Когда каждый скрип двери отдаётся надеждой в грудной клетке, а головокружение ветра – последним вздохом чёрных, как степь, ресниц – к тебе я писал безмолвные рифмы, друг мой, тополь, шумящий закатом весны, зенитом мая, грустью слов изумрудно-седых. Помнишь, как мы читали с тобой молитвы, сидя под капельницей пыльного полдня; рамы оконной печать была твоею слезой, пена твоей листвы лилась вечерней прохладой в моих горячих глазах, сердце моё тобой билось о воздуха край; ранило небо тебя – я целовал его пух…