В моём детстве доказательством существования всех супергероев из кино и комиксов, всех этих отчаянных смельчаков и невольных, но при этом отважных жертв обстоятельств был сам факт мира во всем мире. Зло не правит планетой, солнце исправно встаёт над домами, а на улице нет смрадных, покрытых гнойниками зомби. Почему? Потому что однажды у этих ребят всё получилось. Собственно, вчера я был свидетелем спора на тему «доказательства существования». Ну как мой приятель, обладающий способностью менять собственную внешность, мог что-то доказать законченному снобу? Я, если честно, не помню, как вообще завязался этот разговор. Он в принципе заранее был обречён на провал, причём, провал обеих спорящих сторон сразу. У меня, кстати, возник вопрос: должен ли книжный персонаж кому-то что-то доказывать? Условия задачи таковы: Дано: один молодой перспективный писатель, он же «непризнанный гений», он же «неудачник вселенского масштаба», он же «банальщина, серость и посредственность, но последний рассказ «ничего так»; книжный герой, начавший жить собственной жизнью, случайно встретивший собственного писателя в полупустом вагоне метро. В моём случае на вопрос «кому?» будет отвечать двадцатилетний парень по имени Гриша, всю жизнь стремающийся произносить своё имя при знакомстве, будто бы это недостойное слово, портящее ауру, генофонд и воздух вокруг. Вопрос «что?» подразумевает под собой доказательства существования. Другими словами, должен ли я доказывать Грише, смотрящему на меня в упор с открытым ртом, что я вот уже полтора года как живой и настоящий, или же мне выгоднее выйти на ближайшей станции и слиться с толпой? Итак, Грише двадцать лет, и он пишет роман. Пишет долго и упорно, не спит по ночам. Впрочем, днём он тоже не спит, потому что вынужден учиться и работать. Год назад Гриша ушёл жить к своему школьному другу, боксёру Андрею. Андрея практически не бывает дома, он всё время проводит на тренировках и частенько уезжает на соревнования и сборы, и, признаться, практически всегда возвращается с трофеем. В общем, лучшего сожителя для беспокойного писателя не найти. Сначала Гриша писал свою книгу от руки на скучных лекциях, одновременно носил с собой три покосившихся от времени блокнота, странички которых были исписаны и затёрты до состояния тряпочки, посему вообще перестали шуршать. Но однажды Андрей залил Гришины блокноты хорошим дорогим вином. Гриша недолго, но театрально сокрушался по этому поводу, и побежал покупать лёгкий и удобный ноутбук. Если честно, то Гриша практически дописал свой многотомный труд о любви, предательстве, молодости и свободе. Ему осталось добить последнюю сцену – триумфальное возвращение главного героя (т.е. меня) домой. И вот сейчас Гриша смотрит на меня и думает, что сон всё-таки не следует долго игнорировать, и что пора бы уже завязывать с кофе, и, конечно, всему виной краска, токсичного запаха которой он надышался с утра, пока спускался с девятого этажа. Должен ли я, понимая весь смысл ситуации, успокоить Гришу и раскрыть ему всю невероятную правду? Конечно, мы все на кого-то похожи, но, простите, когда вы чувак под два метра ростом, умны, не курите и не пьёте, у вас на щеке красуются шрамы, похожие на параллельные прямые, вы в несуразной чёрной куртке лётчика и с очками пилота на лбу, надетыми поверх шапки… И вообще, вы выглядите как лётчик в этом дурацком джинсовом комбинезоне… Во-первых, не спрячешься, а во-вторых, вас узнал Гриша, потому что неделю придумывал ваш внешний вид. С другой стороны, что я ему скажу? Какими словами подтвердить, что наша встреча не злая шутка Гришиных дружков? Я просто есть. В один из дней я просто начал быть похожим на обычного человека. Не было ни громкого хлопка, ни вспышек света. Не было ничего. Пересказать Грише текст его романа слово в слово? Этот трюк могу выполнять не только я. Кстати говоря, Гриша приедет на свою станцию через пять минут. Он уже не смотрит на меня не отрывая глаз, а лишь только недоверчиво косится в мою сторону. Косится одну минуту, вторую, третью. Гриша встаёт и медленно подходит к двери вагона, и я, по всем законам жанра, отражаюсь в её темноте. Я встаю рядом с щуплым бледным пареньком, придумавшим меня. Он трясёт головой, стараясь отмахнуться от назойливой галлюцинации, но я остаюсь стоять по левую руку от него. Доказательства моего существования сомнительны и легковесны. Я говорил в самом начале своего монолога, что люди, спорящие на данную тему, заведомо обречены на провал. Они заведомо ничего друг другу не докажут. По этой причине у Гриши есть один единственный вариант – поверить. Мы выходим на станции, поднимаемся на эскалаторе и идём к выходу. Я останавливаюсь, делая вид, что кого-то жду. Гриша крутится на расстоянии трёх метров от меня, прячет руки в карманы брюк и тяжело выдыхает. Через пару минут он находит в себе смелость и спрашивает, подойдя ко мне: – Закурить есть? Я колеблюсь пару секунд и достаю из кармана красно-белую пачку. Гриша берёт сигарету и, крутя её замёрзшими пальцами, уходит домой разочарованный. Я бросаю пачку в мусорное ведро, попутно отметая воспоминания о своей случайной, дымящей как паровоз двухнедельной любви, понимая, что жизнь состоит из мимолётных решений, и никто никому ничего не должен. Что и требовалось доказать.