Матовым тлением фонарей на морщинистой плоти обочин рассеяна память погасшего дня. Солнце (спокойствием суфия) сходит в могильную стужу, принимая пурпурно-лиловую смерть от руки привратника ночи. Стекла машины расшиты дождливым пухом, глотающим теплую гниль мартовских ветров. Рубиновый след горизонта плывет в летаргических водах. На кончиках пальцев огненный лед и бархатный холод.