Удушливой, густой и мягкой ватой
застыло молча время у дверИ.
Ребёнок, не родившийся когда-то,
Саднящей болью тянет изнутри.
Большой любви ему давалось отчество,
дыханье чувства было горячо...
В постели развалилось одиночество,
кошачьей лапой трогает плечо.
Забыто всё - прощенье и прощанье, -
и в чарах нескончаемого сна
она твердит, как будто заклинанье:
как хорошо, что я живу одна.