Белый стон небытия, пот февральской колесницы, Снег искрится, снег дымится в обмороженных руках. Весть из глухоты души, серебристая лисица Непротоптанной дороги, дрожь лазури на губах. Сонный почерк, сонный хмель, свет, застрявший в минерале Лун туманных, липких глаз недоношенного солнца. Ватный шлейф седых аллей, соленые шпили сада, Целлофановое небо, ветра ледяной каркас. Здесь искать смиренье старцев, здесь плодить пустыню сердца, В одиночестве табачном пить вино остывших рек. Здесь молчание и святость, здесь водой и хлебом пресным Заедать попутный холод и смотреть короткий метр Режиссера-февраля, прижигающего боль, Боль бесцветной дикой розы под стеклом у мертвой свечки. Стон скрипичный белым кружит, в мозг спинной вонзает вечер, Прорубь фонаря простудой ленно падает на стол. Здесь нескладное наречье ляжет в бархат, бархат млечный, В жемчуга больную сыпь, В танец бледного рассвета, В малокровие заката, В мысли призрачный помол – Умереть сегодня ночью, чтобы завтра снова жить, Чтобы завтра снова вьюжить Вакханалией весны, в ручейках нагого цвета, Василькового разврата, С той, которую нашел У костров февральской стужи.