Он погружался в сон, удовлетворённо расправляя усталые члены. Забытьё, накатывая волнами, обволакивало покоем. Но, опять … и опять, как всегда в эту пору, он вздрагивал от настигающего кошмара, смешивающего сон и явь. Он чувствовал, как с его, замершего в оцепенении, тела начинают опадать одежды. Одна за другой. Медленно и плавно. И это происходило, как обычно бывает во сне, в людном месте. От смущения он краснел и желтел, но ничего не мог поделать. Огромным усилием воли, трудно, как во сне, его неловкие, дрожащие от стыда и холода, пальцы напрасно пытались удержать ускользающие покровы. “Боже мой, но вокруг ведь – люди!”- в отчаянии заламывал он руки. А люди шли, ничего не замечая, как это обычно бывает во сне. Они топтали его смятые одежды и разговаривали (о нём?!), и смеялись (над ним?!), проходя сквозь него. И, опять … опять, как всегда, неожиданно, как это бывает, грянул снег, тяжёлыми кружевами повисая на его окоченевших руках, налипая на его замершую фигуру, нахлобучивая мохнатую шапку и накидывая на плечи шубу, дарящую благословенным теплом. И Парк, городской Парк ожил и очнулся, смущённо поглядывая вокруг, чтобы убедиться, что ничто не напоминает о его недавнем позоре. Которого, может быть и не было? Если всё это происходило только во сне.