«Я сошью себе рубаху
Из крапивного листа…»
«Бродяга»
Ночь накануне отбытья в город, адская морось, табачный дым. И полчаса ещё есть на сборы; дальше, уставившись недвижим на обезличенный подоконник, – я ничего не забыл забрать? – в свете наружности, как покойник; только не хочется умирать, хочется чаю, не торопиться, хочется кутаться в тёплый плед. Что там, на кресле, блеснуло? Спица? Веретена здесь,— по счастью, — нет, чтоб уколоться и спать столетье. Что ж это мысли вокруг да ок… сказок, которые рано детям, песен, которые невдомёк взрослым?! И сам-то я кто отныне – завтрашний мальчик с седым виском, в каждой непрожитой годовщине видящий крошечный Рубикон.
…Семь свитеров – мне хватило лета, пряжи крапивной, огня свечей, чуткости пальцев и веры в этот мир. Умостившийся на плече лямкой, рюкзак невелик, не тяжек; дверь запереть, да шагнуть в росу, горбясь под спудом иной поклажи, — больше я, вправду, не унесу. Дальше – отростком шоссе знакомым, мимо заправки, столбов-гвоздей… явью сквозь сон, доберусь до Дома. Дом – это вовсе не «что», а – «где…».
Стая окружит, нестройным хором гикая, хлопая по плечам. Я протяну им подвядший ворох: «Нате, примерьте. Я обещал».