Божественный Тит проявил великий дух, предусмотрев все для нашей безопасности и для нашего отомщения, почему и был приравнен к небожителям (Плиний Мл., Панегирик, 35)
Бесконечную ночь нам спать придется.
Дай же тысячу сто мне поцелуев,
Снова тысячу дай и снова сотню,
И до тысячи вновь и снова до ста,
А когда мы дойдём до многих тысяч,
Перепутаем счёт, чтоб мы не знали,
Чтобы сглазить не мог нас злой завистник,
Зная сколько с тобой мы целовались.
(Г. Валерий Катулл, 5.6-13)
Спаси, Венера, этакая сила в твоих глазах, как в море, как в огне!
Похожие сестры твоей, Друзиллы, я вижу, но совсем не страшно мне…
Я видел, как пылали люди, храмы теряли неприступный ореол.
Я был героем самой жуткой драмы, но чувство страха там, в глазах обрел.
Вот и сейчас поежился, робея, когда нырнул в их теплый океан.
Мне кажется, что юн и не в себе я, как твой племянник, Береникиан…
За стОлами - чего зевать, ему-то? Он молод и богат… И нет забот.
Не давят мысли, не тревожит смута. Морщинки не выдавливают пот…
Отец Веспасиан совсем стареет. Еще недавно он чеканил шаг, как мастер декламирует хореи… Теперь уже оперся на служак, прихрамывает, сбился на анапест…
Но шутит, зная что неисцелим… Останется лишь статуя да надпись…
У Храмовой ваш Иерусалим мы наблюдали…
Он был неприступен… Но много тысяч бешеных людей толкли друг друга в этой странной ступе во имя суеверий и идей. Там было все - мать, евшая младенца, убийства, мор и пухлые тела. И речи, легионы из сентенций. Был храм, горевший долго… и дотла. Как и у нас чуть раньше Капитолий.
Теперь горю я сам.
И я боюсь.
Пусть триумфатор, я - бездушен, что ли?
Тогда не страшно было - сумрак, грусть…
Да, чувство не разбавится словами. Я разливаюсь, так что лучше пей! Пусть в жилы рвется чувственное пламя, как этот шторм на улицы Помпей…
А туча… словно вздулась темной кровью!
Спина титана, очень точный миф… Всё власть - жрет тело, душу и здоровье, по горло лестью с кровью накормив. Немудрено любому надорваться, когда на нем весь мир, небесный свод… Но вот с тобой сейчас мне снова 20. Я полон юных сил. Потрогай… Вот)
Наш храм восстал и чтится, как святыня. Ваш - словно в мифе… Сколько их, гоморр…
И трой, но это если по-латыни.
А мы с тобою - Рома и Амор, Любовь и Рим. В осаде вечный город. Да, шуточки, но истина в вине. Кто знает, может быть, он тоже скоро зайдется в страхе, боли и огне?
Ты иудейка… Ты для них врагиня.
Во мне еще хватает сил и зла всех, кто не назовет тебя богиней, жечь страхом постепенно добела… Насколько хватит? Сколько ж дармоедов, уродов, педерастов при деньгах…
Власть полу-, но кастрировать - вот это мечта их, "о республики деньках"…
Ну вот моя, укутанная в ночки, пока что не по силам будет им.
Прорвемся, вот когда поодиночке -что сила? и характер уязвим…
Ты - мой триумф.
Об арке…
Ты просила сказать, как это строится…
Гляди: две слабости - на выходе мы сила!
Амур в нас тот же принцип воплотил.
Мы эту чашу в небо опрокинем, чтоб Венус хоть немножко помогла. Ведь ты для них страшнейшая врагиня… И проку, что сгорел ваш храм дотла. Свистят - а ты не хуже тех весталок во мне огонь питаешь. Или страх? Но я держусь, пока ты не устала терпеть все то, что воет этот прах…
Не хочется ломаться им в угоду…
Держи, уже наполнена давно!
Давай сейчас с тобой сыграем в коттаб! Водой словес - в любовное вино, чтоб страсть царила и владела кровью. Я отогреюсь пламенем питья…
Я выиграл!
Ну - за твое здоровье, царевна горемычная моя…
Я всемогущ с тобою, Береника!
И мог бы сочинять всю ночь стишки…
Но лучше есть в Катулле, вечной книге -
Вот Это уцелеет, жги, не жги!!!
Кто любит, хоть немножко суеверен и верит благоглупостям примет. Он может все на этой плоской сфере - астролог, авгур и всегда поэт…
Улегся постепенно шторм вечерний, и я слегка развеялся в душе. А ныло, ныло все от свиста черни. И что ни выкрик - низкий рикошет.
Забудь ты их «такая и сякая»…
Вот, обнимай и слушай из души:
Держи меня, держи, не отпуская.
Мой страх - жить без тебя…
Держи!
Держи…
Да я его гоню, как муху злую…
Что ж, чаша нетерпения полна - давай еще разочек поцелую, закрыв глаза…
И всю теперь…
До дна