3. Изгои
Все стареет, ржавеет и рушиться… Давно уже отшелушилась краска со стен в подъезде девятиэтажного дома, где Мирзоев снимал апартаменты для себя и для своих подопечных. Но искусство нетленно, старые нифеля краски ещё пылились на лестничном марше, а нерушимые надписи от подвала и до чердака уже рассказывали проницательному посетителю всю правду о времени и о людях здесь живущих. Покрытые копотью стены пестрели цветными рисунками: маленькие детские зверушки царапались в закрытые двери квартир - они тянулись весёлыми лапками к звонку, чтобы соединить два неизолированных конца проводки вместе: «Осторожно! Электрический ток!», «Напряжение 220», а рядом тремя огромными чёрными буквами было написано что дала государственная власть своему народу: крики и стоны сограждан, мечты их и чаянья. Разбросанная повсюду стремительной рукой художника это была летопись разграбления России.
Дядька у Костяна жил изгоем. Однажды, во время запоя, прогуливая работу, он неосторожно захлопнул дверь в квартиру и в позе эмбриона уснул на лестничной клетке, положив себе под голову дырявый половик. Скоро его обнаружила комендантша - невменяемого и мокрого.
- Это ещё что за запах, - удивилась она, открывая дежурными ключами злополучное помещение, а там - шаром покати: безнадёжно испорченные матрацы и та же вонь… Жёлтые простыни, рваные тряпки… На полу повсюду разбросаны окурки - туалет да и только…
Вечером Мирзоев божился у неё на приёме в девственности своих рабочих, много говорил об их трудолюбии и чистоплотности, но его поставили перед фактом и отказали в замене белья.
- Вы же всё новое и чистое брали!.. Не замызганное и не рваное… Ни одна химчистка теперь уже не поможет… Ущерб получается!
Сырые матрацы выветривались на балконе, когда виновника скандала пинками из общей комнаты переселили в кладовку.
- Памперсы надо носить! - глумились соседи.
В воскресение всенародно в красном уголке общежития администрация решила доесть Витька, уволить его с работы и выселить на улицу, на трёхсотый километр, подалее от цивилизации - прочь из города, но он одел мундир и медаль, и выдержал всю суровую критику в свой адрес.
- За матрацы и за простыни я, конечно, высчитаю у тебя из зарплаты, - угрюмо сказал Мирзоев, и оправдался перед администрацией, - золотые руки у этого человека, за что и держу…
- Но какой же ты пример подаёшь пацану?.. - запричитали строители. Они тыкали злыми пальцами в Костю, махали руками, словно это он, а не его дядька наложил в штаны на лестничном марше.
- Зарежу я вас сегодня ночью, падлы, - ответил им пацан и покинул спектакль.
Галочку о проведённой работе поставили, подписали протоколы собрания и, посочувствовав немного друг другу в беде, успокоились - нашли консенсус, но тонкий запах сортира и поныне благоухает в подъезде… Костю же - вчерашнего рэкетира по просьбе трудящихся забрал к себе на поруки сам Мирзоев.
- Ты его посадил нам на шею, ты его и воспитывай!..
- И то - дело!.. Пущай он потычет ножиком в меня, - согласился хозяин, - озорник!.. - и, поправляя на животе скомканную от пота, рубаху, добавил на миру: - Уже не один такой об меня ножики ломал - я толстокожий и терпеливый, прижму животиной его к стене и буду тиранить по лбу пиявками, покуда фиксы у него на наружу не вывалятся… Бык фанерный!..
Вечером, пережёвывая вставными зубами омлет, Костян оговаривался с Мирзоевым.
- Могучий ты человек, Анатолий Геннадьевич!.. Но и я не лыком шит… Меня ни маманя, ни Серёга Дрын, ни наш участковый инспектор взнуздать не сумели… И тебе не под силу…
- Завтра приедет сюда КамАЗ-барыга, он и займётся твоим перевоспитанием…
- Ну, это мы ещё посмотрим, Геннадьевич, кто из нас кого перевоспитывать будет…
- Вот и увидишь…
- Вот и увижу, - ворчал пацан.