Так отчаянная чайка, одержимая полетом,
опьяненная стихией, постигает вертикальность,
где поют другие ветры, и другое светит солнце,
но тоска все неизбывней, оттого что свет не режут
крылья дружеские рядом.
Обездушено и вяло, сиротливо и пустынно
упоенье высотою в непроглядном одиночье:
ведь у чаек бьется сердце, набирая обороты,
но сигнал его, как голос вопиющего в пустыне.
И безжалостно к полетам не придуманное время...