, сначала раненому помочь, но Федянов предупредил, что этот Крахоборов мужик очень скандальный и к тому же он нашу часть по какому-то направлению курирует.
– Ну и хрен бы с ним. Наверняка он этот «УАЗик» для себя по остаточной стоимости за копейки выкупил. Нам и так задницами своими пришлось под пулями торговать, чтобы этому перцу с горы его сюда притащить.
– Да пойми ты, задержались мы сильно. А раненый – это уважительная причина. Может быть, когда он Гриню перевязанного увидит, меньше шума будет, – объяснил Алмазов свою хитрую задумку.
– Делай, как хочешь, – остался при своём мнении старлей.
На этом неприятный для них обоих разговор закончился. Сергей быстрым шагом направился в сторону штаба армии, а старлей к газетному киоску на противоположной стороне улицы. Там, лёжа на витрине, ждал его настоящий сюрприз.
Давно уже Он не держал в руках свежий номер журнала «Филателия». А тут такая удача. Даже настроение поднялось. Не скрывая своей радости, совершенно не понятной продавщице, Он расплатился за журнал и, аккуратно, чтобы не помять, завернул его в тут же купленную для этого газету.
«Теперь несколько приятных вечеров мне железно обеспечено», – с вожделением подумал старлей, возвращаясь к машинам.
Ещё минут через десять появился Алмазов.
– Крысюк, блин, толстопузый, даже не поздоровался, сволочь, – сквозь плотно сжатые зубы возмущался Серёга. – Ты, представляешь, я ему, как положено, доложил, объяснил причину, по которой задержались, сказал, что на засаду напоролись и теперь у нас «трёхсотый». А этот гад меня всё равно отъимел при каком-то лейтенанте и приказал сейчас же отогнать машину в Бендеры, в воинскую часть, которая в крепости стоит. Во попали. Теперь из-за этого хорька в Бендерах придётся ночевать.
– Наверно с командиром той части о халявном ремонте договорился, – предположил старлей. – Сделают ему на шару конфетку из этой трахомы, и будет на ней господин полковник со своими друзьями ездить на рыбалку.
– Спасибо, друг, успокоил, – скрипнул зубами злой Серёга.
– Не за что, ещё приходи, – сохраняя внешнее спокойствие, продолжил тему старлей.
– Ладно, надо ехать. Бендеры от Тирасполя недалеко. Гриню врачам там сдадим. Хоть возможность будет утром заскочить, да узнать, что к чему. Газетку прикупил? Дай в дороге полистаю.
– Сам ещё не читал, – не желая разворачивать драгоценный журнал, набычился старлей.
Серёга обозвал старлея жлобом и пошёл заводить «Урал».
Больше в Тирасполь старлей не возвращался.
Может быть, когда-нибудь, Он ещё станет почётным жителем этого душевного города и, по воле, склонной к юмору судьбы, обретёт любовь и уважение его достойных горожан.
IX
На въезде в Бендеры их опять остановил милиционер. В отличие от тираспольского, это был обычный милицейский пост, без приданных сил и необходимых для защиты от нападения укреплений. Проверка документов и досмотр машин осуществлялись не столь тщательно, как в предыдущем случае, а непродолжительное общение имело сугубо официальный характер. Видимо, местное руководство, недооценивая сложившуюся в регионе ситуацию, не собиралось предпринимать серьёзные меры предосторожности по защите населения от внезапной агрессии.
Спросив у милиционера, как проехать к больнице, Алмазов хорошо сориентировался в незнакомом городе и быстро нашёл нужное здание. Не заезжая во двор, Серёга остановил машину, выскочил из кабины и, оббежав спереди «Урал», помог Грине сойти с высокой подножки. Подошедший к ним старлей успел во время поддержать неожиданно потерявшего сознание солдата.
– Уже второй раз улетает, бедолага, – посочувствовал Сергей.
Оставив Сабу присматривать за машинами, офицеры вместе потащили раненого в приёмный покой.
– Ой, солдатики! – закосив под маленькую девочку, кокетливо пропищала молоденькая медсестра.
«Сука», – несправедливо метнулось в голове у старлея.
– Хирурга зови! – укладывая Гриню на кушетку, рявкнул на неё Серёга.
Этого оказалось вполне достаточно, чтобы девушка перестала мечтать о принце в форме цвета хаки на белом в яблоках коне и резво убежала искать местного специалиста по заделыванию огнестрельных дырок в человеческом теле.
– Всё, забибикался я сегодня, нервы сдают, – устало выдохнул Серёга, пододвигая себе стул, на котором только что сидела, убежавшая за врачом медсестра.
– Для женщины нет ничего на свете привлекательнее уставшего воина, – попытался пошутить старлей.
– Ага, голодный, грязный, потный, а для полной привлекательности ещё обосраться и поплакать не хватает, – не согласился Алмазов.
– Может быть и так, – загадочно улыбнулся старлей.
Выпустив наружу эмоции, офицеры замолчали. Каждый думал о своём. Серёга, может быть, изобретал способ, как сообщить строгой Людке о том, что они задерживаются и вернутся только завтра, а старлей вспоминал драку с обнаглевшими гопниками, после которой Марат с Витьком притащили его, полуживого, в военный госпиталь и, не дожидаясь лишних вопросов, оставили одного в приёмном покое. Это было на четвертом курсе. Не так много времени прошло с тех пор, а сколько всего уже произошло…
– Здравствуйте, меня зовут Евгений Станиславович, – представился молодой мужчина в белом халате и подошёл к умывальнику.
Только тогда старлей заметил, что у врача на руках были резиновые перчатки.
– Извините, я только что закончил операцию. Что с больным?
– Огнестрел, – ответил за всех старлей.
– Юля, снимите с раненого повязку и распорядитесь, чтобы немедленно готовили операционную, – по-военному коротко приказал хирург. – А вы, – тем же тоном обратился он к офицерам, – можете навестить больного завтра.
– Евгений Станиславович, мы… – хотел объяснить ситуацию Сергей.
– До свидания, – давая понять, что на сегодня разговор окончен, и офицеры должны сейчас же покинуть приёмный покой, попрощался хирург и переключился на раненого солдата.
– До свидания, доктор, – ответили почти хором не ожидавшие такой конкретики офицеры.
Первым вышел Алмазов. За ним, оглянувшись на пороге, последовал старлей.
– Серьёзный товарищ, – поделился Серёга своим мнением о враче.
– Работа у него такая. Жрать уже хочется, Серёга. С этими всеми заморочками, мы целый день, как святые у ручья. Так можно и в йогов превратиться,– немного успокоившись, завёл разговор о хлебе насущном проголодавшийся старлей.
– Ребята, солдатики, постойте, погодите! – подходя к машинам, услышали офицеры, догонявший их Юлькин голос.
Они непроизвольно переглянулись. Смешно размахивая изящными руками, подбежала медсестра.
– За вами не угонишься, – одёрнув коротенький халатик, запыхавшимся голосом коротко пролепетала Юля и, уставившись большими карими глазами на удивлённого старлея, замолчала.
– Что случилось? – собираясь возвращаться, забеспокоился Сергей.
– Нет, нет, ничего. Я просто хотела сказать, что я сегодня дежурю, и вы можете вечером зайти проведать своего товарища. Не переживайте, всё будет хорошо. Евгений Станиславович прекрасный хирург. У него дар божий людей на ноги ставить. Многих, можно сказать, с того света вытащил, – быстро протараторила она и, теребя простенькое колечко на левой руке, стеснительно замялась. – Приходите, я вас чаем напою, – неожиданно выпалила Юлька и, не прощаясь, убежала.
– Красивая девка, – промурлыкал стоявший в стороне Саба.
– А ты женись, – сразу предложил ему старлей.
– Ага, так и поехала она в село, мамке моей помогать нашу Маруську доить.
– Так ты сам к ней в Бендеры переберёшься, – подзадорил старлей.
– Я что, похож на малохольного? Или лёгкие свои на свалке нашёл, чтобы целыми днями этой пылюкой дышать, – всерьёз воспринял предложение старлея озабоченный сохранением своего драгоценного здоровья рядовой Сабатко.
– Красота, Саба, требует жертв, – поддержал Серёга развлекавшегося забавным разговором старлея.
– У нас в Колбасном своих красавиц хватает. Моя Наташка в сто раз лучше этой медички будет. Вот заедем на обратном пути, сами увидите.
– Ты нам свою невесту не боишься показать? А то, если мне вдруг сильно понравится, так и увести могу, – с серьёзным видом продолжил разводить солдата поймавший весёлую волну старлей.
– У вас, товарищ старший лейтенант, своя есть. Тоже, кстати сказать, не плохо выглядит. Мартын из первой батареи себе чуть шею не свернул, когда она к вам в часть зачем-то приходила.
– Не волнуйся, я в таком случае и развестись могу.
Алмазов еле сдерживался от смеха. Ему хотелось раньше времени испортить бесплатное представление, тем самым, лишив себя удовольствия, досмотреть до конца, разыгравшийся экспромтом спектакль. Серёга плотно сжимал губы, но предательская улыбка неудержимо рвалась наружу.
– Да на кой хрен вы Наташке сдались. Она же не дура конченная, чтобы по военным городкам за вами всю жизнь таскаться.
Серёга не смог переварить такой очевидной откровенности и, больше не спрессовывая переполнявшие его эмоции, в буквальном смысле слова, громко заржал. Старлей махнул рукой в сторону удивлённого солдата и тоже расхохотался.
Вдоволь насмеявшись, офицеры, в конце концов, стали постепенно успокаиваться. И тут, дважды подряд икнув, старлей выдал неожиданное продолжение.
– А я, Саба, ради неё в приднестровскую гвардию пойду служить.
Алмазов обеими руками схватился за, надорванный долгим смехом живот, и, не обращая внимания на прохожих, всхлипывая, присел на корточки.
– Чего смеются? – спросил сам себя растерявшийся солдат.
– Расслабься, Саба. Это нас на нервной почве хохотун пробил, – отдышавшись, успокоил его Серёга.
Смех смехом, а секундная стрелка наручных часов, трудолюбиво мотая одинаковые круги, неумолимо приближала романтический южный вечер.
– Всё, посмеялись и хватит. Пора к коллегам ехать, сувенир от Крахоборова передавать, – прекратил Серёга разыгравшиеся вокруг деревенской красавицы страсти. – Этот хряк обещал позвонить дежурному по части, чтобы нас приютили на ночь.
Средневековая крепость, в которой дислоцировалась ракетная бригада, оказалась недалеко от больницы.
«Да, не хилые у нас были предки, если умудрялись брать штурмом такие каменные хатки», – с гордостью подумал старлей, рассматривая неприступные стены и грозные бастионы древней цитадели.
Поддавшись соблазну, он мысленно представил себя в толпе обезумевших от ярости смельчаков, стремящихся под градом ружейных пуль и пушечных ядер приблизиться к этой твердыне, ворваться внутрь и покорить её защитников.
«Вот бы, не хотел я сейчас такого развлечения», – решил Он и, для полноты ощущений, переместился в ряды оборонявших крепость.
Стрелять из-за надёжного укрытия по наступавшему врагу ему показалось легче. Тем более, что оборона чаще подразумевает справедливую войну, а не агрессию. Однако, как-то сами собой, в голову пришли мысли о неминуемой, после неудачного штурма, осаде. Разгулявшееся воображение живо нарисовало ужасные последствия: всеобщий голод, жажду, болезни и, как итог, мучительную смерть или позорную капитуляцию.
«Ну, её на хрен, такую перспективу», – решил старлей и назначил сам себя командиром реактивной установки «Град». Несколькими залпами Он молниеносно победил всех великих воинов прошлых столетий и довольный своим не причинившим никому вреда подвигом вернулся в окружающую действительность.
А в реальности старлей после сытного, но очень невкусного ужина в солдатской столовой, сидел на скамейке и докуривал последнюю сигарету из захваченной с собой в дорогу пачки.
Тем временем, неугомонный Серёга забуксовал на КПП автопарка и за шахматной доской, самозабвенно выяснял отношения с местным гроссмейстером в погонах старшего прапорщика. А Саба в казарме, развалившись на отведённой ему койке, всей душой искренне за него болел.
Два часа назад, прибыв в часть, они без особых проблем спихнули многострадальный «УАЗ» какому-то шустрому майору, оставили «Урал» в автопарке и, определившись с ночлегом, успели на ужин. После каждый занялся тем, о чём попросила его собственная душа.
Старлею быстро надоело, сидя без дела на скамейке, созерцать памятник древней архитектуры. Он уже успел обойти вокруг крепостные стены и теперь, не желая мириться с подступавшей скукой, перебирал в голове все возможные варианты приятного завершения столь хлопотного дня.
В процессе напряжённых размышлений выяснилось, что проведать прооперированного Гриню и заодно устроить обещанное Юлькой чаепитие – это единственное занятие, на которое не жалко было потратить остаток времени и сил.
«Идти в больницу ещё рано, а вот через часок – полтора будет в самый раз», – решил Он и, растоптав ногой окурок, тяжело поднялся с лавочки.
Старлей не спеша вернулся в часть и легко нашёл приютившую их до утра казарму. Дневальный по батарее лениво отдал ему честь и, проводив безразличным взглядом вглубь расположения, грубо нарушая устав, снова уселся на тумбочку.
Среди ровных рядов аккуратно заправленных кроватей, в дальнем углу просторного помещения, старлей сразу обнаружил временно отсутствовавшего в утомительной реальности спящего Сабу.
«Минут через сорок предложу ему составить мне компанию. Вместе прогуляемся в больницу. Вдвоём в незнакомом городе – оно как-то веселее будет», – запланировал старлей менее чем через час вернуть солдата к активной жизни.
Старлею самому не помешал бы сейчас полноценный отдых. Но свалявшиеся в тугой комок нервы совершенно не желали приходить в исходное для нормального человека состояние.
От безделья Он прошёлся по казарме. Естественно, ничего нового, что бы отличало эту от всех тех, в которых ему довелось жить и видеть, обнаружить не удалось. Стандартный набор помещений, искусственный порядок, являющийся следствием минимального набора вещей, которыми пользуются её вынужденные обитатели, и запах. Давно привычный специфический запах. Лишь комната, которую раньше называли «Ленинской», привлекла его внимание. Когда-то, как сейчас кажется давным давно, Он, будучи курсантом первого курса, вместе с толковыми парнями из своего взвода занимался оформлением «Ленинской комнаты» в первой в своей жизни казарме. Тогда, вместе с Юркой Дручеком, Димкой Григорьевым и Славкой Чистоусовым, Он на протяжении трех месяцев практически круглосуточно пилил, строгал, рисовал, красил, вырезал и клеил. Классная у них получилась бригада! У парней, несмотря на молодость, были золотые руки. И в результате, на ежегодном смотре – конкурсе «Ленинских комнат» в их училище первый курс первого факультета занял первое место. Начальник курса был счастлив. Ещё бы, это был его первый курс, которым он командовал. А так здорово удалось прогнуться! Потом были переезды из казармы в казарму и новые гонки за ещё одним первым местом. Но Он, попав в сборную училища по боксу, в них уже не участвовал, а лишь сочувственно вздыхал, когда, проснувшись ночью, шёл в туалет и видел, как Димка, Юрка и Славка, прославляя своего командира, совершают свой очередной подвиг.
Оформлена комната была слабо. Да и не нужны никому стали такие заморочки. По чьей-то хитрой воле, но точно ясно, что не по народной, всё сильно изменилось с тех пор. Только вот, не слишком ли быстро? Очень не похоже на естественный процесс…
Два солдата в нижнем белье, сидя на стульях перед телевизором, без особого интереса смотрели трансляцию очередного футбольного матча российского чемпионата, а ещё один, развалившись на последней парте, листал потрёпанную подшивку каких-то газет. На появление незнакомого старшего лейтенанта солдаты никак не отреагировали. Похоже, для проявления воинской вежливости и человеческой ненависти им хватало офицеров в своей родной части.
Старлей, разглядывая на стенах халтурно изготовленные стенды, не спеша обошёл помещение и задержался у одного из них. Под заголовком «История города, в котором я служу» Он, стараясь запомнить, с интересом прочёл: «История города Бендеры своими корнями уходит в глубокую древность. Первые сведения о поселении, которое находилось на месте Бендер, относится к III веку до н.э. Территория края, начиная с каменного века, находилась в эпицентре исторических событий, происходящих в Восточной Европе. Несколько сотен тысяч лет назад здесь появились первобытные люди, занимавшиеся охотой и собирательством. Им на смену пришли цветущие цивилизации меднокаменного века. Археологические исследования позволяют утверждать, что первыми поселенцами на территории города были гетские племена, следы которых обнаружены в районе Бендерской крепости и прилегающих к городу сёлах Кицканы и Варница. Гето-дакийские племена занимались земледелием, скотоводством, торговлей с греческим и римским миром.
В III-IV веках в Днестровско-Прутском междуречье проживали племена, создавшие Черняховскую культуру – фракийцы, поздние скифы, венеды, бастарны, сарматы. Следы этой культуры также обнаружены на территории города и окрестных сёл. Черняховская культура сформировалась под влиянием позднеримской античной культуры.
В конце V – начале VI веков на эти земли проникли славянские племена и создали свою культуру. В последующие столетия через Днестровско-Прутские земли прошли кочевые племена половцев, печенегов и торков. В середине XIII века в край вторглись монголо-татары, которые господствовали здесь до 1345 года. В первой половине XIV века Венгрия, достигшая большого могущества, вынудила монголо-татар покинуть пределы этого региона. В 1359 году в результате восстания местного населения против венгерского господства возникает самостоятельное княжество во главе с Богданом – бывшим волошским воеводой в Марамуреше и вассалом венгерского короля.
К началу XV века все земли от Карпатских гор до Чёрного моря вошли в состав Молдавского княжества, восточной границей которого была река Днестр. Наш город был пограничной таможней. В грамоте молдавского господаря Александра Доброго от 8 октября 1408 года, выданной львовским купцам на право торговли в городах, расположенных по Днестру, впервые упоминается под названием Тягянякячя. Со второй половины XV века город известен под названием Тигина.
На рубеже XIV-XV веков усиливается могущество султанской Турции. С этого времени начинается неуклонный процесс подчинения Молдавского княжества Оттоманской Порте. В 1538 году после ряда жестоких сражений в Буджакских степях турки захватили Тигину. Город и прилегающие восемнадцать сел были превращены в турецкую райю. Выгодное стратегическое положение на возвышенном берегу Днестра недалеко от его впадения в Чёрное море сделало город одним из опорных пунктов борьбы турок против России. На месте бывшей таможни у переправы начинается строительство крепости по плану знаменитого турецкого зодчего Синана Ибн Абдул Минана. Город и крепость были переименованы в Бендеры, что значит на персидском языке гавань, пристань, портовый город.
Крепость была построена по образцу западноевропейских крепостей бастионного типа. Она была обнесена высоким земляным валом и глубоким рвом, который никогда не заполнялся водой, и состояла из трёх частей: цитадели, верхней и нижней части. С юго-западной стороны крепости располагался посад.
К середине XVI века Молдавия была окончательно порабощена Турцией, однако народ вёл неустанную борьбу против своих поработителей. Зимой 1540 года молдаване под предводительством господаря Корня осадили Бендерскую крепость, но овладеть ею не смогли. В 1574 году господарь Водэ-Лютый вместе с казаками гетмана Сверческого опять осадили крепость. Посад был взят, но стены крепости устояли. Спустя двадцать лет запорожские казаки во главе с гетманами Лободой и Наливайко пытались захватить крепость, посад был сожжён дотла, но крепостью овладеть не удалось.
Только в результате победоносных русско-турецких войн XVIII-XIX веков Бендерская крепость трижды покорялась русским войскам. 15 сентября 1717 года после двухмесячной осады крепость штурмовала русская армия под командованием генерал-аншефа П.И. Панина. В осаде принимал участие полк донских казаков, в рядах которого сражался будущий предводитель крестьянского восстания Емельян Пугачёв. Крепость была взята после тяжёлого кровопролитного рукопашного боя. Взятие крепости обошлось дорогой ценой: за время осады и в ходе штурма убитыми и ранеными русские войска потеряли свыше шести тысяч человек, турки – свыше пяти тысяч. «Чем столько потерять и так мало получить, лучше было и вовсе не брать Бендер», – так отреагировала на это событие русская императрица Екатерина II…».
«Да, похоже, раньше русские императоры и императрицы больше жалели своих холопов, чем нынешние президенты», – сделал по ходу чтения свой вывод старлей.
«…Русско-турецкая война 1768-1774 годов закончилась подписанием Кючук-Кайнарджийского мира, по условиям которого Бендерская крепость, как и вся Молдавия вновь отошли к Турции.
4 ноября 1789 года после блестящей победы русских войск под командованием А.В. Суворова у берегов реки Рымник крепость вторично капитулировала. На этот раз ещё до начала осадных работ. Крепость сдалась без сопротивления русским войскам под командованием князя Г.А. Потёмкина-Таврического. Эта победа во многом была предопределена умелыми действиями командующего конницей М.И. Кутузова, разбившего на подступах к Бендерам трёхтысячное войско Буджакских татар. Турки преподнесли ключи от крепости Г.А. Потёмкину-Таврическому, палатка которого находилась на Борисовском холме северо-западнее крепости.
В 1791 году по Ясскому мирному договору левобережные районы Приднестровья отошли к России. Правобережная территория Молдавии вместе с Бендерской крепостью вновь остались за Турцией. Россия получила выход к Чёрному морю по реке Днестр.
Окончательное освобождение Бендер произошло в ноябре 1806 года в результате русско-турецкой войны 1806-1812 годов. Крепость без существенного сопротивления сдалась русским войскам под командованием генерала Мейендорфа.
В соответствии с Бухарестским мирным договором, подписанным М.И. Кутузовым 16 мая 1812 года, территория Пруто-Днестровского междуречья отошла к России. Позже эти земли получили название Бессарабия.
С образованием Бессарабской губернии Бендеры указом от 29 апреля 1818 года объявляется уездным городом. Город застраивается по определённому плану: на расстоянии 500 метров южнее Бендерской крепости закладывается восемь широких улиц вдоль Днестра, восемь перпендикулярно. Заселение города происходило вначале за счёт гарнизона, военных чиновников и писарей, а в последствии за счёт старообрядцев и беглых крепостных.
Начало XX века ознаменовалось взрывом революционной борьбы в крае. Революции 1905 и 1917 годов нашли отражение в исторической судьбе города. Под их влиянием в марте 1917 года в Бендерах был образован первый в Молдавии Совет рабочих и солдатских депутатов.
В конце 1917 – начале 1918 годов начинается военная интервенция со стороны Королевской Румынии. В течение двух недель длилась героическая оборона Бендер, но, несмотря на упорное сопротивление, 7 февраля 1918 года город был оккупирован. Двадцать два года Бессарабия вынуждено входила в состав Румынии. Яркой страницей борьбы против оккупационного режима явилось Бендерское вооружённое восстание в мае 1919 года.
Новый этап истории Бендер начался после освобождения Бессарабии от бояро-румынской оккупации в 1940 году. В Бендерах была введена в строй электростанция, построен ряд промышленных предприятий, расширилась сеть медицинских и лечебных учреждений, школ и детских садов. Но через год грянула Великая Отечественная война. За годы войны город был разрушен почти до основания.
Практически с нуля началось восстановление Бендер, и, благодаря трудовому героизму бендерчан, за короткий срок были восстановлены жизненно важные объекты города. Крупнейшие предприятия лёгкой, пищевой, электротехнической промышленности и сегодня являются основой экономики города».
Дочитав на стенде историческую справку, старлей с ностальгией вспомнил, что в детстве Он мечтал стать археологом. Но судьба, имея свои, только ей известные виды на этот счёт, распорядилась его жизнью иначе.
Старлей мельком глянул на наручные часы. «Пора. Ещё сигарет купить надо», – плеснулась у него в сознании активная мысль.
Разбудив Сабу, Он напомнил ему о Юлькином предложении. Идея посетить Гриню и заодно ещё раз полюбоваться на красивую медсестру солдату понравилась. Саба, как по тревоге подскочил с кровати, сбегал в умывальник, сполоснул вспотевшее во сне лицо и быстро вернулся к сидевшему на табурете офицеру.
– Все, товарищ старший лейтенант, я готов покорять женские сердца. Сто процентов, в этой больнице, кроме Юльки, ещё найдутся симпатичные бабы, – застёгивая пуговицы на куртке, с оптимизмом заявил Сабатко.
– Тебе что одной мало?
– А вы?
– Ты за меня не беспокойся. Я уже свою звезду поймал. Лучше пойдём быстрее. Не хорошо в гости с пустыми руками заявляться. Надо что-нибудь к чаю купить и сигарет не забыть. В последнее время курить стал, как паровоз. Пачки на день не хватает.
Оставив скучную казарму её постоянным обитателям, они зашли в автопарк, предупредили Алмазова о своём культпоходе в больницу и, не удостоив вниманием интересную позицию на шахматной доске, в течение нескольких минут покинули пределы воинской части.
В первом же попавшемся на пути киоске старлей купил две пачки красиво упакованного печенья сомнительного происхождения, шоколадку Юльке, а для себя сигареты «Флуераш». Пока Он рассчитывался с продавщицей за покупки, солдат делал вид, что внимательно изучает не богатый ассортимент соседнего ларька.
– Хотел взять для Грини что-нибудь нормальное, типа похавать на утро, а там ерунду всякую продают. Можно было бы конечно пивка прикупить, но ему сейчас наверно после операции нельзя. Вы, товарищ старший лейтенант, как думаете, а?
– Думаю, что не стоит.
– А я бы сейчас не отказался бутылочку в себя опрокинуть, – поделился своей мечтой Сабатко.
– Так в чём же дело? Уж по бутылке пива, я думаю, мы с тобой сегодня заработали, – неожиданно для солдата согласился старлей.
Саба сразу остановился, как-то неопределённо замялся и, состроив глупую физиономию, принялся разглядывать верхушку высоченного тополя.
– Уже передумал? – не понял его поведения офицер.
– Я, что похож на больного, чтобы в такую погоду от пива отказываться? – наигранно возмутился Саба. – Просто с бабками сейчас проблема. Даже на одну бутылку не хватит.
– Ладно, по дороге возьмём.
– Товарищ старший лейтенант, может, лучше вернёмся. А то вдруг киосков по пути больше нет.
– Примета плохая, – напомнил ему старлей.
– Ну, давайте тогда я сам сбегаю. Я, в отличие от некоторых, не суеверный, – с готовностью пионера предложил Сабатко.
Старлей дал ему денег и остался ждать возвращения улетевшего, как на крыльях, солдата. Минут через пять гонец вернулся.
– Во, уговорил продавщицу холодненькое дать! Она, оказывается, для постоянных клиентов всегда несколько бутылочек вместе с мороженным держит, – протягивая запотевшую бутылку старлею, похвастался своей коммуникабельностью счастливый Саба. – Так сказать, сервис кооперативной торговли, блин.
Начинало темнеть. Времени растягивать пенное удовольствие не было. Они зашли в ближайший двор, сели на скамейку и, не долго думая, лишили стеклянные ёмкости их мутноватого содержимого.
– Эх, хорошо, но мало, – вздохнул Саба. – Вот осенью дембельнёмся с Гриней, купим целый ящик и будем с рыбкой по полной программе отрываться.
– Не обоссытесь с непривычки? – не удержался от колкости старлей.
– Не волнуйтесь, к хорошему привыкают быстро.
Оба закурив, они оставили под лавочкой желанный подарок собирателям пустых бутылок и, больше не задерживаясь в гостеприимном дворике, отправились в сторону больницы.
Отыскать в небольшом городе обратный маршрут, после того, как они всего четыре часа назад этой же дорогой проехали на машине, оказалось не сложно. Уже через пятнадцать минут старлей и Саба стояли у двери, ведущей в приёмный покой. Старлей оценивающим взглядом посмотрел на солдата, расправил свои плечи и негромко постучал.
– Да, да, войдите, – пригласил знакомый голос медсестры.
И вдруг, по не понятной для старлея причине, его, до сих пор нормально работавшее сердце, ни с того ни с сего стало набирать не естественные обороты. Однако разбираться с внезапным приступом глупого волнения было уже поздно. Чувствуя, как краснеет его лицо, старлей медленно открыл дверь.
– Добрый вечер, мы к вам… – увидев сидевшую за столом Юльку, не уверенно пролепетал офицер и запнулся. – То есть к Грине. Мы сегодня днём раненого солдата привезли. Помните?
– Ой, здравствуйте! Ну, конечно же, помню. Я уже третий раз чайник кипячу. Всё вас ждала. Вот только сейчас села карточки на завтра подготовить. Думала, что вы уже не придёте, – искренне обрадовалась девушка.
Юлькина непосредственность ещё больше смутила разволновавшегося офицера.
«Это, наверное, всё из-за пива», – подумал старлей.
На самом деле причина его поведения скрывалась гораздо глубже, а её химические процессы были гораздо сложнее, чем те, которые возникают в организме при поступлении пивных дрожжей в желудок. Юля была красивой девушкой, а Он как-то совсем и не задумывался над тем, что ему уже давно не приходилось общаться с обычными женщинами. Казарма, караульное помещение, полигон, автопарк – в этих местах красавицы не прогуливаются.
– Здрасьте, – аккуратно обходя офицера, протиснулся Саба. – Мы тут с товарищем старшим лейтенантом мимо проходили, ну и решили заглянуть на минутку.
Медсестра шустро собрала в стопку исписанные листы серого картона, отодвинула её на край стола и, поправляя халатик, встала навстречу гостям.
– Да не стойте же вы, как на параде. Проходите, садитесь, где удобно. С вашим другом всё хорошо. Операция прошла удачно. Я недавно была у него в палате. Он сейчас спит. Надя обещала меня позвать, когда он проснется.
– Большое вам спасибо. Меня Александром зовут. Для вас, можно просто Саша, – стараясь сразу понравиться девушке, каким-то до сих пор не знакомым старлею голосом, чуть ли не промурлыкал Саба.
– Очень приятно, а меня Юля.
Всё это время девушка, не скрывая своего интереса, с детским любопытством упрямо разглядывала молодого офицера. Старлею, как ни странно, тоже хотелось смотреть на неё, а не пялиться на висевший слева самодельный плакат, подробно повествующий о вреде курения и страшных болезнях, вызываемых последствиями пагубной привычки.
– Вот и познакомились. Теперь давайте я вас чаем напою, а вы мне что-нибудь интересное расскажете, – на правах хозяйки предложила Юля.
Старлей непроизвольно затаил дыхание и медленно перевёл глаза на девушку. Их взгляды встретились. Воспользовавшись моментом, бессмертные души мужчины и женщины всего на одну секунду покинули свои тела и, нежно обнявшись, разлетелись обратно по своим оболочкам.
– Это вам, – старлей протянул медсестре шоколадку.
«Ё-моё, от меня сейчас пивом тащит, как от последнего алкаша. Надо было хотя бы зажевать чем-нибудь», – расстроила старлея собственная мысль.
– Спасибочки, – загадочно улыбнулась Юлька и получила вдогонку две пачки купленного старлеем печенья.
Пока закипал электрический чайник, Юля извлекла из тумбочки и поставила на стол три чашки, заварник, сахар в целлофановом пакетике и банку абрикосового варенья. Саба пододвинул к столу ещё два стула и уже через несколько минут всё было готово к чайной церемонии.
Юлька оказалась девушкой не жадной. Полученные ею подарки, в распакованном виде, в качестве угощения так же заняли место на столе.
Медсестра села на своё место, а Саба, как бы невзначай, расположился между старлеем и Юлькой.
– Вам, наверное, тесно, – набирая подходящую для приличия дистанцию, отодвинулась ближе к окну девушка.
– Юленька, вы за нас так беспокоитесь, как будто мы ваши родственники и только что с севера приехали, – накладывая себе в блюдце варенья, высказался Александр Сабатко по поводу Юлькиного гостеприимства.
– Выдумаете мне тоже… Что это вы, один чай пустой пьёте? Давайте я вам варенья положу, – предложила старлею Юля. – Моя мама его очень вкусно делает, с косточками.
Старлей неопределённо мотнул головой, а девушка, привстав, потянулась за его блюдцем. В этот момент рука офицера, зацепив локтём край стола, дрогнула и зависла в воздухе. От толчка, горячая жидкость пришла в движение и, мгновенно набрав круговые обороты, весело покинула ставшую тесной ей чашку. Будто радуясь полученной свободе, ароматный чай выплеснулся на стол и, ударившись о его ровную поверхность, переместился к старлею на грудь. Неожиданная подлость совершилась. Факт невезения большими и мокрыми пятнами ярко засвидетельствовал своё присутствие на военной форме.
Старлей, не подавая вида, мужественно стерпел обжигающую тело боль, поставил полупустую чашку и, глубоко вздохнув, развёл руками.
– Ну, что сказать, свинья, – обозвал Он сам себя.
Юлька подскочила с такой прытью, как будто кипятком ошпарилась она, а не старлей. Добежав до умывальника, медсестра намочила, висевшее рядом вафельное полотенце и бросилась к офицеру.
– Быстрее снимайте одежду, – преобразилась в медицинского работника милая девушка.
Сохраняя внешнее спокойствие, старлей медленно поднялся со стула, аккуратно взял из её руки уже протянутое к его груди полотенце и, с непринуждённым видом стал протирать на себе мокрые пятна.
– Всё нормально. Чай без сахара был. Костюмчик скоро высохнет и следа от него не останется.
Медсестра, видимо, совсем не ожидая от него такой решительной самостоятельности, стояла напротив офицера и с удивлением наблюдала за его действиями.
– Мне ещё чая дадут, или неряхам больше одной чашки не положено? – закончив самоочистку, пошутил старлей.
– Я, товарищ старший лейтенант, за вас походатайствую, – поддержал начатый старлеем процесс перевода нелепой ситуации в шутку Сабатко.
– Ну, если только так, – присоединилась к ним Юля.
Таким образом, конфликт между офицером и взбунтовавшейся чашкой был исчерпан. Юля протёрла тряпкой стол, и все снова заняли свои места.
– А что случилось с вашим другом? – наконец не выдержало женское любопытство и в качестве вопроса вырвалось наружу.
Пока старлей соображал, что ответить девушке, солдат успел быстро проглотить очередную ложку абрикосового варенья и, приосанившись, с важным видом, заявил, – На засаду по дороге напоролись.
Пауза, сразу возникшая за столом, позволила Сабе сосредоточиться и с вдохновением продолжить свой рассказ. Молчание офицера он расценил, как руководство к действию, вероятно посчитав, что почётная миссия – похвастать Юльке о недавно совершённом подвиге, по какой-то причине, досталась именно ему. В этот момент солдат не сомневался в том, что красивая девушка обязательно должна услышать, как лихо они расправились с подло напавшими на них врагами.
Закончив яркое повествование, в котором немаловажная роль отводилась сидевшему рядом офицеру, солдат, удовлетворённый реакцией молодой медсестры, шумно перевёл дух и потянулся за банкой с вареньем. А старлей, смущённый, почти правдоподобно рассказанной историей, молча разглядывал на себе начавшую подсыхать одежду.
– Совсем уже обнаглели, гады, – каким-то, до сих пор незнакомым тоном, вздохнув, медленно проговорила Юля.
Лицо её сразу помрачнело, а на лбу появилась маленькая, но суровая морщинка. Было видно, что трагедию своей Родины она переживает всей душой.
– В марте эти звери замучили Серёжку Красуцкого. Я с ним в одной школе училась. Он, когда война началась, гвардейцем стал. Нашли его в Гырбовецком лесу. Я не видела, но люди говорят, смотреть страшно, что с ним сделали. На всю спину латинскую «викторию» вырезали. В тот же день, в Варнице, Игоря Белоуса расстреляли. Он тоже гвардейцем был. Уже в апреле опоновцы на двух броневиках заехали на улицу Совхозную и постреляли из пулемётов пост с милиционерами и фабричный автобус. Пять мужиков убили и девку с фабрики. Да что говорить, только неделю назад заместителя командира нашего батальона Серикова и ещё одного гвардейца застрелили. Креста на этих извергах нет. Что хотят, то и творят, националисты проклятые.
Девушка с тревогой говорила о наболевшем, а в глазах её собирались слёзы. В какой-то момент веки не справились с их тяжестью и две прозрачные капельки, оставляя за собой еле заметные ручейки, покатились по напудренным щекам.
– Извините меня. Сил больше нет терпеть. Говорят, что сейчас приехали военные наблюдатели из России, Украины, Молдавии и Румынии. Может, они хоть что-нибудь сделают, чтобы прекратить эту бойню.
Старлею было очень жаль плакавшую Юльку. Он вообще не выносил, когда рядом кто-то плакал. В такие моменты ему хотелось стать ещё одним Георгием-Победоносцем и защитить от зла весь белый свет. Но разве по силам такое обычному старшему лейтенанту, неумолимо теряющей свой авторитет, ещё недавно непобедимой, русской армии.
– Юля, не плачь, не надо. Как говорится, слезами горю не поможешь. Всё будет хорошо. Ваши мужики тоже воевать умеют. Только у них пока с оружием и боеприпасами напряжёнка. Да и техники тяжёлой почти нет. Но они обязательно соберутся с силами и победят. Ещё будете жить у себя в Приднестровье лучше, чем раньше, – как мог, стал успокаивать девушку старлей.
– Товарищ старший лейтенант точно говорит. Он у нас поэт, стихи пишет. А я где-то читал, что поэты имеют дар предсказывать будущее. Ну, типа, как ясновидящие, что ли, – загнул оригинальную версию Сабатко.
Старлей хотел сказать солдату, чтобы тот не плёл всякую чушь, но промолчал.
«Пусть болтает, лишь бы она не плакала», – подумал Он.
– Я тоже так думаю, что наши мужчины нас в обиду не дадут. Хорошие вы, солдатики. Жалко, что вашего друга ранили.
– Ничего, Гриня им этого так просто не простит. Я его хорошо знаю. Теперь, если война не закончится, он после дембеля в гвардию пойдёт. А может и раньше сбежит, – заявил за своего товарища Саба и, секунду подумав, добавил, – Ну, и я с ним.
– Я сейчас Наде позвоню, – Юля подняла трубку телефона. – Она сегодня дежурная в хирургическом отделении. Узнаем, как там ваш Гриня себя чувствует.
Из телефонного разговора медсестёр выяснилось, что раненый солдат, уже не надолго приходил в сознание. Он пожаловался на сильную боль, и после инъекции обезболивающего, снова уснул.
– Лучше его сегодня не беспокоить. Надя ему морфин вколола. Так что до утра он вряд ли проснётся. Придётся вам завтра зайти.
Имея медицинские познания на уровне оказания первой доврачебной помощи, старлей решил сразу прояснить ситуацию и определиться с планом дальнейших действий.
– Понимаете, Юля, дело в том, что нам завтра надо уезжать. Мы и так не собирались задерживаться. Но обстоятельства сложились таким образом, что нам пришлось заночевать в Бендерах. Честно говоря, не хотелось бы оставлять Гриню здесь одного. Вы не знаете, его можно будет забрать с собой или нет? В нашей части есть лазарет. Уколы я делать умею. Если по дороге ему надо будет что-нибудь вколоть, справимся.
– Это может сказать только Евгений Станиславович. Обход в нашей больнице начинается в девять часов. Приходите завтра к одиннадцати и всё у него узнаете.
– А вы, случайно, ничего не слышали, что говорил врач о его состоянии после операции? – продолжил выспрашивать старлей.
– Ранение у вашего друга лёгкое. Но если бы вы привезли его ещё позже, то могло бы начаться осложнение. Это всё, что я знаю.
– Юленька, а где искать Евгения Станиславовича после обхода?
– Он обычно нигде не задерживается. Больных очень много и все хотят, чтобы оперировал их именно Евгений Станиславович. Я же вам говорила, что у него золотые руки. Его уже не раз приглашали в Одессу работать. Но он всегда от этих предложений отказывался. Говорит, что без родных Бендер не представляет свою жизнь. А людей, которым нужна помощь такого специалиста, и здесь хватает.
Юлька рассказывала о хирурге с неподдельным восхищением. Судя по всему, врач действительно сделал немало добрых дел людям и заслуженно пользовался в городе уважением своих земляков.
«Многие уже в Америку свалили, а этот даже в Одессу ехать не хочет. Видимо, больна сейчас Россия, но не смертельно», – подумал старлей, слушая медсестру.
– Из-за отпусков у нас изменился график работы. Я сегодня дежурю до двенадцати ночи, а завтра с семи вечера и до утра. Давайте сделаем так, – предложила медсестра, – я тоже подойду утром, и вместе мы найдем Евгения Станиславовича.
– Как-то не совсем удобно вас беспокоить. Вам, Юля, надо перед дежурством отдохнуть, а вы будете с нами возиться, – проявил заботу старлей.
– Да ладно вам проблемы всякие выдумывать. Сами всё решим, не маленькие, – напомнил о своём присутствии солдат.
«Вот балбес. На её месте я бы обиделся», – мысленно оценил ситуацию старлей.
Но Юлька не придала значения сказанному солдатом. Похоже, что она относилась к категории тех людей, для которых однажды сформированное положительное мнение о человеке не позволяет в дальнейшем мелким обидам подтачивать свою симпатию к нему.
– Встаю я всегда рано. А живу недалеко от больницы. Так что для меня это будет не сложно. Тем более что я сегодня у Галки взяла для мамы кофточку на примерку и обещала ей завтра её вернуть или расплатиться.
В общем, эта хрупкая с виду девушка, проявив характер и смекалку, всё же сумела настоять на своём. Вопрос о завтрашней встрече больше не подлежал обсуждению и был автоматически снят с повестки чаепития.
«Хорошая жена кому-то достанется», – неожиданно для себя сделал вывод старлей.
Время неумолимо приближалось к полуночи. Старлею очень не хотелось расставаться с девушкой и возвращаться в вонючую, особенно по ночам, казарму. Ему казалось, что вот-вот должно произойти какое-то чудо. А для этого достаточно лишь ещё немного побыть вместе.
Неожиданно во рту появился металлический привкус. Старлей подумал тогда, что прикусил губу и не придал этому значения.
Чуда не произошло. Они ещё немного поболтали о пустяках. Саба рассказал несколько запиленных молвой анекдотов. Потом мужчины проводили Юльку домой, а сами, без лишних приключений, вернулись в воинскую часть.
X
«С обеих сторон узкой тропинки, по которой Он шёл, росли высокие папоротники. Он был совсем голым, но это его не смущало. Таким Он появился на свет. Лишь старые наручные часы, доставшиеся ему в глубоком детстве от умершего деда, держал на левой руке потрескавшийся от времени лакированный ремешок. Часы стояли, а Он очень спешил. Ему невыносимо хотелось мороженного в вафельном стаканчике, и Он шёл за ним.
Куда ему надо идти, Он не знал. Мороженное, хотя бы один стаканчик – это всё, что его волновало. Да и куда можно ещё шагать, если перед тобой всего одна тропа. Справа и слева были реки, два широких и грязных потока. Он понимал, что в них не водится ничего живого. Нет даже водорослей. Только одна жидкость, перемешанная с глиной. Именно жидкость. Воды здесь быть не могло потому, что она живая. Так, на самом деле, выглядело человеческое горе. Абсолютное горе, растворённое в людских страстях.
Мокрые листья папоротников хлестали его по ногам и животу. Но тело оставалось сухим. Роса не приставала к нему. Наверное, она тоже была горем.
Он точно знал, что по этой тропинке шёл всю свою жизнь. А цель была одна – найти и съесть вафельный стаканчик, плотно набитый таким желанным мороженным.
Странно, Он никогда не любил мороженное. Не потому, что ему не нравился его вкус. Просто от холодного у него всегда болело горло. Уже утром следующего дня страшные гнойники обкладывали его гланды, если Он позволял себе рискнуть и съесть что-нибудь, имеющее температуру ниже, чем выдерживал его иммунитет.
Остановиться и перевести дух Он не мог. Ноги сами несли его к заветной цели. Он знал, что идти оставалось недолго. И от этого желание становилось сильнее. А воля высыпалась из него, будто песок из колбы древних часов. И некому было сейчас эти часы перевернуть. Ещё немного, и её запас, отпущенный Богом на всё его земное существование, останется лежать на этой проклятой тропинке. Предчувствуя надвигающуюся беду, Он перешёл на бег. Бежать было очень трудно. Десятикилометровый марш-бросок в полной боевой выкладке казался сейчас забавой для недоразвитых подростков. А сзади, цепляясь за плечи, его придерживала какая-то хрень.
Оглянуться не получалось. Единственное, что Он мог – это задрать голову вверх. А там, как в коморке знаменитого папы Карло, висел холст. На нём было всё: небо с облаками, луна, звёзды, солнце и даже кометы пролетали над головой. Противный и гадкий рисунок, изощрённый обман для потерявших веру небожителей.
Картина насильно притягивала взгляд. Грандиозный мираж, вероломно проникая в сознание, старался загнать и отловить метавшуюся от страха душу. Его создатель настойчиво требовал новой жертвы. Иллюзия изо всех сил стремилась исполнить волю своего единственного повелителя. Но в этот раз незримое присутствие чуждой силы разрушало её работу, не позволяя поставить победную точку на сияющем животворящим светом существе. Господин злился. Раскалённое в холодном огне клеймо постепенно остывало. А по закону нагревать его дважды запрещалось. И даже повелитель, бросивший однажды вызов своему Творцу, не мог нарушить этого правила.
Он понимал, что идёт борьба за его настоящую жизнь, за ту её составляющую, которая представляет действительную ценность для всех миров, зарождающихся, развивающихся и погибающих во Вселенной.
Остаться в стороне от конфликта, соблюсти нейтралитет и переждать трагедию не выйдет. Есть грань, которая чётко разделяет две разных сути одних и тех же явлений. Она никогда не позволит им смешаться и погубить истину. Для этого и существует выбор. Необходимо сделать его и двигаться дальше. Надо спешить. Очень хочется мороженного.
Ощущая поддержку извне, Он, неимоверным усилием собрал воедино несколько последних песчинок личного мужества и опустил, едва не лопнувшие от напряжения, глаза.
Клубок, из которого разматывалась, казавшаяся бесконечной, тропа, истощался. Оборот, ещё один и, вместо кусочка свёрнутой бумаги, на который обычно наматывают вязальную нить, выпал заброшенный погост. Режиссёр сменил декорацию.
Теперь Он никуда не торопился. Вместо острого желания срочно добраться до цели, навалилась беспробудная тоска. Своей тяжестью она раздавила всё вокруг. Всё, кроме него. Чувство полного одиночества заполнило живого человека. Тоска звучала. Музыка, которую Он слушал в юности, заботливый голос матери, застольная песня отца, шум лиманского прибоя, немецкая речь, крики одноклассников на большой перемене и бесконечное «я», звонко вылетающее из курсантского строя на вечерней проверке. Он не успевал уловить всё то, что пищало, надрывалось и стремилось убить. Страшное оружие. В его мире такого способа уничтожать пока не придумали. Если бы это пронеслось перед глазами, то душа, не выдержав напряжения, разложилась бы на свои составляющие, и Он перестал бы существовать навсегда. В мире, в котором Он проводит время, научились убивать только тело. Душа в нём умирает сама, от безысходности процесса существования и собственных метаний.
«Зачем мне это?» – подумал во сне старлей. «За что такое наказание?» – не оценил Он ту любовь, которая помогала его духу сохранить присутствие и в полной мере исполнить своё божественное предназначение. Это не было наказанием. Так Бог позволил испытать созданное им чудо. Всё только начиналось.
Кладбище выглядело очень старым. Тысячу лет на нём никого не хоронили. Поросшие колючками холмики, беспорядочно пузырились по всей поверхности мрачного поля, и только линия горизонта ограничивала их видимое количество. Все могилы были без крестов. Лишь одна, совсем свежая, не соответствовала общей картинке. На ней лежала огромная мраморная плита, у основания которой возвышался гигантских размеров памятник. Скорбящий ангел, с неровно обломанными крыльями, опустив на грудь кудрявую голову, печально взирал с высоты массивного постамента.
На надгробной плите, болтая обутыми в цветные кеды ногами, сидела молодая девушка. Одета она была в чёрное монашеское платье, из-под которого заметно выглядывали ярко-синие колготки. В своей изящной руке она держала мороженное. Тот самый вафельный стаканчик, за которым Он так упрямо шагал.
– Господин, я привела его, – задрав голову вверх, обратилась она к ангелу.
В её нежном голосе кокетливо звучала лесть. Розовые губы, изобразив на лице ласковую улыбку, раздвинули в стороны бледные щёки.
Памятник открыл рот, затем закрыл его, и только тогда в окружающем пространстве появились звуки.
– Сколько раз я могу повторять, шлюха, чтобы ты не смела обращаться ко мне сидя.
Девушка перестала болтать ногами, нехотя слезла с мраморного надгробия и, встав на колени, неискренне взмолилась.
– О, мой господин, заклинаю тебя, не гневайся на глупого лягушонка. На милость твою уповаю.
Затем она легко поднялась и, сделав ехидную физиономию, протянула мороженное старлею.
– Хочешь? – явно издеваясь, спросила девушка.
– Да, – стараясь сглотнуть бурлившую во рту слюну, пересохшими губами ответил Он и потянулся рукой за мороженным.
В лице девушки действительно было что-то жабье. Причём, тиной разило от неё со страшной силой. Но это его не смущало. Ему очень хотелось отнять у неё мороженное и, затолкав целиком к себе в рот, проглотить.
Его рука с силой схватила пустоту. Сжатые в кулак пальцы, ногтями содрали кожу с ладони и, хрустнув суставами, судорожно разогнулись. Он хотел сделать шаг вперёд, но теперь ноги его не слушались. Ощущение молоденького дубка, надёжно вросшего корнями в утрамбованную землю, полностью завладело его голым телом.
– Дай, – жалобно попросил Он.
– А ты нам что дашь? – склонив голову набок, завораживающим голоском спросила жабоподобная девица.
– У меня ничего нет, – испытывая страшные муки, выдавил из себя старлей.
– Вижу, что нет, не слепая, – продолжало пытку бессердечное создание.
– Зачем тогда спрашиваешь, сука! – заорал старлей.
На его губах выступила пена. Он был готов её убить, но конечности, единственное его оружие, не подчинялись человеческой воле.
– Балуюсь, мой хороший, – рассмеялась девушка и высоко подпрыгнула на месте.
– Что тебе, гадина, от меня надо?! – чувствуя, как звереет от желания, прорычал Он.
– Мне нравится ход твоих мыслей, – хихикнула она и снова уселась на могильную плиту. – Господин, можно приступать к торговле. Мороженное, мороженное, свежий пломбир в вафельном стаканчике! Кому мороженное?! – закатив глаза к искусственному небу, разоралась девка.
Голос базарной бабы, зазывающей доверчивых покупателей на огромном рынке, звонким эхом заполнил пустынное пространство бескрайнего кладбищенского поля.
Внезапно горячий воздух, словно закипающий на огне кисель, приобретая неестественную для себя массу, плотно сгустился над зловещим пустырем. Ангел скорби медленно мотнул каменной головой. Могильная плита у его постамента, словно взбесившаяся лошадь, неожиданно вздыбилась и, поднявшись вертикально вверх, сбросила с себя демоническую наседку. Затем, задержавшись на несколько секунд в таком положении, мраморная глыба качнулась из стороны в сторону и упала, прихлопнув сверху девушку с мороженным.
У старлея от горя едва не разорвалось сердце. Ему не было жаль раздавленную девушку. Мысль о том, что вместе с ней, под неподъёмной плитой, похоронен единственный стаканчик пломбира, приносила ему невообразимые страдания. Чувство исключительной несправедливости охватило душу человека. В этот момент Он был абсолютно уверен, что сейчас произошло самое страшное событие, которое Он, только мог себе представить. И теперь его собственная жизнь совершенно утратила свой неповторимый смысл. Ему вдруг захотелось навсегда покинуть Вселенную и больше никогда не воплощаться в своей сути.
– Что, испугался? – раздался из-под плиты знакомый голос. – Расслабься, пупсик, всё нормально.
Девушка, разрывая перед собой сухую землю, каким-то невообразимым образом выползла наружу. Она была цела и невредима. Страшный удар многотонной каменной глыбы не причинил ей никакого вреда. Стаканчик с мороженным так же не пострадал. Его прохладное содержимое с новой силой притягивало взгляд и манило к себе воспаленное сознание искушаемого человека.
– Ладно, пора с тобой заканчивать. Не один ты такой умный, нарисовался, – проворчала бессмертная девка. – Быстренько давай господину слово, забирай свой приз и вали отсюда, – деловым тоном предложила она старлею.
– Какое слово? Какому господину? – не понял Он, но сразу ощутил появившуюся надежду.
– Ах, да! – притворно изобразив забывчивость, воскликнула она. – Ты пока не в курсе дела. Короче, обещай господину, что никогда больше не будешь писать свои дурацкие стишки, бери мороженное и катись на место. Ты же за этим сюда пришёл?
Старлей искренне обрадовался такому простому разрешению ситуации. Не так-то много от него и требовалось. Он, за всю свою короткую жизнь, сочинил всего пятнадцать стихотворений и особого смысла в этом не видел. Ничего выдающегося не выходило. Так, строчки на память о минувших днях и разных чувствах.
Теперь всё было предельно ясно. Раздумывать над своим решением ему не хотелось. Недавнюю тоску сменило чувство полной завершённости всех естественных процессов. Затем, следующей волной, навалились апатия и безразличие ко всему происходящему. Ему стало всё равно, чем завершится предложенная сделка. Но мороженное, по-прежнему, владело его безвольным существом. Оно было единственным смыслом, который до сих пор не давал покоя.
Скороспелое желание немедленно согласиться с поставленным условием созрело с быстротой волшебного плода. Старлей уже был готов открыть рот и произнести вслух требуемое от него обещание, но чья-то великая воля, неожиданно, пришла к нему на помощь и, вмешавшись в адское действо, приостановила акт, уничтожающий человека. Его дух, ощутив заботу и поддержку извне, мгновенно укрепился и, наполнившись любовью, ожил. Душа снова себя любила. Больше любить здесь было некого.
– Нет! – ответил человек и почувствовал, как его дух, возрадовавшись, одобрил это решение.
Постоянно присутствующее эхо подхватило звук и, растянув его на своё усмотрение, угрюмо покатило над мрачным погостом.
– Господин, он отказался, – голосом грудного младенца расплакалась девица.
Памятник качнулся, едва заметно шевельнул каменными губами и снова замер. Страшный гром потряс намалёванное небо. Яркая молния, зародившись в глубине холста, будто огненная стрела, выпущенная из гигантского лука, прицельно ударила в старлея…
В огромном зале Он был один. Большой грязно-серый экран занимал всю противоположную плоскость.
– Он сказал, поехали, и махнул рукой! – услышал старлей, пьяный голос знакомой девицы с кладбища.
В то же мгновение экран перед его глазами засветился и, как в кинотеатре, заполнился изображением. Картинка была чёрно-белой. Звук отсутствовал. В кромешной тишине старлею демонстрировался фильм, главным героем которого был Он сам.
Старлей видел себя жалким пьяницей, валяющимся у фонарного столба и тщетно пытающимся встать на ноги, азартным игроком в казино, с потным лицом и трясущимися руками, проигрывавшим последние деньги, изнывающим от страшной ломки наркоманом, готовым за дозу белого порошка обокрасть собственных родителей. В этом страшном фильме Он бил любимую жену, хладнокровно расстреливал из пулемёта беззащитных детей, в богато оборудованной бане наслаждался обществом проституток, отбирал у нищего выпрошенную им у сердобольных прохожих скудную милостыню. Не существовало такого порока, в котором, его нельзя было бы обвинить. Не было такого греха, который бы Он не совершил на экране. И всё это Он творил, люто себя ненавидя.
Экран неожиданно погас. Наверняка, смертоносный аппарат, демонстрировавший всё это беспорядочное безумство, не выдержал сковавшего старлея напряжения и сгорел.
– Мой тебе совет, соглашайся лучше на пломбир или всё, что ты сейчас видел, на самом деле, произойдёт с тобой, – жестоко продолжил шантаж голос невидимой собеседницы.
Старлея поглотил ужас.
– Нет, Господи, нет! – заорал Он не своим голосом. – Господи, пусть минует меня чаша сия! – взмолился старлей. – Отче наш, Иже еси на небесах! Да святится имя Твоё, да приидет Царствие Твоё, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Яко Твоё есть Царство и сила и слава во веки. Аминь, – искренне обратился Он к Богу словами неизвестной ему молитвы».
XI
– Батарея, подъём! – c огромным удовольствием, во весь свой могучий голос, злорадно прокричал, лишённый ненавистным уставом нормального человеческого сна, дневальный.
Для обитателей солдатской казармы наступило солнечное утро 19 июня 1992 года.
Старлей, подскочив с кровати, натянул брошенные вечером на табуретку штаны. Не обращая внимания на суетливо одевавшихся солдат, Он, шлёпая босыми ногами по крашенным доскам деревянного пола, медленно поплёлся в сторону умывальника. Подробностей сна, приснившегося ночью, Он не помнил. Лишь смутное чувство чудесного завершения какого-то ужасного путешествия, возвращение из которого могло не состояться без посторонней помощи, щемило молодое и здоровое сердце. Только через долгих четырнадцать лет, в результате рокового стечения обстоятельств, острый шок снимет стружку с его второй памяти и воскресит в сознании старлея это вещее сновидение.
– Батарея, выходи строиться на физзарядку! – следующей жестокой командой продолжил дневальный санкционированное издевательство над разбуженными им сослуживцами.
Вереница заспанных солдат, заправляя на ходу наспех надетую военную форму, обгоняла старлея и целенаправленно стремилась срочно загадить отдраенный за ночь суточным нарядом туалет. Старлей вдруг вспомнил знакомую по военному училищу картину утреннего столпотворения в санузле и тупо повернул в обратную сторону.
Ответственный по батарее офицер уже стоял в центральном проходе. Не жалея крепких выражений второго русского языка, незнакомый капитан подгонял отдельных ленивцев, старающихся, под любым предлогом, закосить от утренней пробежки.
– У вас в канцелярии курят? – хриплым голосом спросил у местного капитана старлей.
Заданный вопрос капитана не удивил. Он, видимо, был в курсе, что в казарме его батареи заночевали приблудные коллеги.
– Можно подумать, у вас не курят, – доброжелательно ответил капитан и сразу заорал в сторону крайнего окна – Боец, ты куда полез?! Ко мне, бегом, марш!
Солдат, пытавшийся оригинальным способом покинуть казарму, послушно изменил своё решение, но искушать судьбу и подходить к разнервированному офицеру не стал. Он, с мастерством советского разведчика, умело уходящего от вражеской слежки, мгновенно затерялся в толпе и исчез.
– Шустрый, как кусок свежего дерьма. Сквозь пальцы пролезет, не заметишь, – отозвался о своём подчинённом капитан. – Наверное, на всю четырнадцатую армию, один такой.
– Заезжай к нам в Колбасное, я тебе ещё с десяток аналогичных карапузов покажу, – предложил ему старлей.
– Меня Паша зовут, – протянул старлею правую руку капитан.
Старлей пожал её и тоже представился.
– Канцелярия открыта. Там Сергей, с которым ты вчера приехал, переживает горечь своего поражения. Пепельница на подоконнике стоит.
Старлей кивнул коротко подстриженной головой и пошлёпал в канцелярию.
В прокуренном помещении, за одним из обшарпанных столов, действительно сидел Алмазов. Перед ним стояла шахматная доска, на которой он, поочерёдно, за себя и за воображаемого соперника, сосредоточенно двигал белые и чёрные фигуры. По его уставшему лицу не сложно было догадаться, что прошедшую ночь он провёл без сна.
– Пешкой надо было ходить. На хрен я слона с места трогал, – не замечая стоявшего в дверях старлея, сокрушался Серёга.
– Физкультпривет, гроссмейстер, – улыбаясь, громко поздоровался старлей. – Как дела?
Алмазов вздрогнул от неожиданности и перевёл на старлея, ошалевшие от долгого напряжения, глаза.
– Так меня ещё никто не унижал, – в голосе Сергея явно звучали трагические ноты похоронного марша.
Он с силой приложил открытую ладонь ко лбу и, упёршись локтём этой же руки в столешницу, снова склонился над шахматной доской.
Старлей зашёл, взял свободный стул и, присев возле приоткрытого окна, с наслаждением закурил. Утром Он всегда выкуривал первую сигарету натощак. И от этого вредная привычка становилась ещё вреднее.
– Ну, и кто же посмел обидеть нашего чемпиона? – с наигранным возмущением поинтересовался старлей. – Ты, чё, прапору продул?
– Нет. С ним у меня всё нормально вышло, три победы и одна ничья. Играет он не плохо, но в теории слабоват. А вот сегодняшний «ночник», ответственный по батарее, шарит не хуже моего бывшего тренера. Я у него из четырёх партий только одну вырвал.
– Не расстраивайся, Серёга. Если бы Пашка дрался, как мой тренер, и ты из четырёх раундов в трёх на жопу падал, было бы гораздо хуже.
Алмазов не нашёл, что ответить на столь примитивное сравнение и снова занялся поиском допущенных в игре ошибок. Его утомлённый восемью шахматными партиями мозг, по прихоти своего упрямого хозяина, продолжал просчитывать огромное количество возможных вариантов развития расставленной на клетчатой доске позиции.
В дверь постучали. Погрузившийся в транс логических размышлений Алмазов не отреагировал.
– Да, войдите, – пригласил в чужую канцелярию старлей.
На пороге появился Сабатко. Он был полностью одет, умыт и хорошо побрит. Похоже, что старослужащий солдат уже успел навести контакт с местными «дедами» и те, войдя в затруднительное положение, обеспечили его всем необходимым для решения гигиенических проблем. Саба глянул на старлея, перевёл глаза на Алмазова и, кашлянув в кулак, широко улыбнулся.
– Товарищ капитан, война войной, а завтрак по распорядку, – напомнил солдат. – Мы в столовую пойдём?
Серёга поднял голову вверх, посмотрел на потолок, зачем-то потёр рукой ухо и, одним движением, решительно сгрёб с доски все фигуры.
– Короче говоря, облажался я конкретно. Ещё в самом начале партии где-то ерунду сморозил, – определил он причину собственной неудачи. – Слушай, Сабатко, а ты откуда умывальные принадлежности выкопал? – оценил Сергей, внешний вид бравого солдата.
– Хлопцы подогнали, – самодовольно объяснил Саба. – А вам что, тоже надо?
– Не помешало бы лицо сполоснуть, – вздохнул капитан.
– Сейчас будет, – с видом фокусника, пообещал солдат.
– Давай, Саба, сделай людям доброе дело. Я брал с собой, но в машине забыл, – признался старлей.
Солдат ушёл и через несколько минут вернулся со всем необходимым для посещения умывальника.
– Вот, товарищ капитан, нате, – протянул он Алмазову мокрый целлофановый пакет.
– Спасибо, Саба, – поблагодарил тронутый солдатской заботой Сергей.
– Спасибо внутрь не употребишь. Должны будете, – пошутил Сабатко.
Офицеры пошли умываться. Проходя мимо солдата, старлей, как на тренировке, не сильно ткнул его в область печени сжатой в неплотный кулак рукой. Саба не успел среагировать на резкое движение старлея и пропустил лёгкий удар в корпус.
– Ну и шуточки у вас, товарищ старший лейтенант, – уже другим тоном, заговорил солдат.
– Воин, всегда будь готов к защите, – назидательно посоветовал старлей.
В умывальнике Алмазов, всё ещё расстраиваясь из-за своего недавнего проигрыша, хмурился. Старлей, напротив, радуясь хорошему летнему дню, много болтал по пустякам и делился планами на ближайшее будущее.
– Слышь, Серёга, у меня позавчера день рождения был, а я без подарка остался. Жена на сессию в Казань уехала. Некому было поздравить бедного офицера. Вот вернусь домой, а меня, наверно, открытки будут ждать, от неё и от родителей. В выходной в Рыбницу съезжу, куплю что-нибудь себе, так сказать, для ощущения праздника.
Старлей принялся намыливать лицо и шею.
– Поздравляю, – буркнул Алмазов.
– Ага, спасибо. А ты в воскресение в Рыбницу прогуляться не желаешь? Вместе веселее будет. Может себе, что полезное присмотришь, – предложил старлей, подняв покрытое пеной лицо.
– Поживём, увидим, – неоднозначно ответил Сергей и громко высморкался. – При таких раскладах, добраться обратно без происшествий не так-то просто будет. Ещё и за Гриню, без разбора, влетит. Придётся доказывать командиру части, что мы с тобой не радисты с бронепоезда, а Гринченко не пытался покончить жизнь самоубийством.
– И это тоже пройдёт. Кажется так было написано на перстне царя Соломона, – философски отреагировал старлей на предстоящие впереди неприятности.
– Конечно, пройдёт. Только шрам на заднице останется, да волос седых на голове прибавится, – грубо продемонстрировал Серёга сугубо материалистический подход к жизненным невзгодам.
Умылись они быстро. Пользоваться чужими зубными щётками и тупым бритвенным станком офицеры не решились. Пригодились только мыло и зубная паста. Зубы пришлось чистить пальцем.
Когда в коридоре раздался топот возвращавшихся с зарядки солдат, они уже закончили плескаться и выходили из умывальника.
Старлею очень не хотелось появляться в больнице не бритым. Помог Пашка. В канцелярии, в верхнем ящике одного из столов, всегда валялась дежурная электробритва. Молодые офицеры, после ночного посещения страстных женщин, не успевая утром забежать к себе в общагу, использовали её в коллективном порядке.
Поблагодарив Павла, офицеры оделись и вышли на улицу. Там, в курилке, их с нетерпением ждал голодный Сабатко. По его нервным движениям было заметно, что солдат уже измаялся в одиночестве и только развитое чувство армейской солидарности не позволяло ему, сломя голову, ринуться в столовую.
– Я думал, что вы уже утонули, – не удержался и высказал своё негодование Сабатко.
– Саба, ты же знаешь, ракетчики в воде не тонут и в огне почти не горят, – закуривая, бодро ответил ему старлей. – У нас практически нет уязвимых мест. Ну, разве, говорят, что потенция быстро снижается. Но я, как-то, пока за собой такой беды не замечаю.
Сабатко открыл было свой рот. Старлей почувствовал, что он решил намекнуть на его непродолжительную службу в ракетных войсках и уже приготовился покарать болтливого наглеца. Но солдат, вовремя вспомнив недавно полученный техничный тычок в печень, передумал развивать опасную тему.
Пока солдаты нескольких батарей ракетной бригады, дислоцирующейся в городе Бендеры, умывались и стояли на утреннем осмотре, капитан Алмазов, старлей и рядовой Сабатко завтракали вместе с помощником дежурного по части. Наряд по столовой, не успевая вовремя накрыть столы, шумно суетился в зале. Все пять лет, проведённых в военном училище, старлей наблюдал аналогичную картину утреннего цейтнота в столовой. А зачастую, по очереди или вне очереди, был одним из главных её действующих лиц.
– Как там Гриня? Что врачи говорят? – тщательно пережёвывая сухую перловку, поинтересовался у старлея Алмазов.
– О, наконец-то, товарищ капитан решил вернуться из шахматного королевства на нашу грешную землю, – съязвил старлей.
– Считай, что мне стыдно. А всё-таки?
– К девяти нам надо быть в больнице. После обхода поймаем хирурга Женю и у него всё конкретно уточним. Юлька сказала, что ранение не тяжёлое. Операция прошла удачно. Она тоже обещала подойти.
– Зачем?
– Похоже, что Женёк – парень, шибко занятой и по пустякам, даже с такими хорошими ребятами, как мы с тобой, болтать не станет. Юля торжественно обещала призвать его к благоразумию и уделить нам несколько минут своего драгоценного времени, – вкратце пояснил старлей.
– Ну, тогда, ладно. А то я подумал, что мне уже пора готовиться в свидетели на чью-то свадьбу, – глядя с улыбкой на Сабу, пошутил Сергей.
– Зря, Серёга, смеёшься. Юлька оказалась очень достойной девушкой, – высказал своё мнение старлей. – И мой тебе совет, Саба, лучше невесты ты во всём Приднестровье не найдешь.
– Так мы же, товарищ старший лейтенант, сегодня уезжаем, – намазывая масло на хлеб, удивился солдат.
– Конечно, уедем. Далеко, далеко, аж на край света. А честная Юлька будет самоотверженно ждать, пока золотой парень Сабатко, после своего дембеля, напьётся с другом Гриней вдоволь пивка, налопается солёной рыбки и соизволит вернуться в Бендеры, чтобы осчастливить её предложением выйти за него замуж.
Саба ничего не ответил старлею. Ему, видимо, тоже понравилась симпатичная и не глупая городская девушка. Солдат, молча доел большой кусок белого хлеба с тонко, почти незаметно, размазанной по его поверхности, двадцатиграммовой порцией масла и первым вышел на улицу. Через несколько минут офицеры допили свой чай и вместе поднялись из-за стола.
Без пятнадцати девять они втроём подошли к приёмному покою городской больницы. Алмазов негромко постучался и открыл дверь. Старлей, почувствовав пропитанный медикаментами воздух, невольно испытал приступ лёгкого волнения. Как это ни странно, со вчерашнего дня, насыщенный запах лекарств стал ассоциироваться в его сознании с самыми тёплыми чувствами и приносить переполненной радостью душе ожидание приятной встречи.
Надежда, которую старлей, так упорно стремился похоронить на самом склеротичном участке своего разума, в Юлькином образе, сидела напротив незнакомой медсестры и о чём-то весело разговаривала. Юля была одета в приятной синевы джинсовое платье, короткие рукава которого позволяли хорошо рассмотреть красивые женские руки.
– Здравствуйте, – официальным тоном поздоровался Алмазов.
– Здравствуйте, Юля, – не замечая другую медсестру, улыбаясь девушке, сказал старлей.
– Привет, девчата. Как дела? – перепутав больницу с деревенским клубом, засвидетельствовал своё появление Сабатко.
Увидев знакомую компанию, Юлька искренне обрадовалась. Поздоровавшись, она представила мужчин своей подруге. И лишь когда очередь дошла до Алмазова, девушка, не зная имени капитана, смущённо запнулась.
– Сергей, – подсказал офицер.
– А это Светлана – моя напарница, – представила подругу Юлька. – Света, это те солдатики, о которых я тебе только что рассказывала. Они вчера к нам раненого привезли. Теперь ждут, когда Евгений Станиславович разрешит его забрать.
Юля сделала секундную паузу и, убедившись, что все вроде бы познакомились, предложила мужчинам чай.
– Нет, нет, спасибо, – на правах старшего по званию, отказался за всех Алмазов. – Мы уже и так очень сильно задержались. Нам бы побыстрее со своим раненым солдатом разобраться и в обратный путь двинуть.
Серёгин отказ расстроил Юльку. Она, видимо, надеялась на то, что у неё ещё получится пообщаться с новыми знакомыми в непринуждённой обстановке и, быть может, затягивая таким образом время, обмануть свою женскую судьбу и дождаться чуда.
– Вы посидите пока здесь, а я пойду, поищу Евгения Станиславовича, – накидывая на плечи белый халат, сказала медсестра и вышла.
Старлей подождал несколько минут и тоже вышел на улицу. Курить пока не хотелось. Но он всё-таки достал сигарету, прикурил её и глубоко затянулся. Металлический привкус во рту был настолько сильным, что даже едкий табачный дым не помог избавиться от ощущения только что съеденной железяки.
Вернувшись, Юля объяснила офицерам, что ей удалось уговорить хирурга и он, перед операцией, не против уделить им минут пять своего драгоценного времени.
– Он после обхода зайдёт в ординаторскую. Только всем со мной ходить не надо, – она достала из скрипнувшего дверцей одёжного шкафа ещё один медицинский халат. – Кто из вас пойдёт к Евгению Станиславовичу? – глядя на старлея, спросила девушка.
Алмазов взял из её рук халат.
– Идёмте, Юля.
Пока Серёга вместе с Юлькой выясняли у хирурга степень тяжести Грининого состояния и определялись с возможностью его дальнейшей транспортировки в место постоянной дислокации родной части, Светлана всё же уговорила не долго сопротивлявшихся старлея и Сабу выпить чаю. Солдат, с огромным удовольствием, продолжил уничтожать оставшееся со вчерашнего вечера абрикосовое варенье, а старлей, сделав несколько глотков, молча слушал, передаваемые по радио новости.
Минут через двадцать отправившиеся к Евгению Станиславовичу парламентёры вернулись.
– В общем так, врач сказал, что Гриню можно будет сегодня забрать. Но не раньше, чем в конце дня, ориентировочно, в часиков семь вечера, – огласил Серёга результаты проведённых переговоров. – Нудный он, всё-таки, мужик, этот Евгений Станиславович. Вроде молодой, а такой вредный. Юля, как вы его терпите, такого?
– Вы, Серёжа, абсолютно не правы. В нашей больнице его очень уважают, – назидательно ответила медсестра.
– Ничего не имею против, Юля. Раз уважают, значит, есть за что. Но и нас понять можно. Нам сейчас конкретика нужна. А он рассуждает вокруг да около.
– Серёжа, у вас какое образование? – расправив плечи и смешно задрав подбородок вверх, задиристым тоном поинтересовалась Юлька.
– Высшее военное. И что? – не желая уступать девушке инициативу в разгоравшемся споре, ответив, задал не обязательный вопрос Алмазов.
– А у него – высшее медицинское. Вот, что. И плюс, ещё огромная хирургическая практика, – продолжила Юлька развивать своё наступление. – Вы лучше занимайтесь себе службой, а Евгений Станиславович, без вашего критиканства, как-нибудь обойдётся.
Возбуждённый сделанным замечанием Алмазов, набрав в лёгкие побольше воздуха, приготовился, не менее остро, ответить строптивой девушке.
– Красивое у вас платье, Юля. Сами шили? – озвучил старлей первое, что пришло ему в голову.
Серёга шумно выдохнул. Задуманные им, в адрес медсестры, нелестные слова, так и не превратились в неприятные звуки. А Юлька, сразу же сменив гнев на милость, обвела мужчин посветлевшим взглядом и загадочно улыбнулась.
– С подругой вместе сшили. Она в ателье работает, – ответила довольная девушка на очень важный, как ей показалось, вопрос.
– Молодцы, хорошо получилось. Сразу видно, что не с китайской барахолки, – похвалил старлей.
Восстановивший своё душевное равновесие Алмазов, не желая тратить драгоценное время на пустую болтовню, подошёл к старлею и, отхлебнув из его чашки глоток остывшего чая, напомнил. – Топать пора. В часть ещё надо дозвониться, машину к выезду приготовить, стволы почистить, патронами, каким-то образом, не помешало бы разжиться. В общем, дел невпроворот, пошли, давай.
Первым из-за стола встал Сабатко. Варенья на дне стеклянной банки оставалось ровно столько, сколько было совести у простого деревенского парня, не страдающего лишними, для современного существования, комплексами. Здраво рассудив, что удовольствий, достойных его драгоценного присутствия, больше не предвидится, солдат был не против быстрее добраться до машины и, поизображав немного бурную деятельность, вздремнуть в кабине. За ним, опёршись обеими руками на столешницу, медленно, словно древний дед, поднялся молодой офицер. Старлею не хотелось уходить, но жизнь не придумала иного продолжения этой минуте.
Вежливо поблагодарив медсестёр за помощь и угощение, мужчины, попрощавшись до вечера, вышли из приёмного покоя и быстрым шагом покинули территорию городской больницы. Вернувшись в часть, они, без лишней суеты, распределили между собой обязанности и, договорившись встретиться к обеду у входа в солдатскую столовую, приступили к реализации намеченных планов. Алмазов отправился в штаб, чтобы оттуда, связавшись с дежурным по их родимой части, сообщить ему о вынужденной задержке и её причинах. Затем он собрался проявить свою воинскую смекалку и личную коммуникабельность, чтобы раздобыть у радушных коллег некоторое количество автоматных патронов. Пистолетные были не нужны.
Вообще, в армии, среди кадровых офицеров, к пистолету уже давно сформировалось больше ритуальное отношение, чем прикладное. Считается, что в условиях современного боя, из этой игрушки можно только застрелиться, дабы не попасть раненым в плен к жестоким врагам и не испытать мучительных пыток, сохраняя военную тайну перед героической смертью. И лишь в будущем, не связанном с армейской службой, научившись виртуозно владеть этим оружием, старлей по достоинству оценил боевые качества пистолета Макарова.
Старлей и Саба, с видом праздно гуляющих туристов, неторопливо поплелись в автопарк, позаботиться об оставленном там на ночь «Урале». Проверив все основные системы автомобиля и залив из канистр в бензобак солярку, они загнали машину на мойку. Старлей, решив, что сей почётный труд не достоин, хотя и маленьких, но всё же офицерских погон, тщательно отмыл испачканные чуть ли не до локтей руки и, присев не вдалеке на бордюр, принялся гвоздём выковыривать из под ногтей засевшую там грязь. Тем временем Сабатко, громко напевая какую-то застольную украинскую песенку, добросовестно полоскал железного коня.
За работой время прошло быстро. Закончив процедуру технического осмотра транспортного средства, они поставили «Урал» на прежнее место и, предупредив дежурного по автопарку о том, что ближе к вечеру заберут машину, через несколько минут были возле столовой. Алмазов подошёл раньше и уже ждал их, о чём-то весело разговаривая с помощником дежурного по части.
Пообедав, они вернулись в казарму, забрали из оружейной комнаты свои автоматы и, расположившись в коридоре возле окна, занялись их чисткой.
– Был у нас один солдат в части, – рассказывал Серёга. – Фамилия у него ещё была такая интересная, Стеля. Так, он умудрялся вычистить свой автомат за пять минут. И причём, на столько качественно, что я, когда проверял, даже в труднодоступных местах, спичкой, не находил грязи. Все бойцы сидят, ковыряются, а он, раз и уже балду валяет. Смотрю, оружие чистое, придраться не к чему. Вот и продолжалось это загадочное безобразие ровно до тех пор, пока я не решил за ним проследить. Ну, и, как вы думаете, в чём оказалась причина феноменального явления?
Версий, более или менее правдоподобно объясняющих необыкновенные Стелины способности, заинтригованным слушателям придумать не удалось.
– Фокус заключался в следующем, – продолжил детективную историю Алмазов. – Не в меру сообразительный товарищ солдат Стеля, брал автомат и топал с ним в умывальник. Там он открывал на всю катушку кран и струёй из шланга, без малейшего зазрения совести, под напором воды, мыл доверенное ему Родиной боевое оружие.
Дружный хохот, неожиданно раздавшийся в коридоре, заставил вздрогнуть затосковавшего на тумбочке дневального. Солдат выглянул в центральный проход и, с удивлением обнаружив, что не только в его части есть весёлые люди, снова вернулся в состояние ожидания далёкого дембеля.
Ни дневальный по батарее, ни старлей, ни Алмазов с Сабой, в этот момент ещё не знали, что час испытаний для города Бендеры и его жителей уже пробил. А им, обычным мужчинам в военной форме, придётся стать непосредственными участниками безумной трагедии и в полной мере разделить с горожанами весь ужас вражеского вторжения.
– Товарищ старший лейтенант, сколько сейчас время? – накручивая на ствол компенсатор, спросил Сабатко.
Старлей мизинцем испачканной в оружейном масле правой руки отодвинул левый манжет.
– Шестнадцать сорок четыре.
Спустя минуту, к городской типографии подъехал автомобиль марки «Москвич». Машина с номером 0104 РГ принадлежала республиканской гвардии. Майор Ермаков, прапорщик Грекул, гвардеец Кулаков и водитель Рябоконь приехали получить отпечатанную продукцию. Грекул и Кулаков быстро выскочили из машины и, не задерживаясь на улице, уверенным шагом вошли в типографию. Как только за ними захлопнулась входная дверь, на оставшихся в автомобиле майора и водителя неожиданно напали молдавские полицейские. Замкнутое пространство, фактор внезапности и численное превосходство нападавших не позволили им оказать достойного сопротивления. Их бесцеремонно разоружили и арестовали. Гвардейцы Кулаков и Грекул, сориентировавшись в обстановке, вовремя пришли на помощь своим боевым товарищам. Завязавшуюся перестрелку услышали местные милиционеры. На служебном автобусе наряд милиции поспешил к месту происшествия и, без предупреждения, был обстрелян полицейскими. Милицейский патруль был вынужден занять оборону и вступить в бой. Затем в район боестолкновения прибыли поднятые по тревоге бойцы батальона бендерской гвардии.
Так состоялась, коварно задуманная, подлая провокация, послужившая началом первого этапа «Троянского коня» – масштабной войсковой операции молдавских вооруженных сил, превратившей приднестровский город Бендеры в место кровавой бойни.
После первого выстрела, прозвучавшего возле здания типографии, уже никто в городе не смог бы, хотя бы приблизительно, сказать, какая по счёту пуля, в семнадцать часов сорок минут, унесла жизнь оператора бендерского кабельного телевидения Валерия Воздвиженского. Валера, исполняя свои служебные обязанности, снимал происходившие события. Он героически погиб с кинокамерой в руках.
Когда по местному радио в девятнадцать ноль ноль звучало обращение руководства Бендерского горсовета к конфликтующим сторонам с призывом немедленно прекратить огонь, рядовой Сабатко, сидя за рулём, направлял «Урал» в сторону городской больницы. Справа от водителя, молча, ехали капитан Алмазов и старлей. Они не знали, что на самом деле происходит в городе. Лишь противоречивые слухи, с быстротой звуковой волны распространявшиеся по чужой части, и поднятый по тревоге личный состав, свидетельствовали обо всей серьёзности создавшейся ситуации.
«Валить надо быстрее из города. Когда кругом идёт война, из-за нескольких дурацких выстрелов такого кипеша не поднимется. Значит, заворачивается что-то грандиозное. Надо срочно забирать Гриню и валить. Валить, пока ещё не поздно», – размышлял старлей, сдавливая до красноты ногтей цивьё зажатого между колен автомата.
– Слышь, Серёга, давай по быстрому берём Гриню и шпарим из Бендер, не разбирая дороги. Чует моё сердце, не к добру вся эта хренотень завертелась, – озвучил свои мысли старлей.
– Так и сделаем. Лишь бы врач разрешил.
– Не хрен никого спрашивать. Хватаем Гриню в любом состоянии и уезжаем.
– Ну, хорошо, а если помрёт по дороге солдат? Кто отвечать будет? – стараясь, как на шахматной доске, предугадать все возможные варианты развития сложившихся обстоятельств, спросил у младшего по званию, капитан.
– Ничего ему не будет. Довезём. Если до сих пор не умер, то за несколько часов езды уже не умрет, – начиная раздражаться, уговаривал Алмазова старлей.
– Всё, прибыли, – лихо затормозив, объявил Саба.
Офицеры, один за другим, выскочили из кабины и, закинув автоматы за спину, побежали в больницу.
Где-то вдалеке отчётливо раздавались частые звуки автоматных очередей.
По дороге офицеры разделились. Капитан Алмазов отправился за Гриней, а старлей в приёмный покой. Там Он надеялся застать знакомую медсестру и, во что бы то ни стало, выпросить у неё несколько ампул чего-нибудь обезболивающего, шприц и, на случай кровотечения, вату с бинтами.
Перед входом старлей мельком глянул на свои наручные часы. Девятнадцать часов двадцать минут показывали их стрелки.
В это же самое время министр внутренних дел Молдавии Анточ отдал приказ дополнительным силам Республики Молдова войти в приднестровский город Бендеры.
Через десять минут, из района северной части Варницы, в направлении центра города, выехали два автобуса с автоматчиками. По Кишинёвской и Каушанской трассам, громыхая гусеницами, шли бывшие советские танки Т-55, бронетранспортеры, военные тягачи тащили за собой артиллерийские орудия. Пробравшиеся в город заранее, под видом мирных граждан, молдавские снайперы и иностранные наёмники, засев на верхних этажах высотных зданий, хладнокровно вели прицельный огонь из снайперских винтовок по безоружным горожанам.
Старлей без стука распахнул деревянную дверь. За его спиной, метрах в двухстах, со стороны противоположной улицы, раздался выстрел. В следующую секунду тяжёлая снайперская пуля, отправленная неведомым стрелком в голову молодого офицера, жадно впилась в больничную стену. Выбитые страшным ударом куски кирпича и штукатурки, разлетаясь фонтаном в разные стороны, плеснули старлею в изумлённое лицо. Яркая вспышка ослепила глаза. Старлей отшатнулся назад и, потеряв равновесие, упал на спину. Больно ударившись позвоночником об автомат, Он нашёл в себе силы и, спасая свою жизнь, откатился в сторону.
Выбежавшую на порог Юльку Он не видел. Сквозь звон в ушах старлей услышал только её взволнованный голос. Даже смысла последних слов, сказанных девушкой перед смертью, не смог уловить контуженый мозг русского офицера.
Придя в себя, старлей протёр ладонью глаза и, размазав по лицу перемешанное с липкой кровью мелкое крошево, частично восстановил утраченное зрение. Первое, что Он увидел сквозь пелену оптического тумана, была петляющая на бегу человеческая фигура. Старлей с трудом перевернулся на живот и непослушной рукой достал болтавшийся за спиной автомат. Предохранитель вниз, щелчок, рывок затвором, хлёсткий лязг возврата.
«Прицелиться не успеешь. Огонь», – скомандовал боевой инстинкт.
– Товарищ старший лейтенант, не стреляйте! Это я, Саба! – надрывая голосовые связки, приближаясь, кричал рядовой Сабатко.
Помутнённое сознание офицера, с трудом преодолевая животный страх, вовремя остановило указательный палец правой руки.
– Ложись! В укрытие, солдат! Ложись! – не слыша собственный голос, орал старлей.
Фигура метнулась к ближайшему дереву и затаилась. Старлей глубоко вдохнул носом тёплый летний воздух, задержал его на несколько секунд в лёгких и резко выдохнул через рот. Проделав четыре раза знакомое по спортивным тренировкам упражнение, Он, как смог, сгруппировался и, напрягая волю, извлёк из собственных мышц жалкие остатки физической силы. Ему казалось, что Он не бежал, а плыл.
Миновав в полусогнутом состоянии полтора десятка спасительных метров, старлей упал за угол и прижался к стене. И в этот раз, судьба опять благосклонно пощадила его, но, не желая скучать без жертвы, прихватила жизнь ни в чём не повинной молодой девушки.
Немного отдышавшись, старлей, путём шевеления, изучил состояние собственных конечностей и, не обнаружив серьёзных повреждений, включил в мозгах процесс логического мышления.
«Как чувствовал, что влипнем», – трепыхнулась в голове первая мысль. «Стреляют с разных сторон. Выстрелы автоматные. Стрелков много. Похоже, в городе идёт бой. В меня лупанули один раз. Спасли промах и естественное падение. Второй выстрел попал в Юльку. Слишком точно и звук не такой, как у автомата, гораздо громче. Наверняка снайпер. Может быть, только ранил и ей ещё можно помочь. Саба за деревом. Не дурак, будет сидеть тихо. Так, остаются Алмазов и Гриня… Если парни выпрутся на улицу, как на Красную площадь, копай ямы и к гадалке не ходи. Надо их предупредить. Каким образом? Как же это сделать… Залезть в окно и по коридору в холл. Там, на выходе, встретимся», – прокачивал ситуацию старлей.
Раскатистый одиночный выстрел, аналогичный предыдущим, отчётливо вырвался из общей автоматной трескотни. Одновременно, со стороны центрального входа в больницу, раздался душераздирающий женский крик.
«Ну, и зверьё», – определив на слух направление стрельбы, всем своим существом возмутился старлей.
Офицер поднялся и, пригибаясь к земле, двинулся вдоль стены. Оружие Он держал наперевес и в любую секунду был готов бороться за свою жизнь. Окна первого этажа больницы располагались высоко. Оглядываясь вокруг, старлей заранее присмотрел пожарную лестницу и, решив, что с её помощью будет легче попасть в здание, пошёл к ней. Теперь, после убийства женщины на входе, ему было не обязательно срочно искать Алмазова. Серёга и сам должен догадаться, что происходит на улице. Старлей собирался изнутри найти путь в приёмный покой и втащить лежавшую на крыльце Юльку в помещение.
Подобрав в траве увесистый обломок красного кирпича, Он выбрал ближайшее, слева от лестницы окно и, размахнувшись, совершил поступок, который в мирное время, несомненно, был бы признан хулиганским. Остальное было делом детской техники. Через минуту старлей вбежал в знакомый кабинет и, опустившись на четвереньки, пополз мимо окна к распахнутой настежь двери.
Девушка, с разбросанными в стороны руками, неподвижно лежала на спине. Её неестественно запрокинутая назад голова, перевалившись через деревянный порог, находилась внутри. Всё остальное тело оставалось снаружи.
Подхватив медсестру под мышки, старлей, двумя сильными рывками, затянул её в небольшой коридорчик, а затем, подняв на руки, аккуратно перенёс в приёмный покой. Выбрав не простреливаемый сквозь оконный проём участок комнаты, Он опустил её на пол и только в этот момент окончательно осознал, что Юлька мертва. С левой стороны её груди белый медицинский халат обильно пропитался ещё не остывшей кровью. Снайперская пуля попала в сердце. В её широко открытых глазах не было ни боли, ни страха. Лишь искреннее удивление застыло в последнем взгляде на мир.
Дикая первобытная ярость вспыхнула в мужчине и, мгновенно испепелив все остальные человеческие чувства, оставила в его помутившемся сознании одно единственное желание – жестоко отомстить неизвестному стрелку.
Странным образом в памяти возникли кадры из увиденного в глубоком детстве художественного фильма об индейских войнах. Старлею захотелось сбросить с себя стеснявшую его одежду, взять в руки тяжёлый боевой топор и крушить всё на своём пути до тех пор, пока остро заточенное лезвие не застрянет в черепных осколках головы подлого убийцы.
Он не помнил, как долго всматривался в погасшие Юлькины глаза. Минуту, две, три… Звон оконного стекла, грохот разлетевшейся по кабинету штукатурки и жуткий визг срикошетивших от противоположной стены пуль вернул офицера к реальности происходивших событий.
– Я обязательно тебя найду, сволочь, – пообещал старлей находившемуся в засаде стрелку.
Затем Он огляделся вокруг и пополз к письменному столу. Не поднимаясь, дотянулся рукой до его поверхности и, взяв на ощупь замеченные ножницы, вернулся к погибшей девушке. Срезав с её головы локон волос, старлей связал его по середине тугим узелком и бережно засунул во внутренний карман. Зачем Он это делает, старлей не знал. Наверное, для того, чтобы не струсить, выполняя своё обещание.
Как и предполагал, с Алмазовым и Гриней Он встретился в коридоре первого этажа. Серёга, стоя на одном колене, держал под прицелом автомата вход в больницу. А Гринченко, с его пистолетом в здоровой руке, стоял рядом. Позади них шумно толпились не знакомые ему люди.
Заряженный ненавистью, старлей, не пригибаясь, перебежал оборудованное окнами пространство холла.
– Ты Сабу видел? Где он? – сразу спросил его взволнованный Сергей.
– Во дворе, за деревом, ждёт от министра обороны письменного приказа о переходе в наступление. Собрался идти в атаку, но без разрешения не может, – с горькой иронией в голосе, нервно съязвил старлей.
– А серьёзно? – не отрывая щеки от приклада, спросил капитан и добавил. – У тебя вся морда в крови.
– Юльку застрелили, ту медсестру, с которой ты к хирургу ходил, – поделился трагедией старлей.
Алмазов, видимо, ещё не в силах переварить в своей шахматной голове неожиданно завертевшиеся события, не находил нужных для дальнейших расспросов слов.
– Снайпер, наверно, – тихо, словно сам себе, прошептал старлей и, ударив прикладом автомата в стену, заорал. – Убью гада! Серёга, я убью его!
Конечно, Сергей тогда понимал, что ничем не поможет старлею справиться с истерикой и продолжал молчать. Испуганная толпа, освободив пространство разъярённому офицеру, откатилась в глубь больничного коридора. Но через несколько секунд, будто перепуганное волчьим воем стадо овец, снова прижалась к троим вооружённым мужчинам.
Старлей не уставал громить крашенную масляной краской штукатурку. Молодой организм и тренированные мышцы ещё долго могли бы сокрушать всё вокруг. И если бы таким образом было возможно вернуть Юлькину душу в остывающее на полу приёмного покоя изуродованное пулей тело, старлей, орудуя только одним автоматом, снёс бы до основания больничное здание.
«Время. Сменит позицию, и ты его не найдёшь», – остановила старлея изощренная мысль.
– Слышь, Сергей, я сейчас пришлю к тебе Сабу. Подождите меня до пяти утра. Если не вернусь, выбирайтесь из города и возвращайтесь в часть. Я сам доберусь. И, на всякий случай, жене скажи, что я не был говнюком. Мать с отцом и так знают.
– Может не стоит? Ты же не в Рязани на спецназовца дрессировался, – не нашёл другого аргумента Алмазов.
– Я в Казани учился. Серёга, просьба есть, дай гранату. У меня больше нет, а у тебя в подсумке до сих пор две штуки за чужими жизнями скучают.
Алмазов, молча достал ручной эквивалент артиллерийского снаряда и протянул его старлею.
– Граждане хорошие, подскажите, пожалуйста, где в этом пристойном заведении, возможно, отыскать крантик, из которого течёт обычная питьевая водичка?! – взяв у капитана гранату, с одесским говором, громко обратился к испуганным людям старлей.
– Пойдёмте со мной, – пригласил стоявший в первом ряду пожилой мужчина.
Толпа, расступившись, пропустила проводника с его озверевшим спутником.
Старлей тщательно умыл посечённое лицо, затем, обхватив пересохшими губами давно потускневший бронзовый кран, долго вливал в себя живительную влагу. Каждый сделанный глоток доставлял ему удовольствие.
«Побриться бы», – глянув в засиженное мухами зеркало, подумал офицер и сразу забыл не во время заскочившую мысль.
Обтерев о штанины мокрые ладони, Он вынул из кармана сигарету и, присев на корточки, закурил. В контуженой голове, не переставая, звучал маленький рыбацкий колокольчик. Старлей, не слыша собственного голоса, монотонно мычал ему в такт.
Истлевший до фильтра окурок больно обжёг пальцы. Мрачное действо, больше походившее на древний шаманский ритуал, чем на обычный перекур, прекратилось. Вернувшийся к реальности офицер отбросил в сторону горячий уголёк и решительно поднялся. Задуманная акция справедливого возмездия, снова завладев его сознанием, двинула старлея на поиски своего врага. Подняв прислонённый к кафельной стене автомат, старлей решительно сделал первый шаг по тропе войны, которая, в конце концов, приведёт его к затаившемуся снайперу.
– Я пошёл, – минуя Алмазова, бесцветным голосом сообщил ему старлей.
– Зря не рискуй, – услышал Он вслед.
Проделав обратный путь, старлей выпрыгнул из окна и снова оказался на улице. Управляющий офицером боевой инстинкт мгновенно толкнул его на землю и, придав телу положение для стрельбы лёжа, позволил мозгу приступить к анализу окружающей обстановки.
С разных сторон отчётливо доносилась беспорядочная стрельба. Её интенсивность периодически усиливалась, а затем, будто достигнув максимального уровня огневой мощи, постепенно скатывалась до редких одиночных выстрелов. Где-то далеко справа, ощутимо выделяясь на общем звуковом фоне, необычно длинными очередями грохотал крупнокалиберный пулемёт. Старлей не знал, что это один из первых, ворвавшихся в город молдавских бронетранспортёров, лупит прямой наводкой по казармам Бендерского батальона республиканской гвардии. Однако Он уже не сомневался в том, что на территории, ещё совсем недавно мирного города, идут самые настоящие уличные бои.
Он решил не рисковать жизнью смелого солдата. Выждав, когда стрелковая трескотня в очередной раз достигла своего апогея, старлей выбрал кружной, но более безопасный маршрут и, скрываясь за высоким кустарником, сам пополз к тому дереву, за которым рядовой Сабатко нашёл для себя временное укрытие.
– Пока вас дождался, чуть деревянным не стал, типа Буратины, – упрекнул его за вынужденное бездействие Саба.
Старлей, сигнализируя солдату, открытой ладонью прикрыл себе рот. Сабатко догадался и, вопросительно глядя на офицера, замолчал. Старлей подполз ближе и, прижав свои губы к его уху, зашептал:
– Хорошо, что гвоздик вместо носа не вколотили. Слышь, Саба, здесь где-то снайпер недалеко засел. Схожу, познакомлюсь с ним. А ты, давай в больницу к Алмазову с Гриней. В конце стены, на первом этаже, есть разбитое окно. Парни центральный вход держат. Шуруй к ним.
Саба отрицательно замотал головой и, напрягая мимику, одними губами изобразил:
– Не, я лучше с вами.
– Я не предлагаю тебе, а приказываю, – соблюдая выбранную технику общения, надавил старлей.
Саба, не двигаясь с места, обиженно молчал.
– Дай штык-нож, – попросил старлей у солдата.
Сабатко достал из ножен штык-нож и, рукоятью вперёд, протянул холодное оружие офицеру.
– Не выдали нам ножики, – посетовал старлей. – А зря, теперь может и пригодиться.
Щелчок и тяжёлый нож, примкнутый к специально предназначенным пазам под стволом автомата, превратился в грозный штык.
– Солдат, тебе приказ ясен? – командирским тоном тихо спросил старший лейтенант.
Саба, отвернув голову, продолжал упрямиться.
– Ну, как хочешь. Вернусь, накажу.
Старлей резко откатился в сторону и пополз в направлении примеченной им девятиэтажки. Уверенности в том, что снайпер устроил свою позицию именно там, не было. Предчувствие, обострённое экстремальной ситуацией, и логическое мышление, указывающее на самое высокое здание в районе, двигали офицера к жилому девятиэтажному дому.
Решив подобраться к нему с торца, Он, по ходу своего движения, забирал далеко вправо. При этом старлей старался ползти так, чтобы через каждые десять – пятнадцать метров обязательно оказаться за каким-нибудь укрытием. От бетонного столба к тополю, дальше к киоску, затем вдоль фундамента невысокого заборчика к другому дереву.
Добравшись до строения, напоминавшего трансформаторную будку, Он остановился передохнуть. За несколько минут было необходимо успокоить ощутимо сбившееся дыхание и визуально наметить следующий отрезок рискованного пути.
«Пока везёт», – подумал старлей.
Раздавшийся одиночный выстрел знакомым звуком подтвердил его мысль.
Определив на слух по направлению выстрела место положения стрелка, старлей почти не сомневался в правильности своей изначальной догадки. Кто-то ценой своей жизни заплатил за эту подсказку.
«Опять кого-то грохнул, сволочь», – заключил озлобленный офицер.
В тот момент Он был единственным во всём городе воином, который вычислил хладнокровного убийцу и, не имея необходимого опыта, принялся охотиться за ним. Первый раз в своей короткой жизни старлей во что бы то ни стало стремился найти и убить человека. Неутолимая жажда справедливой мести, безраздельно завладев его рассудком, властно толкала молодого мужчину на смертельный поединок с коварным врагом.
Перед очередным броском старлей тщательно высматривал подходящее для скрытного наблюдения место. Очень важно было занять позицию таким образом, чтобы крыша многоэтажки находилась к ней под максимально острым углом. Тогда у него был шанс, оставаясь не замеченным сверху, самому видеть все подъезды и окна опасного дома.
Детская площадка с красивым игрушечным домиком, ярко выкрашенным в зелёный цвет, сразу привлекла внимание офицера. Деревянная хатка, сделанная по подобию сказочной избушки Бабы Яги, вместо огромной куриной лапы, была установлена на толстенное, но невысокое бревно. Не обнаружив в пустынном дворе ничего лучшего, Он быстро пополз к домику. Забравшись под него, старлей приготовился к бою и замер.
Первоначальная цель была успешно достигнута. И только тогда Он ясно осознал, что совершенно не представляет, как ему действовать дальше. До сих пор слепая ярость, управляя старлеем, предавала ему силы. Теперь же нужен был реальный боевой план. А для этого необходимы были специальные знания и навыки, которых, применительно к ситуации, у него, к сожалению, не хватало. Старлей был ракетчиком, старшим оператором пусковой установки, а не охотником за вражескими снайперами. И, естественно, не имел никакого понятия о тактических действиях снайпера в уличном бою.
Время шло. Самодовольный мозг, упрямо не желая признаваться в собственной беспомощности, безрезультатно трудился над созданием гениального стратегического замысла. Однако все предложенные им сценарии больше подходили для съёмок высокобюджетного фантастического боевика о звёздных войнах, чем для возможного применения на практике. Единственное, чем полезным отличилось содержимое черепной коробки – это неожиданным воскрешением в памяти просмотренного в видеосалоне американского фильма о снайпере с одноимённым названием.
Образ главного героя, показанный режиссёром в кинокартине, своим профессионализмом не оставлял старлею абсолютно никаких шансов на победу. Даже удачное стечение обстоятельств, способное совершить чудо, исключалось, как несбыточная надежда. Но то, что старлей вспомнил о втором номере боевого расчёта, который обязательно должен работать в паре со снайпером и, дополнительно отслеживая подступы к оборудованной позиции, прикрывать его от внезапного нападения, было очень важным и действительно имело прикладное значение.
Тогда за посещение полуподвального помещения с обшарпанными креслами, цветным телевизором и видеомагнитофоном, Он заплатил один рубль и не пожалел. Кино понравилось молодому лейтенанту. А, казалось бы, ерундовой на экране, такая мелочь, как вооруженный автоматическим оружием напарник снайпера, на деле превратилась в труднопреодолимое препятствие с неизвестной категорией сложности.
Стало очевидным, что честная драка один на один досрочно отменяется. Чтобы не заметно подкрасться к страхующим друг друга врагам, нужна была шапка-невидимка. А старлей, не рассчитывая влипнуть в подобную историю, в целях экономии семейного бюджета, не удосужился купить у старика Хотабыча сей замечательный головной убор.
«Итак, что имеем?» – мысленно спросил сам себя старлей и приступил к ответу. «Вариантов, как всегда, много. Только результат у всех корячится печальный. С какой стороны не лезь, везде стопроцентная задница. Конечно, этот гад, может быть, и без автоматчика. В конце концов, это же молдаванская армия, а не американский спецназ. Но ломиться наобум нельзя. Второй попытки не будет. Разве что после реинкорнации или всеобщего воскрешения».
Постепенно инстинкт самосохранения, потревоженный близкой опасностью, задавил губительные эмоции и, передав здравому смыслу контроль над взбунтовавшимся человеком, приготовился защищать доверенное ему тело.
«Надо ждать. Позиция хорошая. Если они не альпинисты, то я обязательно их дождусь», – принял решение старлей.
А ждать Он умел, как это умела его нежная мать.
«Попробуем, кто кого перетерпит», – окончательно уговорил сам себя старлей.
И терпеть Он умел тоже. Это полезное качество досталось ему от воинственного отца.
Летом на юге темнеет поздно. Самым красивым из многочисленных звуков, заполняющих акустическое пространство летней ночи, старлей считал трель дикого сверчка. Домашние, по вполне понятной причине, ему нравились меньше. Поселившись без спроса в квартире, это музыкальное насекомое, в поисках признания собственного таланта, может вывести из равновесия нервную систему любой прочности. И никакие меры, кроме жестокого химического отравления, не способны прекратить ночные выступления бессовестного скрипача.
Сверчки молчали. Разрывы артиллерийских снарядов и повсеместное, как при землетрясении, содрогание почвы напугали бедолаг, вынудив временно отложить запланированную к исполнению концертную программу.
«Гаубица», – верно определил старлей. – «Охренеть можно. Долбят, из чего попало».
Автоматы, гранатомёты, крупнокалиберные пулемёты, пушки танков, разрушая и убивая, неумолимо терзали несчастный город. Бендеры горели. На стенах девятиэтажки, за которой пристально наблюдал притаившийся под детским домиком офицер, тускло отражаясь во тьме, плясали огненные блики быстро размножавшихся пожаров. Тревожный вой автомобильных сирен, вырываясь из общего грохота, озабоченно носился по пустынным улицам. Судя по всему, это городские пожарные, не обращая внимания на смертельную опасность, в боевой обстановке героически выполняли свой служебный долг.
Нависавшее сверху основание спасительной избушки значительно ограничивало вертикальную видимость. Но рисковать жизнью и ради любопытства высовываться из своего укрытия старлей не собирался.
«Лучше самому застрелиться. Не так обидно будет», – резонно рассудил Он.
Приходилось довольствоваться распознаванием звуков и, напрягая фантазию, на слух определять их принадлежность. За этим вынужденным занятием старлей не сразу уловил просочившийся из подсознания информационный сигнал. Что-то изменилось в окружающей обстановке. И это изменение не было случайным.
«Темнее стало», – только после того, как во дворе погас ещё один уличный фонарь, догадался старлей.
Затем, с коротким промежутком, потухли и остальные. Два хлопка и две лампы. Сомнений быть не могло. Кто-то специально затемнял близлежащую территорию.
От этой мысли сердце старлея, будто в бубен, бухнуло в грудину, а по всему его телу пробежала мелкая дрожь. Левая рука, вцепившись в цевьё автомата, приподнялась на локте. Правая, сжав рукоятку, вдавила приклад в плечо. Глаза, пытаясь уследить за всеми подъездами и окнами нижних этажей дома напротив, как взбесившийся маятник настенных ходиков, забегали из стороны в сторону.
«Вот, похоже, и дождался волк козлят», – стараясь подавить закипавшее внутри волнение, подбодрил сам себя молодой офицер.
Напряжение нарастало. Он чувствовал, что ещё немного и те потайные крючки, на которых держится психика каждого здорового человека, безвольно разогнутся в его голове.
«Ты, чё трясёшься, как девственница перед шишкой», – возмутилось личное мужество. «Раз, два – отстрелялся. Три, четыре – победил».
Помогло. Дыхание слегка выровнялось. Бесконечный внутренний диалог временно приостановился. Болтливый двойник, не собираясь рисковать мозгами, в которых он постоянно копошился, доверил безымянной пустоте расхлёбывать опасную кашу. А та, не выпячивая своего божественного происхождения, скромно, со всей присущей ей ответственностью, грамотно взялась за общее дело.
В отполированной до зеркально блеска спасительной пустоте старлей заметил, как из ближнего к нему подъезда показался человеческий силуэт. Огонь, полыхавший в городе пожарищ, был скорбным союзником терпеливого офицера. Пламенные блики, шаловливо разбавляя летнюю темень, позволяли наблюдать старлею за появившимся из дома человеком. Тот, сделав несколько шагов вперёд, опустился на одно колено и, озираясь по сторонам, поднял вверх левую руку. В другой руке он держал оружие.
«Сигнал подаёт, урод. Значит, всё-таки, их, как минимум, двое», – поглаживая указательным пальцем спусковой крючок автомата, прокомментировал для себя старлей и не ошибся.
Через несколько секунд ещё одно вооружённое приведение, явно стараясь оставаться не замеченным, выплыло на улицу из того же подъезда.
«Огонь!» – скомандовал старлею голос бывшего командира курсантского взвода капитана Беляева.
Пять коротких и две длинные очереди, прицельно выпущенные старлеем из автомата, одна за другой, почти без интервалов, полетели в указанных мушкой и целиком направлениях. Страшные призраки, соблюдая установленную старлеем очередность, будто сбитые тяжёлым шаром кегли, лениво повалились на осквернённую ими же землю.
«А вдруг, это не они?» – спросил у старлея первый в его армейской жизни командир.
«В таком случае, товарищ капитан, не хрен им было с оружием по городу шариться», – мотивировал убийство озлобленный офицер.
Старлей не ошибся. Снайперская винтовка Драгунова, валявшаяся рядом с одним из убиенных, подтверждала справедливость свершённого им возмездия.
XII
– Споки ноки, охрана, – на выдуманном быстро деградирующей молодёжью, вместо русского, языке, важно попрощалась Ирочка.
– Будьте добры, переведите, пожалуйста, – сделав вид, что не понял пожелания спокойной ночи, переспросил охранник.
– Тупой или прикидываешься? – грубо уточнила женщина и, хлопнув входной дверью, покинула до утра место любимой работы.
Очередной рабочий день в торговом доме «Илант» успешно завершился. На фоне приходивших в упадок заводов и фабрик, нечистоплотная деятельность его предприимчивых хозяев, стабильно приносила ощутимую прибыль. Однако работники, которых господин Фишман безосновательно считал балластом фирмы, но почему-то не мог без них обойтись, продолжали исполнять свои обязанности за виртуально начисляемую заработную плату. В отличие от продавцов, бухгалтера и ещё нескольких финансовых фокусников, охранники, уборщицы и прочие маленькие, но гордые люди, с наивностью бывших советских граждан, трудились абсолютно даром.
«Похоже, обиделась принцесса», – доставая из спортивной сумки толстую книгу, справедливо предположил охранник.
Время было позднее. Деловая Ирка, затеяв после обеда внеплановый переучет товаров, задержалась и ушла из здания последней. В процессе своей бурной деятельности Ирочка не раз появлялась в коридоре и, загадочно улыбаясь, уточняла у охранника, кто ещё кроме неё, не считаясь с личным временем, присутствует на рабочем месте. Наконец, узнав, что последний специалист по возрождению репрессированного революционным движением российского капитализма удалился, заботливая продавщица предложила охраннику принять участие в чайной церемонии. Но гулявшее по безлюдному зданию эхо, подхватив коварные нотки её томного голоса, чем-то насторожило свободного на всю ночь молодого мужчину. Старлей не придумал ничего лучшего и, сославшись на почти смертельные боли в испорченном армейской диетой желудке, вежливо отказался. Задуманный хорошо приспособленной к современной жизни Ирочкой хитрый план, вместе с потраченным на бестолковый переучет временем, полетел под хвост к наглому Душману. Толстый рыжий кот, занимавший статус местного любимца, но не имевший никакого отношения к борьбе непокорного афганского народа за собственную независимость, от сего случайного обстоятельства дискомфорта не испытал. Напротив, старая швабра, которой знакомый человек, вместо внутреннего замка, заблокировал деревянную дверь, вызвала прилив искреннего кошачьего восторга. А радовался высокомерный Душман не часто и только по очень вескому поводу. Прекращение доступа посторонних существ на давно и качественно помеченную территорию послужило коту долгожданным сигналом к приближающемуся ужину. Появившийся вслед за никчёмной книгой целлофановый пакет с общаковской пищей не обманул его, вполне обоснованных, ожиданий.
– Ну, что, Дух, перекусим, на ночь глядя? – разворачивая еду, предложил шерстяному напарнику охранник.
Кот, с трудом сохраняя собственное достоинство, сразу принял это вполне нормальное, а с его точки зрения, даже обязательное приглашение. Протяжное, во всю лужёную глотку мяуканье, в полной мере соответствовало степени тигриного аппетита вечно ненасытного Душмана.
«Сам голодай, а меня выручай», – читалось в его бессовестном взгляде.
– Посмотрим, что нам с тобой сегодня перепало, – раскладывая на столе деликатесы, издавал совсем не относящиеся к делу звуки медлительный человек.
Душман, нервно помахивая пушистым хвостом, вынуждено отирался о длинные лапы большого, но уродливо устроенного типа. Однако уже через несколько секунд запах солёного сала, предназначавшегося к варёной картошке, и пирога с рыбой легко затянул рыжего Духа прямиком на богато сервированный стол. Там, где у кота была гордость, мгновенно образовался алчный желудок. С невинным видом, совершенно милый котик присел на краешек столешницы и, придурковато хлопая хитрющими глазами, потянулся грязной лапой за куском желанного пирога. Но задуманный Душманом произвол не удался. Попытка не санкционированного хищения изысканных блюд была аргументировано пресечена их обладателем.
– Сейчас получишь по наглой рыжей морде, – аккуратно сталкивая кота на пол, ласково предупредил не спешивший честно поделиться общими благами бесхвостый тип.
Оказавшись на уровне крашенного плинтуса, возмущённый Душман вновь воспользовался своей способностью издавать необычайно высокие звуки и немедленно потребовал демократической справедливости. Его усилия, материализовавшись в ломтик ароматного сала, не прошли даром. Ещё два кусочка качественно просолённой свинины и приличная пайка запечённой рыбы вернули Душману чуть было не утраченную веру в обязательное торжество собственной наглости. Вся невкусная картошка и остатки рыбы в пресном тесте достались во время исправившему своё нехорошее поведение охраннику.
Насытившись, Душман довольно мурлыкнул и, потеряв всякий интерес к дальнейшему общению с человеком, важно удалился по своим загадочным делам. А старлей, оставшись в одиночестве, открыл роман и за чтением «Наследника из Калькутты» продолжил ужин.
Была прочитана почти половина этой интересной книги с необычной судьбой. Издание, которое Он читал, являлось уже девятым по счёту на русском языке. В своём предисловии её автор Роберт Александрович Штильмарк писал, что роман создавался им во время продолжительной экспедиции в суровое Заполярье. И, что там, на далёкой северной новостройке, при свечах и керосиновом светильнике, на крошечных листках почтовой бумаги была написана эта увлекательная приключенческая история. А первыми читателями романа, по мере его написания, были товарищи автора по экспедиции, которая, выполняя задания партии и правительства, самоотверженно продвигалась в глубь тайги и болотистой тундры.
Всё это Роберту Александровичу пришлось выдумать ради первого издания «Наследника из Калькутты». Роман действительно был создан им в глухой заполярной тайге. Однако не в качестве члена экспедиции довелось ему попасть на крайний север. Штильмарк был арестован за антисоветскую болтовню и, несмотря на личные заслуги во время войны, его несправедливо осудили и на долгих десять лет лишили свободы. В зоне на чердаке лагерной бани писалась эта книга. Угрюмые зеки, а не молодые комсомольцы – добровольцы первыми знакомились с содержанием её таёжного варианта.
Начав с краткой истории «Наследника», старлей сразу проникся уважением к его автору и принялся за чтение захватывающего воображение литературного произведения. Уже третье дежурство Он мысленно погружался в историческую атмосферу прошлых столетий и вместе с главными героями романа переживал их необыкновенные судьбы.
Дочитав до того места, в котором повествуется о колониальных войнах на территории современных Соединённых Штатов Америки, старлей обратил внимание на, казалось бы, сугубо справочную информацию. Он и раньше знал, как европейцы беспощадно истребляли доверчивых и честных индейцев, как, спаивая их вождей, гнусным обманом вытесняли целые племена с плодородных земель и охотничьих угодий. Но вот то, что англичанин Уильям Пенн приобрел у индейцев всю территорию штата Пенсильвания за несколько десятков долларов, а голландский купец Минюйт выменял у них весь остров Манхэттен на товары общей стоимостью в двадцать четыре доллара, было для старлея новостью.
«Подумать только! За двадцать четыре паршивых бакса выдурить сорок две тысячи акров земли, на которой теперь располагается Нью-Йорк!» – оторвав глаза от недочитанной страницы удивился старлей.
«Хотя, если разобраться, то с нашей страной сейчас происходят не менее драматические события. Все, как помешались на зелёных бумажках с портретами американских президентов. Оказалось, что воспитанный советской системой народ, на деле мало, чем отличается от диких индейских племён. А предприимчивым Пенну и Минюйту, даже во сне не могли присниться афёры такого грандиозного масштаба, которые замутили и успешно проворачивают Гайдар с Чубайсом», – провёл Он в чём-то схожую историческую параллель между двумя континентами.
«Выходит так, что многочисленные потомки ковбоев и квакеров решили не отставать от своих легендарных предков и, уже в конце двадцатого века, на досуге, занялись одурачиванием затюканных собственными вождями славянских племён».
Старлей достал из кармана сигарету и вышел на крыльцо.
«Ну и кто в этом виноват? Каких правителей мы достойны, таких и имеем», – подвёл Он неутешительный итог собственным размышлениям.
Запрокинув голову вверх, Он прищурил сонные глаза и медленно потянул ноздрями свежий весенний воздух. Останавливаться не хотелось. Лишь ограниченный объём человеческих лёгких вынудил его переключиться на обязательный выдох.
«Вдохнул, выдохнул, забалдел. Оригинально. Уже начал ловить удовольствие от естественных процессов. Похоже, что в режиме тотальной нищеты сами по себе раскрываются интересные способности. А, может, всё гораздо проще? Пора мыться, бриться и топать в дурку, сдаваться», – оценил Он свои новые ощущения.
Мрачная мысль, штормовой волной рухнув на маленькую душевную радость, жестоко растворила в проблемах слабенький фрагментик доброго чувства. Рука с сигаретой привычно потянулась к губам. Неровные кольца дешёвого табачного дыма медленно поплыли в ночное небо. Им, бессильным, не суждено было подняться к звёздам. И даже лампа уличного фонаря являлась для них не достижимой вершиной.
Появившаяся на противоположной стороне безлюдной улицы девушка сразу привлекла, обострённое недавними событиями, внимание охранника. Она не приближалась из далека постепенно, а как-то сразу, выскочив из двора расположенных напротив хрущёвок, уверенно шла в направлении торгового дома. Охранник собрал в кучу рассеянный поздним временем тонус и, зацепив незнакомку боковым зрением, продолжил развлекаться сотворением дымовых баранок. Не оглядываясь по сторонам, девушка перешла проезжую часть, поднялась по ступенькам на крыльцо и, демонстративно игнорируя ночного сторожа, распахнула входную дверь.
Старлей, сохраняя спокойствие, не стал препятствовать посетительнице. Серьёзной опасности для него и охраняемого им здания визуально прощупанный объект недозрелого женского пола представлять не мог. Зато наблюдение за развитием не стандартной ситуации помогло охраннику временно избавиться от скучного безделья.
Докурив сигарету, старлей плюнул вслед брошенному на тротуар окурку и, готовясь к серьёзному разговору с нарушительницей распорядка работы торгового дома «Илант», отправился на своё рабочее место. И уже с порога Он, к своему большому удивлению, обнаружил факт бесцеремонного присвоения, доверенного ему щедрым руководством стула.
«Так, значит, доэкспериментировались, товарищ старший лейтенант запаса. Посторонний человек на объекте, инвентарь узурпирован, боевая задача на грани срыва. Оценка вам за несение караульной службы – неудовлетворительно», – разглядывая девчонку, мысленно иронизировал старлей.
– Ну, и чё ты на меня уставился, как баран на новые ворота? Девушку что ли никогда не видел?
«Ни хрена себе заявочки», – возмутилось в старлее чувство собственного достоинства.
– Доброй ночи, если вы не приведение, а девушка. Тогда, наверное, вы просто ошиблись адресом и заблудились. Это не ночлежка, а торговый дом, к вашему сведению, – разъяснил Он официальным тоном.
– Ой, ой, ой, надо же, какого дрессированного пёсика Фишман у себя на цепи посадил! Кстати, я к нему пришла. Где эта бессовестная скотина? Эй, Фишман, сволочь, выходи, подлый трус! – неожиданно расшумелась девушка.
В её, как уже успел заметить охранник, нетрезвом голосе звучала угроза.
«Во, попал, везунчик. Этой пьяной истерички мне для полного счастья как раз и не хватало. Надо было её на входе тормозить. Теперь замучаешься выпроваживать такую дуру», – резонно рассудил Он.
Затем Он подошёл к хулиганке и, скрестив руки на своей груди, изобразил строгость на, ещё не зажившем после жестоких побоев, лице. Ей пришлось поднять свои помутнённые алкоголем глаза и уже снизу вверх смотреть на серьёзного мужчину.
– Значит так, подруга, давай успокаивайся и веди себя прилично. Семёна Иосифовича здесь нет. Рабочий день давно закончился.
Старлей глянул на часы.
– Первый час ночи уже. Иди домой, отоспись и приходи к нему завтра, – предложил Он.
– Никуда я не пойду, – категорично заявила девушка. – Погоди, погоди, – на её раскрашенном по-взрослому, почти детском лице, появились редкие морщинки. – Слушай, а не ты ли тот крутой охранник, который недавно накатил пацанам из нашей моталки?
Вопрос заинтересовал старлея.
– С чего ты взяла? Об этом в газетах, вроде, не писали, – подстегнул Он к продолжению завязавшийся разговор.
– Ага, и по телеку тоже не показывали, – девушка утвердительно мотнула головой. – Просто, Сургуч с Пугой хвастались, что чуть ли не с чемпионом мира по боксу перемахнулись. Он, типа, в «Иланте» охранником работает. А после старшаки его за это конкретно грохнули. Ну, и они сами собираются ещё отомстить. Говорят, что сто пудово ему в башке копилку сделают.
«Как в сказке, блин. Чем дальше, тем страшней», – невольно представив себя дебилом с пробитой головой, подумал старлей. А вслух спросил – Я тут, по-твоему, каким боком?
Девушка загадочно улыбнулась.
– Это торговый дом «Илант», – снова мотнув головой, констатировала Она.
– Факт, – подтвердил старлей.
– Ты – охранник.
– Допустим.
– И морда у тебя разбита, – поставила Она победную точку.
– У тебя детективы писать хорошо получилось бы. Агата Кристи, случайно, не твоя родственница?
– Хватит прикалываться. Лучше угости даму пивом, – кокетливо растягивая слова, предложила она.
– Тебя как зовут, красавица? – наконец-то старлей решил выяснить имя своей собеседницы.
– Айгуль. Ну, так как насчёт бутылочки пива, а, мужчина?
– От пива, будешь видеть криво, – ради приличия старлей немного перефразировал популярную в народе поговорку.
– Фу, грубиян, – стандартно отреагировала девушка.
– Если хочешь, могу чаем напоить, – предложил охранник безалкогольную альтернативу.
Айгуль недовольно скривила юное личико. Затем, немного подумав, согласилась.
– Давай свой чай, жадина.
Старлей достал из пакета маленький кипятильник в синем пластмассовом футляре, легендарный гранёный стакан и завернутую в бумагу заварку. Спустя несколько минут, вода, налитая из пластиковой бутылки, превратилась в полноценный кипяток. Щепотка чаинок, брошенных им на поверхность горячей жидкости, завершила нехитрый процесс приготовления самого распространённого в мире напитка. При этом журнал приёма и передачи дежурств, как обычно, добросовестно послужил прототипом крышки заварочного чайника.
– Вместо сахара сгодится, – старлей достал из кармана две карамельки и, сдув с них крошки табака, положил рядом со стаканом.
– Вместо пива чай, вместо сахара конфетки. А вместо живой бабы у тебя, наверное, надувная? – съязвила Айгуль. – Чемпиону мира по боксу надо беречь свою форму и с женщинами ни, ни, – покачала она указательным пальцем.
– Кандидату, – холодно уточнил старлей и добавил, – Бывшему.
– В чемпионы мира?
– В мастера спорта, – подвёл Он итог теме разговора о своём спортивном прошлом.
– Тоже не кисло, – согласилась девушка.
– Пей чай, остынет, – посоветовал ей старлей.
Айгуль пододвинула к себе стакан и, осторожно сняв с него общую тетрадь, дунула внутрь.
– Просто обалдеть! Мне, что, сначала надо пожевать плавучую заварку, а потом запить её кипятком?
– Помешай и она осядет, – теряя терпение, подсказал очевидное, с его точки зрения, решение старлей.
– Чем? – с невинным видом, продолжала раздражать мужчину Айгуль.
Старлей хотел сказать ей грубо, чем, но, догадавшись, что она ответит, – «Твоим, что ли?», передумал.
– Вот, – пододвинул Он вилку, лежавшую на столе рядом с книгой.
Девушка молча глядела на столовый предмет, предназначенный для употребления вторых блюд. Мужчина не выдержал затянувшейся паузы и, опустив вилку не рабочим концом в стакан, сам размешал его содержимое.
– Большое вам спасибо, заботливый вы наш, – ехидно поблагодарила его Айгуль.
– Пейте на здоровье, принцесса, блин, – пробормотал себе под нос смущённый её поведением старлей.
Айгуль, с видом присвоенного ей только что титула королевской дочери, развернула замусоленную карамельку и, вызывающе глядя в глаза охраннику, надкусила дешёвую конфету.
– Слушай, а чё ты сюда припёрлась так поздно? – задал старлей соответствующий ситуации вопрос.
– Ты Сарию Шарифовну знаешь? – отхлебнув из стакана заваренный по походной технологии чай спросила Айгуль.
– Нашу уборщицу, что ли? – недоумённо переспросил старлей.
– Нет, жену президента, – рассмеялась девушка.
– Ну, знаю, – улыбнулся Он за компанию.
Девушка, словно пытаясь согреться, обняла обеими ладонями горячий стакан и неожиданно расплакалась. У старлея защемило в груди. Он, как и каждый нормальный мужик, терпеть не мог женских слёз.
– Айгуль, – старлей в первый раз назвал девушку по имени. – Ты, это, давай прекращай истерику. Успокойся и расскажи, что случилось.
Она ещё несколько раз всхлипнула и, как по команде, перестала плакать.
«Придуривается, что ли», – не успевая вслед за её эмоциями корректировать своё отношение к ним, прикинул в голове старлей.
– Фишман зарплату моей матери уже пятый месяц не даёт, – размазывая по щекам растворённую в слезах косметику, сразу пожаловалась Айгуль. – Раньше на два-три месяца задерживал, а теперь, хайван, совсем обнаглел.
– Значит, Сария апа твоя мама, так? – уточнил охранник.
– А ты, можно подумать, только догадался.
Старлей набрался терпения и пропустил мимо ушей не относящееся к основной сути разговора замечание.
– И ты решила напиться, а затем, как одичавшая Золушка, в полночь завалиться в «Илант» и потребовать у Сёмы торжества справедливости. Я правильно понял твой великолепный план?
– Дурак, – обозвала его Айгуль и зажмурилась.
«Похоже, что эту подругу периодически кто-то поколачивает», – сделал вывод из своих наблюдений старлей.
– Будешь обзываться, выставлю за дверь, – пригрозил охранник.
– Не выставишь, – неуверенно воспротивилась девушка. – Я кричать стану.
– Сейчас попробуем, – нашёл повод выпроводить нежданную гостью и продолжить чтение книги старлей.
– Не надо, я больше не буду, – с натягом, преодолевая собственную гордыню, извиняющимся тоном выдавила из себя Айгуль.
– Почему не надо? А, по-моему, самое время. Чайку попила и до свидания. Ты мне работать мешаешь. Можно сказать, бдительность притупляешь, – дожимал Он.
– Там во дворе… – девушка запнулась и замолчала.
– Баба-Яга и Кощей-Бессмертный, – продолжил за неё старлей.
– … Пацаны ждут, – закончила она после паузы.
– И что? Мне их тоже в гости пригласить? Извини, карамелек больше нет.
Старлей достал сигарету и, не выходя на улицу, закурил. Взбудораженные глупой ситуацией нервы, каким-то, только им известным способом, досрочно включили в организме кнопку никотинового голодания.
– Я им сказала, что через десять минут вернусь.
– Так, тебе уже давно пора к своим друзьям, а ты тут мне мозги морочишь, – охранник махнул коротко стриженой головой в сторону выхода.
Девушка, обняв себя руками за плечи, съёжилась. Она напоминала старлею бездомного котёнка, сидящего под козырьком подъезда в дождливую погоду. В старлее снова шевельнулась жалость.
«Сейчас, блин, опять разревётся», – забеспокоился Он.
– Ну, ладно, ладно, сиди здесь, если хочешь, – согласился Он. – А чё они, твои товарищи, съесть тебя хотят, что ли? – придав своему голосу, не свойственной ему непринуждённости, как бы между прочим, поинтересовался старлей.
– Трахнуть, – опустив глаза в стол, призналась Айгуль.
Такой ответ малолетней девчонки оказался для него неожиданным и своей откровенностью слегка обескуражил взрослого мужчину. Видимо, каменный забор военного училища, за которым, как в мужском монастыре, старлей провёл юность, в своё время надёжно оградил его от пагубного влияния пацанской улицы. А двухлетнее пребывание в «горячей точке» окончательно отшлифовало сохранившееся в первозданной чистоте, уважительное отношение к женщинам.
– Как, насильно, что ли? – не понял старлей противоестественного для него ответа.
– Нет, по любви в порядке очереди, – огрызнулась Айгуль.
– Так, ты домой иди. На хрен тебе это надо, – посоветовал Он.
Девушка горько ухмыльнулась.
– На пятый этаж через балкон? Они в подъезде пасутся. Пока раком не загнут, не успокоятся.
Старлей задумался. Чем Он может ей помочь? Ввязываться в войну с местной моталкой из-за какой-то не знакомой девчонки, не имея для уничтожения живой силы противника, как минимум ручного пулемёта и десятка гранат – всё равно, что самому себе, по доброй воле, подписать смертный приговор. На танк с топором кинуться и то больше шансов живым остаться. Да и если, вдруг, как в древней арабской сказке найдётся старая лампа, а из неё выскочит всемогущий джин и подарит огнестрельного оружия на целый взвод, то победа над бандюками приведёт прямой дорогой в их законное место обитания – тюрьму. Если, конечно, не являться близким родственником самого главного прокурора. А старлей, к сожалению, в таковых не числился. Все его родичи, в данный момент развития цивилизации на планете Земля, проживали в Украине. Вернее сказать, пытались выжить в экстремальных условиях на территории бывшей житницы некогда могучего государства.
«Как ни крути, а реально помочь тебе, подруга, я ни чем не смогу. Разве, что искренне посочувствовать», – прикинув в уме все шансы, здраво рассудил старлей.
– Слушай, а ты отцу своему расскажи. Пусть родители в милицию на этих уродов заявят.
– Нет у меня отца, умер, – с каким-то не понятным ему равнодушием, спокойно произнесла Айгуль.
– Что, совсем мужиков в доме нет?
– Есть один. Жду, не дождусь пока сдохнет, извращенец поганый.
Появившиеся в её голосе кровожадные нотки насторожили спокойного с виду охранника.
– Чё так жестоко-то?
– Он меня первый изнасиловал. Потом сказал, что если матери расскажу, то всё лицо мне бритвой разрисует. Я три месяца терпела, как он меня во все дыры драл. После не выдержала и знакомым пацанам пожаловалась по пьяне. Они, когда этот козёл бухой домой возвращался, избили его сильно и пригрозили, что ваще убьют, если он ко мне ещё хоть пальцем прикоснётся, – нехотя рассказывала о своей трагедии Айгуль.
– Ну и где сейчас твои заступники? Что не могут с гопниками разобраться? Ясно дело, алкашей монтажками окучивать проще, – скрипнул зубами старлей.
– Вот они-то теперь и трахают меня вместо дяди Лёши хором, – безнадёжным вздохом закончила свою исповедь девушка.
– Годиков-то тебе сколько, подруга? – печально поинтересовался старлей.
– Пятнадцать, – без эмоций ответил насильно состаренный ребёнок.
– Ты у матери одна? Сестёр, братьев нет?
– Была сестра, старшая. Отравилась, – Айгуль замолчала. – Уже давно, – как под гипнозом, глядя мимо охранника, добавила она после небольшой паузы.
«Во, задавила жизнь семью…», – резанули его по сердцу чужие беды.
– Я тогда ещё совсем маленькой была. Она со Скрябой гуляла. Лейсан была его девушкой.
– Скряба – это кто такой? – перебил её старлей.
– Ты, чё, не казанский, что ли? – удивилась Айгуль.
– Нет, я из Одессы, – частично представился старлей.
– Про «Тяп-ляп» слышал?
– Было дело, пугали легендой пацаны. И что?
– После «марша смерти» она хотела его от беспредела тормознуть, а наелась таблеток до передозы.
Старлей набрал в лёгкие воздуха и тяжело вздохнул.
– А у вас в Одессе, чё, пацаны не дерутся, что ли? – с нездоровым интересом спросила Айгуль.
– Конечно, дерутся, но не так. В Одессе монтажками людей на смерть не забивают. Там оружие дешёвое, трофейное. Всё гораздо гуманнее. Если хотят человека убить, то просто застрелят, – неожиданно для себя старлей сравнил криминальные обычаи двух больших городов.
– Сразу видно, ты крутой парень. В тебя, наверное, тоже стреляли в твоей Одессе?
– Стреляли, – согласился старлей. – Но не в уличных разборках, а на войне.
– Ты воевал в Афганистане? – в её голосе почувствовался глупый романтизм.
– Для дураков и после Афгана войн хватило, – неопределённо ответил ей старлей.
Девушка допила остатки остывшего чая и, громко сплюнув попавшие в рот чаинки, отодвинула стакан в сторону.
– Расскажи, – с детской непосредственностью попросила она.
– О чём? – не понял её охранник.
– Ну, как воевал. У тебя медали есть?
– Давай, как-нибудь в следующий раз об этом поговорим, – уклонился Он от предложенной темы. – Лучше ты скажи, о чём мечтаешь, – перевёл охранник в далёкое от конкретики направление.
Айгуль изобразила на трезвеющем лице молчаливый вопрос.
– Ведь, ты мечтаешь же о чём-то хорошем, хочешь, чтобы твоя жизнь изменилась в лучшую сторону. Так? Вот и опиши мне, как ты себе это представляешь, – дополнительно пояснил старлей.
– Ну, если бы, вдруг, в меня влюбился какой-нибудь крутой и богатый парень, то было бы классно. Потом он замочил бы из-за меня Сургуча и Пугу вместе с их дружбанами, а я обязательно его полюбила бы. Ну, а дальше, стали бы мы с ним жить в большом коттедже, ездить в Анталию и всё такое без проблем.
«Да, чего достойны, то и имеем», – старлей не заметил, как второй раз за этот вечер сделал один и тот же вывод.
– Я так чувствую, что ты до рассвета домой, не собираешься? – надеясь на избавление от общения, ставшего ему в тягость, сухо поинтересовался старлей.
Девушка, не успев переключить ход своих мыслей на заданный вопрос, с энтузиазмом продолжала посвящать охранника в собственное представление о личном счастье.
– И ещё, я бы попросила, чтобы он этого козла дядю Лёшу тоже грохнул, – закончила сочинять Айгуль. – Ты меня уже выгоняешь? – явно стараясь подражать обиженному ребёнку, надула она покрытые яркой помадой губы.
Этот, практически безотказный приём коварного поведения, обычно используемый взрослыми женщинами для вымогательства у мужчин исполнения каких-либо сумасбродных желаний, был известен старлею не понаслышке. Он не раз наблюдал со стороны, как легко поддавались представители сильного пола на подобную уловку. И ничего с этим инстинктом не поделаешь. Всемогущая природа, умело позаботившись о сохранении своего, воистину великолепного творения, щедро наделила мужские сердца огромным букетом самых добрых чувств к маленьким детям.
– Нет, даже и не думал, – слукавил старлей. – Понимаешь, просто мне дали почитать очень интересную книгу. Завтра, вернее уже сегодня, её надо будет вернуть. А я тут с тобой заболтался и теперь не успеваю дочитать, – нашёл Он подходящий для завершения диалога предлог.
Айгуль глупо ухмыльнулась и, как бы призывая свидетелей, развела руками.
– Опаньки! Вы только гляньте на него. С ним такая обалденная девушка познакомилась, а он собрался литературой просвещаться. Слушай, может у тебя не стоит, а?
Несколько мощных ударов сердца и старлей почувствовал, как от неожиданного хамства предательски покраснело его, пока ещё не загаженное житейскими пороками, лицо. Всего три секунды ему понадобилось для того, чтобы подавить в себе нараставший гнев.
– Короче, подруга, кончай кривляться. Зря стараешься. Я не ругаюсь с женщинами, – более чем спокойно выговорил Он.
– О, как! – воскликнула девушка и артистично захлопала длинными ресницами.
– Значит, так, – тем же тоном продолжил старлей. – Ты молча сидишь на этом самом стуле и мне не мешаешь. Хочешь – мечтай, захочешь – спи. А я буду читать. Если тебя не устраивает моё предложение, тогда можешь топать туда, откуда пришла.
– Огромное вам спасибо, дяденька. Девочка исправится и станет вести себя хорошо, – с откровенно выпячиваемой иронией пообещала Айгуль. – Ты, вообще-то, материшься когда-нибудь?
– Зачем? – не понял Он смысла заданного ему вопроса.
Девушка, задрав голову вверх, широко зевнула.
– Просто, для порядка. Или от нервов, например, – придумала она уважительные причины для сквернословия.
– Бывает, когда сильно разозлюсь, – неохотно признался старлей.
– Вот взял бы и обматерил меня, как положено. Обоим бы легче стало. А то корчишь из себя шибко правильного, аж противно.
Старлей молча двинулся к столу. Айгуль, заблаговременно подскочив со стула, отошла на несколько шагов в сторону и, набрав, как ей показалось, безопасную дистанцию, остановилась.
– Ты чего шарахаешься? – удивился Он.
– А ты, чё? – маскируя вульгарностью собственный страх, Айгуль вопросом уклонилась от объяснений.
Забрав со стола книгу, старлей, запрыгнув, сел на подоконник.
– Если ты привыкла вместо вечерних сказок перед сном скандалы слушать, то я здесь не причём, – болтая ногами, поставил диагноз старлей. – Всё, приём окончен. Спокойной ночи, малыши.
Он решил больше не реагировать на девушку и, открыв роман на триста сорок шестой странице, увлёкся чтением следующей главы.
Немного постояв, Айгуль вернулась на прежнее место и опять заняла единственный в коридоре стул.
– Мужчина, давайте мириться, – надеясь снова втянуть охранника в разговор, как ни в чём ни бывало, предложила она.
Старлей не ответил.
– Фу, какой невоспитанный, – предприняла ещё одну попытку оставленная без внимания девушка.
И на этот раз старлей, не отрываясь от книги, промолчал.
«Повыделывается и успокоится», – мелькнула на фоне авторского повествования посторонняя мысль.
Неугомонная Айгуль, сидя за столом, часто меняла позы. Затем она взялась листать истерзанный заварочными парами журнал приёма и передачи дежурств.
– Теперь я знаю твою фамилию, – рассчитывая на эффект, важно заявила незваная гостья.
Невозмутимый внешне старлей, почувствовал, как начинает раздражаться.
«Взять её за гриву и выставить на улицу, делов-то», – посоветовал внутренний голос.
Быть может, Он так и поступил бы в сложившейся ситуации, но какая-то неведомая сила, странным образом притупляя восприимчивость нервной системы к источнику дискомфорта, удерживала его от совершения справедливого акта насильственного изгнания девушки по имени Айгуль с территории охраняемого объекта. Старлей стерпел и это.
Минут через пять, обозвав охранника мудаком, Айгуль упёрлась подбородком в руку и, уставившись глазами в одну точку, притихла. Позднее время и употреблённый перед визитом в торговый дом алкоголь наконец-то победили её перевозбуждённое сознание.
Дочитав до конца очередную страницу, старлей, не поворачивая голову, мельком глянул на умолкнувшую девушку. Айгуль, уткнувшись лбом в открытые ладони, спокойно дремала.
«Вот и чудненько», – одобрил Он про себя.
В компании с «Наследником из Калькутты» время прошло незаметно. Восходящее солнце, нежно рассеяв ночной мрак, объявило всем о начале нового дня.
Старлей равнодушно посмотрел в окно и вздохнул. От наступившего утра Он не ждал ничего хорошего. Просто обстоятельства складывались так, что ожидать чего-то положительного было неоткуда. А фантазировать, надеясь на чудо, Он не любил. Да и в чудеса старлей пока ещё не верил. Одно Он знал точно, что отрываться от книги и возвращаться в реальность ему не хотелось. Захватывающие приключения, придуманные Штильмарком, раскочегаривая воображение, временно отвлекали разум от вынужденного пребывания в окружающей действительности. Чтение ему помогало терпеть свою жизнь.
«Всё, пора выпроваживать девчонку. Дома доспит», – закрывая книгу, решил Он.
Старлей изо всех сил потянул засиженные в неудобной позе конечности и спрыгнул с подоконника.
«Надо же, даже ни разу не перекурил», – отметил Он.
– Просыпайся, – подойдя к столу, старлей тронул девушку за руку.
Она лишь капризно дёрнула плечом.
– Айгуль, скоро твоя мамка убираться придёт, – предупредил Он.
Девушка сразу подняла голову и, поморгав глазами, встала.
– Сколько время? – спросила она, причмокивая пересохшими губами.
– Без пятнадцати шесть, – ответил охранник, не глянув на часы.
Айгуль пригладила рукой растрёпанные волосы и направилась к двери. Убрав швабру, она, не прощаясь, вышла на улицу. А старлей, закурив сигарету натощак, глубоко затянулся ядовитым табачным дымом.
«Опять опоздает, разгильдяй», – не без оснований, предположил Он.
Димка, как обычно, явился с опозданием и сменил его на двадцать минут позже установленного инструкцией времени.
XIII
Он всегда с нетерпением ожидал день, в который ему по графику предстояло заступать на дежурство. Конечно, причина заключалась не в том, что старлею очень нравилось охранять торговый дом «Илант» и поэтому Он не находил себе места в выходные. Чувство собственной вины изводило его по утрам. На фоне собиравшихся на работу родственников старлею было стыдно оставаться дома. Просыпаясь задолго до звонка будильника, Он надевал спортивный костюм и убегал в расположенный неподалёку парк. Когда все обитатели трёхкомнатной квартиры умывались, одевались и завтракали, старлей, без особого желания, занимался реанимацией боксёрской техники. И лишь после того, как был уверен, что в доме уже никого нет, возвращался обратно. Из тех же соображений Он, отработав свою смену, никогда не торопился домой.
Обычно, чтобы затянуть время, старлей выходил из автобуса на две остановки раньше и шёл пешком. Однако в этот раз Он решил сначала пройтись, а уж потом воспользоваться услугами городского транспорта.
Бессонная ночь совсем не утомила старлея. Его молодой и здоровый организм легко справлялся с привычными для армейской службы нагрузками.
«Потопаю до училища. Гляну на родной забор», – определил Он собственный маршрут.
Советский район города Он знал хорошо. Военное училище, которое два с половиной года назад закончил старлей, располагалось в самом его центре. С тех пор здесь ничего не изменилось. Все те же серые хрущёвки на одной стороне улицы, дом культуры строителей и почта на другой, а между ними, громыхая по утонувшим в асфальте рельсам, часто проползают медлительные трамваи. Будучи курсантом, Он в течение пяти лет почти каждый день пробегая на утренней зарядке несколько раз вокруг территории училища, наблюдал эту картину.
Миновав небольшую площадь районного масштаба, старлей заметил знакомый молочный магазин. Иногда, после физической зарядки Он покупал в нём к завтраку пакет молока и сладкий творожок. А затем окрестными дворами, появление в которых к вечеру становилось не безопасным, возвращался в казарму. И ещё там за вторым домом, рядом с гаражами, была старая колонка. По пути Он всегда останавливался и пил из неё холодную, без тошнотворного запаха хлорки, воду.
Воспоминания пробудили желание. Старлей захотел пить. Не раздумывая, Он свернул в сторону и пошёл к тем самым гаражам. Колонка, причём симпатично выкрашенная в голубой цвет, торчала из земли на своём прежнем месте. Старлей открутил кран и подставил губы под обжигающую холодом струю. Утолив неожиданно проснувшуюся жажду, Он сполоснул неумытое с утра лицо и, оглядевшись по сторонам, направился к пустовавшей возле подъезда скамейке. Закурив сигарету, Он присел на влажные доски и задумался.
– Слышь, пацан, айда, помоги манатки из машины разгрузить, – подойдя, обратился к нему незнакомый мужчина.
Отдыхавший душой старлей, с трудом возвращаясь мыслями на грешную землю, не сразу понял то, о чём его попросили.
– Я заплачу, – по-своему истолковав его молчание, пообещал срочно нуждавшийся в услугах квалифицированного грузчика щедрый мужик.
– Что, что, извините? – вынужден был переспросить старлей.
– Ты, чё, туго догоняешь? Вещи, говорю, помоги разгрузить. Работу по двойному тарифу оплачу, – явно нервничая, повторил он.
– А волшебное слово, – не обращая внимания на грубый тон, старлей спокойно предложил иную форму общения.
Незнакомец на мгновение превратился в памятник и, видимо принимая немаловажное по собственным понятиям решение, сосредоточился.
– Справедливо, – после секундной паузы солидно отметил он. – Короче, уговаривать не стану. Если можешь, выручай. Буду благодарен.
– Могу, – поднимаясь с лавочки, согласился старлей.
– Айда, по-быстрому, – мотнул головой в сторону соседней пятиэтажки озабоченный перемещением имущества товарищ. – Меня Жорян кличут, – ускоряя шаг, представился он.
– Ага, – не желая развивать внеплановое знакомство, неопределённо ответил ему старлей.
– Матушку переселяю. Решил, так сказать, более комфортные условия ей создать. С пацанами договорился, чтоб помогли, а они запропастились куда-то. Водила ждать не хочет, торопится баклан. Вот и пришлось суетиться, – пояснил ситуацию Жора.
Разгружали «КамАЗ» втроём. Недовольный задержкой водитель взялся носить нетяжёлые вещи. Похоже, он и вправду спешил на ещё одну шабашку. Пожитки таскали на второй этаж. Минут через сорок подошли потерянные Жоряном помощники. Они, более чем с виноватым видом извинились и без лишних слов принялись за работу.
– Всё, хорош, – Жорян поставил на землю поданную старлеем тумбочку. – Пацаны сами управятся.
Старлей отряхнул руки и выпрыгнул из кузова машины. Жора достал из кармана пачку американских сигарет, замысловатым щелчком выбил из неё ровно две штуки и протянул старлею.
– Угощайся, перекурим.
Старлей чему-то, только ему понятному, улыбнулся и взял предложенную сигарету. Прикуривая от зажжённой Жоряном спички, старлей обратил внимание на необычный металлический футляр, в котором находился простой спичечный коробок.
– С «Двойки» на память прихватил, – заметив в его глазах интерес, прокомментировал происхождение сувенира Жорян.
Затем он сходил в кабину «КамАЗА» и, вернувшись с кожаной курткой, собрался расплатиться со старлеем.
– На, заработал.
Старлей вежливо остановил его руку с деньгами и отрицательно покачал головой.
– Ты помочь просил, – напомнил Он.
– Странный ты какой-то, бродяга. У всех на бабках шифер сорвало, а ты от денег отказываешься.
– Какой есть.
– А может, ты просто хитрый такой? Ломаешься и думаешь, что больше дам? – прямолинейно высказал своё грубое предположение Жорян.
– Ладно, Жора, пора мне, – собрался уходить старлей.
– Погоди, – остановил его Жорян. – Короче, всё с тобой ясно. У каждого в черепе свой таракан усами шевелит. Ты мне лучше вот что скажи. Кто тебя так жестоко по башке настучал?
– Коллективное творчество было.
– Типа, один в поле не воин?
– Вроде того.
– Показать героев сможешь?
– Зачем? – не понял старлей.
– Разберёмся и накажем, – уверенно пообещал Жорян.
– Прокурором, что ли работаешь? – старлей решил перевести чересчур серьёзный разговор в шутку.
– Прокурор не прокурор, а вес в районе имею. И, к твоему сведению, не малый, – конкретизировал своё общественное положение новый знакомый.
«Везёт мне в последнее время на бандитов», – по-своему расценил эту встречу старлей.
И тут ему в голову пришла неожиданная мысль.
– Знаешь, Жора, спасибо тебе, конечно, за заботу, но со своими делами я привык разбираться сам. Ну, чтобы стыдно на старости лет не было. А вот, если есть желание помочь, то можешь другую беду для меня разрулить.
– Ты с таким подходом к жизни сначала доживи до старости, а потом стыдиться станешь. Говори, в чём проблема.
– Девчонка есть одна знакомая. Зовут Айгуль. Живёт здесь не далеко, где-то напротив «Иланта». Её мать в этом торговом доме уборщицей работает. Попала она в кабалу к пацанам. Запугали её и теперь имеют все, кому не лень. Угробят уроды девку, – постарался, как можно чётче сформулировать свою просьбу старлей.
Жорян сделал понимающее лицо.
– Это тебя из-за неё грохнули?
– Нет. Совсем другая история.
– Ладно, решу, – не раздумывая, пообещал Жорян и протянул руку для прощания. – Нормальный ты какой-то. Давно я нормальных людей не встречал.
– Будь счастлив, – пожал его ладонь старлей.
– И тебе того же, – пожелал Жорян, развернулся и пошёл к подъезду.
Старлей не сомневался в том, что Жора обязательно сдержит своё слово и поможет запутавшейся девчонке выскочить из порочного круга. Наверное, ангел-хранитель привёл Айгуль этой ночью в «Илант», чтобы таким образом спасти её заблудившуюся душу от неминуемой гибели.
XIV
– Зайди к Фишману. Я пока покараулю наш дворец, – распорядился начальник службы безопасности.
– Зачем? – почувствовав, как сразу портится настроение, поинтересовался у него охранник.
– Не знаю. Наверное, соскучился по тебе Семён Иосифович, – улыбаясь, предположил шеф.
– А может не стоит? Будет мимо проходить и так, что придумал, расскажет, – попытался уклониться от неприятной встречи старлей.
– Иди, иди, не выделывайся, – настоял отставной майор. – Ты думаешь, мне с ним очень приятно каждый день общаться? – с мастерством профессионального офицера, которому за четверть века службы в армии довелось воспитать не одну тысячу молодых парней, он нашёл слабое место и надавил старлею на совесть.
С таким подходом старлею вдруг захотелось вытянуться, как по команде «смирно», бодро ответить: «Есть, товарищ майор», отдать честь и, чеканя строевой шаг, топать хоть к черту в пасть.
Легко прыгая через ступеньку, Он поднялся на третий этаж и, постучавшись, открыл дверь в кабинет директора торгового дома «Илант».
– Разрешите? Звали, Семён Иосифович?
– Да, проходите, – не отрывая глаз от экрана телевизора, лениво растягивая слова, пригласил Фишман.
Старлей, прикрыв за собой дверь, сделал несколько шагов и остановился посреди кабинета.
– Как поживаете, господин охранник? – Сёма соизволил посмотреть в его сторону.
– Спасибо, хорошо, – без внешних эмоций ответил старлей.
Фишман сделал небольшую паузу и, внимательно разглядывая ещё секунду назад безразличного ему охранника, многозначительно покачал головой.
– И совесть, как я заметил, вас не мучает?
Зная мелочную натуру Фишмана, старлей ожидал какого-нибудь подвоха и уже заранее успел настроить себя на противный разговор.
– По какому поводу она должна меня мучить? – не смутился Он.
– А вы, господин охранник, не догадываетесь? – растягивая удовольствие, продолжил играть в кошки-мышки самоуверенный Фишман.
– Мне больше «товарищ» нравится, – заметил старлей.
– Это оттого, что вам пока ещё трудно перестроить своё замороченное коммунистами сознание, – с видом образованного психолога пояснил прирождённый спекулянт. – Впрочем, сейчас это не важно. Меня вот что интересует. Когда вы собираетесь компенсировать убытки, которые, злоупотребив моим доверием, вы лично нанесли фирме?
Теперь охраннику стало ясно, что Сёма выждал время и, почувствовав свою безнаказанность под бандитской «крышей», решил вернуться к «сахарной» истории. Причём с той её стороны, которая совершенно не учитывает невыплаченные им с Димкой зарплаты. Ещё до того, как начать продажу сахарного песка по заниженной цене и отдать напарнику деньги на лекарства для матери, старлей просчитал всё таким образом, чтобы получившаяся недостача не превысила суммы заработанных ими денег. Так что, если кто-то и пострадал в этом случае, то это был только Он сам.
– Какие убытки? – состряпав удивлённое лицо, решил уточнить старлей.
– Хорошо, раз вы у нас такой забывчивый, то я поясню, – воплощая свой план, великодушно согласился директор. – Недавно вам была поручена торговля сахаром, который вы, успешно распродав, присвоили себе некоторую сумму наличности из выручки. Смею заметить – не добросовестный поступок.
«Сволочь», – рвануло в голове у старлея.
– Так вот, не дождавшись от вас предложений по погашению задолжности, я решил сам установить вам срок возврата долга торговому дому. Будем считать, что фирма сделала исключение и дала вам ссуду под проценты. Теперь всё в ваших руках, господин охранник. Естественно, чем быстрее рассчитаетесь, тем меньшую процентную ставку вам придётся выплачивать.
Фишман, опираясь обеими руками о письменный стол офисного образца, медленно приподнялся и покинул удобное кресло. Выглянув в окно, он подошёл к онемевшему от возмущения старлею и протянул небольшой листок для записей.
– Возьмите и ознакомьтесь. Исходя из этих расчётов, вернёте мне деньги. Плюс ежемесячно двадцать пять процентов от не погашенной суммы.
– Извините, Семён Иосифович, а как тогда на счёт не выданных мне зарплат? Тех денег, которые я не получал, вполне достаточно, чтобы не иметь ко мне материальных претензий, – надеясь на свой аргумент, возразил старлей.
– Об этом мы поговорим позже, когда вы, господин благотворитель, перестанете быть должником. И ещё, очень вас прошу, не вынуждайте меня прибегать к уже известным вам методам воздействия.
Пока Фишман произносил вслух предварительно заготовленный приговор, в старлее выгорели дотла все человеческие чувства. Лишь одна ненависть безраздельно завладела его существом.
Видимо, осознав вероятную угрозу, Сёма, на всякий случай, быстро обошёл охранника и, растеряв напыщенную важность, резво выскочил в коридор.
– Я вас больше не задерживаю. Можете идти выполнять свои служебные обязанности, – притворяясь, что кого-то срочно выглядывает, распорядился перепуганный директор.
Старлей отчётливо ощутил, как полыхавшая в нём ненависть значительно разбавилась отвратительной брезгливостью. Он молча вышел из кабинета и спустился в фойе.
– О чём беседовали? – поинтересовался у него начальник службы безопасности.
– Денег в займы просил, – сухо ответил старлей.
– Кто? – изумился шеф.
– Фишман, – старлей с трудом нашёл в себе силы произнести фамилию врага.
А в том, что Сёма стал его врагом, Он уже не сомневался. Теперь между ними, как на топографической карте района боевых действий, была прочерчена жирная красная линия, обозначавшая передовые рубежи враждующих сторон. Только на своей позиции старлей стоял один, а со стороны Фишмана наступала целая армия.
– У кого? – не понял странностей начальник.
– У меня, – охранник окончательно сбил его с толку.
– Да, ну тебя, придуриваешься. Не хочешь сказать – не говори.
– Не хочу, – честно признался ему старлей.
– Сочувствую, – перед тем, как уйти, обронил старший офицер в отставке.
«Спасибо», – мысленно поблагодарил его охранник.
Весь рабочий день старлей провёл в ожидании вечера. Сложившаяся ситуация требовала немедленного решения. Ему срочно, начиная с завтрашнего утра, был необходим чёткий план дальнейших действий. Любая война всегда начинается с военного замысла и планирования операций. Наступление, оборона, контратака, отступление или позорная капитуляция – лишь в рамки этих тактических постулатов Он мог втиснуть весь свой жизненный опыт. Только из них старлею предстояло выбрать приемлемый для себя вариант.
Последним покинул здание торговый агент Олег Майброда. Этот молодой человек, в своё время удачно закосивший от службы в Вооруженных Силах, легко сориентировался в мутный период случившейся перестройки и, гонимый жаждой собственного обогащения, стал верным солдатом его величества русского бизнеса. Из всего коллектива торгового дома он был единственным любимцем Семёна Иосифовича. Олежик, как его ласково называл Фишман, имел удивительные способности. Наверняка от рождения лишённый такой никчёмной для человека будущего субстанции, как совесть, он мог протулить покупателю товар любого качества, оптом и в розницу. Естественно, из-за его ловких махинаций у фирмы иногда возникали серьёзные проблемы. Для их решения Фишману приходилось подключать «крышу» и разруливать неприятности сообща с бандитами. Но, в основном, торговые сделки проходили у Майброды гладко, и его нечистоплотная деятельность регулярно приносила немалую прибыль. В общем, директор был доволен Олежиком, а Олежик – дивидендами за свою полезную работу.
Перед уходом Майброда подошёл к охраннику.
– Я сегодня виделся с Семёном Иосифовичем и обсуждал с ним текущие дела. Скажу вам по дружбе, он до сих пор очень возмущен той неприятной историей с сахарным песком, – гладко постелил Сёмин любимчик. – От всей души хочу вам посоветовать, не нервируйте лишний раз нашего директора. Постарайтесь побыстрее рассчитаться со своим долгом и усердным трудом загладить свою вину перед фирмой, – словно уговаривая очередного клиента, с вежливой улыбкой на тонких губах, изложил он.
– Зря беспокоитесь, Олег Николаевич. Всё будет хорошо, – заверил его старлей.
Майброда удовлетворённо кивнул белобрысой головой, сказал до свидания и ушёл.
Выслушивая Олежика, старлей заметил, как в левом крыле коридора из-за угла выглянула знакомая рыжая морда. Душман, каким-то непостижимым образом, всегда появлялся именно в тот момент, когда охранник провожал за пределы здания последнего работника торгового дома.
Накормив кота, сам старлей ужинать не стал. В состоянии стресса Он всегда терял аппетит и, не испытывая чувства голода, мог подолгу обходиться без пищи. Лишь крепкий чай и табачный дым пропускали в глотку сжавшиеся в тугой комок нервы.
Насытившись за двоих, Дух развалился под столом и, закрыв глаза, довольно заурчал. Старлею нравилось слушать этот монотонный звук кошачьего удовольствия.
«Странно, Душман никогда не оставался со мной после ужина», – заметил старлей и приступил к мысленному моделированию возможных вариантов развития случившихся сегодня событий.
«Так, если рассказать обо всём дома и попросить денег для расчёта с Фишманом. Перепугаю всех. В результате – истерика и скандал. Деньги конечно дадут. Сумма небольшая. Но почему я обязан платить этому короеду, если он сам мне должен? И где гарантии того, что, почувствовав слабину, Сёма со своей компанией не придумает новый предлог, чтобы доить меня дальше? Люди таким образом квартир лишаются. А, скорее всего, так оно и будет. Это пока пробный шар. Сломать хотят. Вариант отпадает. Не хватало ещё родственников в эту историю впутывать.
Исчезнуть не выйдет. Во-первых, в чужом городе прятаться негде, а во-вторых, опять же родня пострадает. Конечно, можно, ничего не объясняя супруге, уехать на время к родителям. Там, в Украине не достанут. Да и «Старая гвардия» друзей в обиду не даст. Хутик с Фашистом высоко поднялись. Цоля и Пархом вообще под себя полгорода подмяли. Но здесь для жены и её родителей покоя не будет. Нет, семью бросать нельзя. Мои бараны сдохли, мне и ямы для них копать.
Обратиться в милицию и написать заявление. Фишман от всего откажется. Скажет, что вообще меня в первый раз видит. По документам в торговом доме «Илант» такой человек не работает. Сто процентов, если не обвинят в клевете, то посчитают чокнутым.
Пойти на поклон к недавнему знакомому Жоряну. Но, попросив его заступиться за Айгуль, Он уже исчерпал предложенный ему лимит безвозмездной помощи. Теперь, если Жорян и поможет чем-нибудь, то по бандитским понятиям, сделает это в долг. А долг платежом красен. Не надо быть ясновидящим, чтобы догадаться к чему это приведёт. Даже в ресторан, как с Аликом, для вербовки идти не придётся».
Старлей налил в стакан воды и воткнул кипятильник в розетку. Закурив сигарету, Он дождался кипятка и заварил чай.
«Вроде всё. Остаётся только война. Напасть первым и до тех пор, пока закатают в асфальт, постараться успеть, как можно больше врагов отправить перед собой на тот свет. Затем вознестись к Господу и, представ перед ним неисправимым душегубом, молить Всевышнего о прощении».
Отхлебнув глоток ароматного чая, старлей отодвинул от себя стакан. В горле пересохло, но пить не хотелось.
– Зачем напрягаться? Поступи проще. Раз, и сбежал от всех, навсегда, – подсказал ему из-за левого плеча знакомый женский голос.
Старлей резко обернулся. Сзади никого не оказалось. Да и кто мог ночью, стоя у него за спиной, давать такие страшные советы. Он попытался вспомнить, где и когда мог слышать этот голос. Но неожиданно проснувшийся Душман сбил его с мысли. Кот выгнул дугой спину, зашипел в никуда и скрылся в темноте пустого коридора.
Старлей встал со стула и направился к окну. Глядя на светивший в ночном небе загадочный полумесяц, Он уже знал, как поступит. Оставалось продумать детали и начать действовать. Торчавшее между стеклом и рамой ржавое лезвие натолкнуло его на дерзкую мысль.
Завладев уже не пригодным для бритья предметом, старлей вернулся к столу и маленькими глотками допил ещё горячий чай. Затем Он подошёл к висевшему на стене щитку с запасными ключами от всех дверей здания. Там не было лишь одного ключа – от кабинета господина Фишмана. Но он ему и не требовался.
Постояв несколько минут без движения, старлей нормализовал учащённое волнением дыхание и аккуратно, чтобы не нарушить печати, срезал пластилиновый слепок. Открыв дверцу, Он снял с крючка ключ от двери начальника службы безопасности. Теперь Он был спокоен. Первый шаг по тропе войны состоялся. А это означало, что обратного пути у него больше нет.
Легко справившись с новым замком, старлей вошёл в прокуренный кабинет своего шефа. Он знал, что ему надо искать. Старлею нужна была та самая серая папка, в которой начальник держал отпечатанный список всех сотрудников торгового дома «Илант». В нём были указаны их домашние адреса и контактные телефоны.
Заветная папка оказалась в среднем ящике письменного стола. Раскрыв её, старлей заглянул в список и облегчённо вздохнул. Семён Иосифович Фишман значился в нём под первым номером.
Запомнив название улицы, дом и квартиру, Он положил папку на место и, замкнув дверь, вернулся в холл. Старлей не жаловался на свою память, но на всякий случай, записал добытые координаты на пачке сигарет.
Через пятнадцать минут ключ опять висел на предназначенном для него крючке. А кусок пропечатанного пластилина, с ювелирной точностью, был прикреплён к недавнему срезу. И даже натяжение шёлковой нити старлею удалось воспроизвести в первозданном виде.
XV
Утром, сменившись с дежурства, старлей отошёл от здания торгового дома и, перебежав на противоположную сторону тротуара, стал ждать приезда Фишмана. Спустя полчаса, убедившись, что директор прибыл на рабочее место, старлей сел в трамвай и отправился в район Первых Горок. Где-то там, среди большого количества панельных коробок, находился известный ему адрес. Перед началом активной фазы задуманного плана Он решил предварительно осмотреть обстановку и уже с учётом проведённой рекогносцировки окончательно определить порядок осуществления предстоящей акции.
Не обращаясь к прохожим за помощью, старлей сам разыскал нужную улицу. Четырнадцатиэтажка с номером, записанным на сигаретной пачке, стояла в глубине дворов и внешне почти ничем не отличалась от расположенных рядом с ней домов. Прикинув приблизительное количество квартир, старлей сосчитал число подъездов и разделил одно на другое.
«Значит, в третьем проживаете, товарищ Сёма», – с большой долей вероятности вычислил Он.
Жестяная табличка, прикрученная над подъездной дверью, подтвердила правильность его арифметических расчетов.
Старлей расслабил мимику и, придав лицу придурковато-простецкое выражение, поднялся к лифту. Нажав кнопку вызова, Он вошёл в пустую кабину и поехал на четырнадцатый этаж. В пути, ознакомившись с настенной информацией и фрагментами пещерной живописи, старлей прибыл на указанную подъёмнику площадку. Выйдя из кабины, Он глянул вверх и разочарованно шмыгнул носом. Как Он и предполагал, железная лестница вела на крышу дома. Однако люк, через который туда можно было попасть, вопреки обычной русской безалаберности, украшал новенький навесной замок. Приняв к сведению этот факт, старлей спустился на шесть этажей вниз и, остановившись на восьмом, нагнулся. Пластмассовые цифры, прикреплённые к оббитой коричневым дерматином двери справа, точно соответствовали искомому адресу. Быстро развязав оба шнурка на ботинках, Он, стараясь запомнить окружающую обстановку, принялся неторопливо зашнуровывать обувь. Затянув тугие бантики, старлей закурил сигарету и вызвал оставленный на верхнем этаже лифт.
«До скорого свидания, Семён Иосифович», – выходя из подъезда, мысленно попрощался теперь уже бывший охранник торгового дома «Илант».
Добравшись с одной пересадкой домой, старлей умылся и, вспомнив, что со вчерашнего утра ничего не ел, заставил себя позавтракать. Затем Он в зале прилёг на диван и, переваривая собранную информацию, постарался предусмотреть возможные неожиданности. Обдумав мелкие детали рискованного плана, старлей поднялся и вышел на балкон.
Несколько месяцев назад в правой части просторной лоджии хозяйственный тесть соорудил удобную кладовку. Старлей тогда исполнял при нём почётные обязанности подсобного рабочего. А после помогал ему заполнять свежеструганные полки имуществом различного назначения. Стеклянные банки всяких калибров заняли верхнее отделение. Многочисленный рабочий инструмент был аккуратно разложен в среднем. Ёмкости с разнообразными красками, лаками и растворителями разместились на нижней полке. Туда же, вместе с малярными кистями, валиком, шпателем и мастерком, тесть засунул старый кухонный нож внушительных размеров. Вот им то и решил воспользоваться потерявший терпение старлей в качестве веского аргумента для подтверждения собственной правоты.
Достав из кладовки нож, старлей покрутил его в руке и полез в коробку за напильником. Выбрав трёхгранник, Он усердно принялся уродовать им и без того тупое лезвие. За десять минут варварского труда старлей покрыл всю режущую кромку множеством мелких и крупных зазубрин. Теперь многострадальный нож напоминал самодельную пилку и, с учётом своей длины, выглядел действительно ужасно. Несколько капель синей краски, размазанных старлеем по поверхности потускневшего лезвия, придали ножу ещё более отвратительный вид.
Оставив подготовленное для устрашения орудие подсыхать на подоконнике, старлей вернулся в комнату. Порывшись в тумбочке, Он извлёк наружу объёмный пакет с семейными медикаментами и, вытряхнув всё его содержимое на журнальный столик, отложил в сторону рулон широкого лейкопластыря. Затем, собрав обратно в торбу таблетки, пузырьки и тюбики, Он затолкал импровизированную аптечку на прежнее место. В переполненных ящиках письменного стола Он поискал красную тушь. Её, к сожалению, не оказалось. Нашлись почти полные флаконы с зелёной и жёлтой, но ему была нужна именно красная.
– Придётся купить. Остальное вроде всё готово, – вслух пробормотал старлей.
Часы показывали тринадцать сорок пять. Он поставил будильник и прилёг на не заправленную второпях кровать. Засыпая, старлей обнял подушку и улыбнулся. Она ещё хранила знакомый запах родной для него женщины.
Проснувшись ровно через час, Он выключил не успевший сорваться звонок будильника, выпил на кухне стакан кипячёной воды и стал собираться на свою маленькую войну. Переодевшись в спортивный костюм, старлей затянул на поясе вынутый из брюк ремень. Сверху надел лёгкую куртку, купленную ему родителями на вырост ещё в Германии, но по причине редкой носки, сохранившую добротный вид и стильную привлекательность. Приклеив конец пластыря к батарее парового отопления, Он отмотал чуть больше метра и ножницами сделал надрезы. Теперь, особо не напрягаясь, можно было оторвать два куска. Один короткий, а другой длинный. Осторожно, чтобы не испортить нужный участок ленты, старлей свернул лейкопластырь и убрал катушку в карман. С балкона Он забрал жуткое орудие и прихватил из пыльной стопки макулатуры старую газету.
«Хорошо получилось, впечатляет. Как будто гвозди им рубили», – заворачивая в газетный обрывок то, во что превратился списанный с кухонного хозяйства нож, оценил собственные усилия старлей.
Перед тем, как уйти из дома, Он вернулся в маленькую комнату и написал записку. «Зайка, я случайно встретил своего однокашника по училищу. Решили немного пообщаться. Не волнуйся, скоро буду. Целую».
Три остановки до ближайшего магазина с отделом канцелярских товаров старлею пришлось проехать в противоположном от нужного направлении. За деньги, предназначенные на табачное довольствие, Он купил флакон красной туши и, завершив запланированную подготовку, отправился незваным гостем к господину Фишману.
Приближаясь к уже знакомой с утра четырнадцатиэтажке, старлей ощутил лёгкое волнение. Он понимал, что в случае неудачи, ему придётся дорого заплатить за содеянную дерзость. Но иного способа пресечь необоснованные претензии, наглое вымогательство денег и вполне реальные угрозы старлей, как ни старался, придумать не смог. Ему в военном училище не преподавали предмет по психологическим особенностям общения с членами организованных преступных группировок и подконтрольными бандитам бизнесменами.
«Ерунда, обычная трясучка. Завертится работа, отпустит», – вспомнив состояние перед боем, успокоил сам себя старлей.
У входа в подъезд Он остановился, засёк секундную стрелку на наручных часах и, перепрыгивая через две ступеньки, метнулся вверх. Добежав до восьмого этажа, Он проскочил ещё два лестничных пролёта и зафиксировал время. Отдышавшись, старлей нажал кнопку вызова лифта. По прибытию отправил его на первый этаж и снова вызвал.
Завершив своей победой тренировочный забег наперегонки с подъёмником, старлей отметил, что тех нескольких секунд, на которые Он опередил лифт, явно не достаточно для того, чтобы оказаться выше Фишмана перед его выходом на площадку восьмого этажа.
Отказавшись от исследованного на практике варианта, старлей выбрал менее удобный для наблюдения. Вместо улицы, Он решил ждать возвращения директора домой этажом выше.
Из разговоров с болтливой Ирочкой Он знал, что Семён Иосифович Фишман ещё в молодости развёлся со своей женой и давно живёт один, в полной мере наслаждаясь прелестями холостятской свободы. Теперь оставалось проверить квартиру и, набравшись терпения, дождаться появления её хозяина.
Он, с небольшими интервалами, трижды надавил звонок.
«Петушиный крик из этой хаты звучал бы лучше», – прослушав трель электронного соловья, старлей подобрал для ответственного квартиросъёмщика более подходящую птицу.
Дверь не открыли.
«В глазок не смотрели. Значит, дома нет никто», – стремясь быть железным, убедительно высказалось логическое мышление.
Согласившись с собственной логикой, старлей развернул нож. Засунув его под курткой за ремень, Он скомкал газету и выбросил её в мусоропровод. Закончив приготовления к запланированному спектаклю, старлей облокотился на перила и, поглядывая вниз, стал ожидать ещё одного исполнителя главной роли.
Минут через тридцать, вслед за громко хлопнувшей дверью, сверху раздался звонкий собачий лай. Симпатичная белая болонка, видимо, почувствовав запах постороннего человека, шустро скатилась по пыльным ступенькам и, безосновательно возомнив себя страшным зверем, принялась изо всех своих декоративных сил облаивать незнакомца. При этом, часто оглядываясь назад, она предусмотрительно сохраняла безопасную для себя дистанцию.
– Зита, Зиточка, иди ко мне! Ты куда убежала от мамочки, проказница! – ласково позвала собачку хозяйка и, заметив старлея, резко сменила тон. – Опять в подъезде углы обсываешь, алкаш хренов! Сейчас милицию вызову, пусть они тебя в сортир ходить научат, если родители не смогли!
Скандальная тётка, её глупая болонка и, тем более, милицейский наряд в задуманный старлеем сценарий совершенно не вписывались. Ему срочно пришлось изобретать другое амплуа и экспромтом вживаться в новый образ.
– Извините, вы меня, наверное, с кем-то перепутали. Я свою девушку жду, – сдержано выслушав хамство, как можно приветливее соврал Он.
Женщина подхватила на руки подскочившую к ней лохматую любимицу, презрительно посмотрела на старлея и, не желая сдерживать выпирающее наружу всемирное недовольство, громко объявила для всех добропорядочных соседей. – Ещё один кобелина к этой шалаве Лизке повадился!
Наконец-то подъехавший лифт, спасая старлея от дальнейших унижений, увёз злобно настроенную тётку выгуливать дорогую ей Зиточку.
Не успев переключить сознание на основную задачу, старлей не сразу заметил, что опустившийся вниз лифт снова заработал на подъём. Лишь когда механические створки с шумом раздвинулись в стороны, а на площадке восьмого этажа раздались знакомые шаги, Он смог сконцентрироваться и приготовился к немедленному броску.
Старлей помнил, что в двери было два замка. Затаив дыхание, Он слышал, как, звеня ключами, Фишман открыл первый. Когда хозяин квартиры отомкнул второй и распахнул дверь, старлей уже был у него за спиной. Почувствовав неладное, Фишман попытался обернуться, но не успел. Короткий удар кулаком в затылок потушил свет в его глазах. Прежде, чем тело директора грузно повалилось на пол, старлей корпусом втолкнул его в коридор. Захлопнув за собой входную дверь, Он прошёл в комнату и бегло осмотрел окно.
«Скряга, блин, на сигнализацию денег пожалел. Ну, что ж, мне лучше. Торопиться не надо. Дольше пообщаемся», – не обнаружив на стёклах блестящих ленточек с проводками, почувствовал себя в безопасности старлей.
Вернувшись в прихожую, Он достал из кармана пластырь и, оторвав короткий кусок, заклеил Фишману слюнявый рот. Длинным отрезком старлей туго обмотал ему руки, а остальной катушкой спеленал вместе безвольно разбросанные ноги. Набрав на кухне в чашку холодной воды, Он вынул из-за пояса нож и приблизился к поверженному врагу. Выплеснув Фишману в лицо воду, старлей, не жалея ладони, отвесил ему хлёсткую оплеуху. Голова, будто на резиновой шее, мотнулась из стороны в сторону и, подавая признаки жизни, замычала. Веки мелко дрогнули и медленно поползли вверх.
– Добрый вечер, господин генеральный директор, – с наигранной вежливостью в голосе, поздоровался бывший охранник. – Добро пожаловать обратно в мир голодных и рабов. Без завещания умереть решили? Не хорошо.
Узнав охранника, Фишман, пытаясь освободиться от липких пут, энергично задёргался на мокром полу.
– Как видите, не только ваши знакомые быки умеют вламываться в чужие квартиры, – начал заранее заготовленную лекцию старлей.
Заметив в руке охранника нож, Фишман застыл от ужаса.
– Жить хочешь, чмо? – почувствовав момент истины, старлей без подготовки ввернул основной вопрос.
Чмо, уставившись стеклянными глазами на старлея, безостановочно залепетало сквозь пластырь.
– Я не понял. Башкой мотай. Да или нет? – нагнетая моральное давление, продолжал прессовать старлей.
Перепуганный директор, не переставая мычать, утвердительно закивал взлохмаченной головой.
«Быстро сломался, погань», – уловив ноздрями неприятный запах, старлей мысленно оценил недостойное поведение врага.
«Пора дожимать эту мразь и валить отсюда. Противно мне, что-то», – решил Он.
Схватив Фишмана за подбородок, старлей приставил к холёной шее зазубренное лезвие кухонного ножа.
– Зачем я с тобой вообще разговариваю? Надо отрезать твою жадную башку и всех делов. А?
Активное мычание, зацепившись голосовыми связками за самую высокую ноту, мгновенно превратилось в животный визг. Из Сёминых глаз ручьями покатились слезы.
– Короче, слушай внимательно и запоминай. Сегодня я не убью тебя. Но, если ты ещё раз натравишь на меня бандитов и, я случайно останусь, жив, то, цепляясь зубами за землю, я доползу до твоего горла. Вот с этим тупым и грязным ножом я найду тебя даже в Африке.
Старлей, давая осмыслить сказанное, на секунду замолчал.
– Ты мне веришь? – уточнил Он после паузы.
Фишман, опасаясь поцарапать драгоценную шею, согласно кивнул.
– И жаловаться на моё плохое поведение тоже никуда не советую. Всё справедливо. Ты меня вынудил.
Не дожидаясь контрольных вопросов, Сёма часто мотал головой, давая понять охраннику, что ничего против не имеет и со всем заблаговременно согласен.
– Значит, договорились, – убирая нож под куртку, самостоятельно подвёл итог старлей.
Достав из кармана флакон с канцелярской тушью, старлей открутил пластмассовую крышечку и медленно вылил красную жидкость на грудь перепуганного директора.
– Это тушь. Но вот так ты сегодня мог валяться в собственной крови, – закрывая занавес, озвучил последнюю реплику своей пьесы уставший от нервного перенапряжения старлей.
Освободив Фишману руки, Он бесшумно выскользнул из квартиры и, быстро спустившись по ступенькам, вышел из подъезда. Оказавшись на улице, старлей добежал до расположенного напротив дома детского сада и легко перемахнул через невысокую ограду. Стараясь не привлекать к себе внимания посторонних, Он отыскал пожарную лестницу и взобрался по ней на плоскую крышу трёхэтажного здания. Выбрав нужное направление, старлей лёг на грудь и, внимательно наблюдая за прилегающей к знакомому дому территорией, с жадностью закурил.
«Вроде нормально получилось. Тряхнул барыгу не хуже заправского братка. Да, не зря меня Алик в свою бригаду сватал. Наверное, почувствовал бандюга, скрытый талант», – оценил свои противоправные действия старший лейтенант запаса.
Через два часа, не обнаружив никого подозрительно похожего на вызванную Сёмой помощь, старлей тем же способом покинул наблюдательный пост и вернулся домой.
– Ну, как пообщались? – принюхиваясь на предмет обнаружения запаха алкоголя, поинтересовалась жена.
– Хорошо, молодость вспоминали, – изображая приподнятое настроение, поделился Он, якобы приятными впечатлениями от встречи с однокашником.
– А руки, почему в краске? – обнаружила улику внимательная женщина.
– Домой к нему зашли. Жене плакат помог тушью написать. Она, как и ты, в школе учителем работает, – удачно выкрутился старлей.
XVI
Это была уже третья ночь, которую Он проводил в общедоступных местах. Прошлую старлей пересиживал на автовокзале. В позапрошлую приютился в здании речного порта. Сегодня Он решил ночевать на железнодорожном вокзале.
После лихого визита к обнаглевшему Фишману и проведённой с ним воспитательной работы, возможных осложнений с криминальной «крышей» торгового дома «Илант» у старлея не случилось. Видимо, пораскинув хитросделанными мозгами, Сёма решил лишний раз не искушать пока ещё благосклонную к нему судьбу и, стерпев перенесённые унижения, постарался забыть дерзкого охранника. Тем более, что тот на работе больше не появлялся и своим присутствием его не обременял.
Рассказывать детективно-приключенческую историю мнительным родственникам старлей не стал. А во избежание лишних вопросов с их стороны, каждый третий день Он изображал фиктивный уход на суточное дежурство.
С утра бесцельно прослонявшись по городу, ближе к вечеру старлей пришёл на вокзал и занял свободное место в зале ожидания. Окружающая обстановка его не тяготила. За время службы отца в Советской армии Он с раннего детства привык к офицерской кочевой жизни. Многочисленные переезды с места на место и ежегодные поездки в отпуск на Родину приучили его воспринимать железную дорогу и всё, что с ней связано, неотъемлемой частью среды своего существования. Старлей видел много разных вокзалов. Огромных, как в Москве и маленьких, как в Слободке. Украшенных живописью, лепниной, скульптурами и почерневших от времени деревянных срубов. Некоторые встречали и провожали его лишь один единственный раз. Глядя в окно отъезжавшего поезда, Он расставался с ними навсегда. Но были и такие, воспоминания о которых до сих пор защемляли сердце, наполняя загадочную душу волнующей истомой. Только в приграничном Бресте двадцать две остановки, с ностальгией насчитал Он.
Спать старлею не хотелось. Адаптированный к рабочему графику организм самопроизвольно включился в режим охраны и наблюдения. Глаза, фиксируя скучные картинки, передавали в мозг бесполезную и совершенно не нужную ему информацию. Параллельно со зрением добросовестный слух, так же качественно выполнял свою функцию, загружая голову осознанным анализом абсолютно пустых звуков.
Всё происходившее вокруг являлось обычным процессом перемещения незнакомых старлею людей. Он не был политиком, олигархом или известным артистом и поэтому никого не интересовал. Таких, как Он, старших лейтенантов запаса, в запасе у России сейчас было много. Но вот чем занять их в стране, выживающей за счёт внутренних спекуляций и передела имевшихся ресурсов, кроме Аликов и Жорянов, придумать пока никто не мог.
Сидя на вокзале в ожидании рассвета, старлей не знал, что делать дальше. Перебирая различные варианты, Он не находил нужного применения собственным знаниям и навыкам. А воспитание, исключавшее любую возможность недостойного поведения, тем более ради личной наживы, крайне усложняло эту задачу.
Застрявшие в тупиках размышления неожиданно прервал проходивший мимо милицейский патруль.
– Здравствуйте. Документы ваши позвольте взглянуть, – обратился к старлею немолодой старшина.
Поздоровавшись в ответ, старлей протянул ему удостоверение личности офицера.
Милиционер открыл книжицу, прочёл сделанные чёрной тушью записи и, с профессиональным видом сличив фотографию с оригинальной физиономией, вернул документ хозяину.
– Извините, товарищ старший лейтенант, служба, – небрежно, будто пародируя воинский устав, отдал честь старшина милиции.
Старлей, не сопротивляясь многолетней привычке, встал.
– Конечно. Всё нормально. Я как раз перекурить собирался.
– Счастливого пути, – приняв его за пассажира, стандартно пожелал страж порядка и вместе с напарником продолжил обход патрулируемой территории.
А старлей, рискуя до утра остаться без сидячего места, вышел на улицу. Курить ему не хотелось. Постояв возле вокзала, Он прогулялся вдоль по перрону и, решив не заходить обратно, придумал для себя пеший маршрут сверхъестественной протяжённости. Убивая время ногами, Он собрался обогнуть полгорода и вернуться домой с другой стороны района.
«Свежим воздухом подышать полезно. Главное, без приключений обойтись», – мобилизовал Он разленившееся в тепле тело на совершение бессмысленной экскурсии.
Столица, набираясь сил перед дневной суетой, безмятежно спала. Все межнациональные конфликты, превратившиеся в кровавые язвы горячих точек, происходили далеко за пределами спокойной республики. Мудрыми усилиями президента националистам рот не закрывали, но и дестабилизировать обстановку массовыми беспорядками не давали. Лидеры местных общественных движений, используя на всю катушку полученную от Горбачёва гласность, много разглагольствовали о суверенитете, предлагали различные его формы, организовывая собрания и митинги, бесконечно обсуждали национальный вопрос. Бабай им не мешал. Но и продвигаться опасным идеям дальше пустой болтовни не позволял. И только ему одному было известно, какими политическими усилиями в многонациональной республике сохранялся мир и покой.
Старлей вспомнил горящие Бендеры и непроизвольно передернул плечами.
«Не дай Бог здесь такому случиться», – любуясь в свете ночных фонарей дореволюционными постройками городского центра, всей душой пожелал познавший цену мирной жизни человек.
Проходя мимо Чёрного озера, старлей сознательно замедлил шаг и перешёл на противоположную сторону широкого тротуара. Впереди одно за другим располагались два самых грозных и таинственных здания. В них, несмотря на лихолетье, сохраняя и приумножая былое могущество, размещались Министерство Внутренних Дел и Комитет Государственной Безопасности. Снаружи архитектурный ансамбль представлял собой монолитное целое, и лишь небольшая арка во двор разделяла этот кирпичный крейсер на два силовых ведомства. А вот каким образом был устроен внутри сей боевой корабль, знали немногие.
Старлей, как и все обычные граждане страны, иногда читал газеты и смотрел по телевизору информационные программы. Официальные источники время от времени сообщали общественности о новых победах милиционеров над организованной преступностью и стабильном росте основных показателей раскрываемости преступлений. В отличие от МВД, всемогущий КГБ, традиционно сохраняя молчание, журналистам о своей служебной деятельности не распространялся. Естественно, имеющийся в этой теме вакуум щедро заполнялся выдуманными слухами и запущенными с лёгкого пера сплетнями. Многие, наслаждаясь демократическими преобразованиями, старались щедро облить грязью некогда одним своим названием наводившее ужас государственное ведомство.
Миновав по диагонали Ленинский садик, старлей задержался возле памятника знаменитому академику. Статуя учёного восседала в огромном кресле. Кресло возвышалось на массивном постаменте, основание которого украшала пока ещё пустая по сезону клумба.
– Привет. Сидишь? Ну, сиди, сиди. Смотри, не замёрзни, – пробормотал старлей, присаживаясь поблизости на сырую лавочку.
Почувствовав проступившую сквозь брючную ткань влагу, Он встал и, подчиняясь неожиданно навязавшейся мысли, пошагал обратно. Возвращаясь к зданию Министерства Внутренних Дел, старлей твёрдо знал, кем Он теперь хочет быть и чем заниматься дальше. Завтра, а точнее уже сегодня, Он решил обязательно разыскать отдел кадров и выяснить, как старший лейтенант запаса может стать старшим лейтенантом милиции.
Продолжение большой прогулки, с целью задавить приступ депрессии физической нагрузкой на ноги, досрочно отменялось. Старлею необходимо было поберечь силы для задуманного им визита в кадровую службу МВД.
Остаток бессонной ночи Он скоротал в речном порту. За чтением забытого кем-то юмористического журнала время пролетело незаметно. Утром, оставив на прежнем месте непринадлежавший ему «Чаян», старлей вышел к трамвайной остановке и с одной пересадкой добрался домой.
Постояв под горячим душем, Он тщательно побрился и, переодевшись в чистое бельё, заглянул на кухню. Там, на столе, в компании трёх чайных чашек, его ожидала записка с перечнем хозяйственных мероприятий, необходимых к срочному исполнению. Меньше всех занятому и не приносящему в семейный бюджет реальных доходов члену предлагалось сделать уборку в квартире, сходить в магазин за покупками и перебрать в ящике активно прораставшую картошку. Инструкцию писала жена, но под чью диктовку, догадаться было не сложно.
Старлей перевернул тетрадный листок и оставленной рядом с ним красной ручкой крупно вывел: «Ушёл в милицию».
январь 2005г. – 15 марта 2006г.